кем ты делишься секретами. Споришь. Смеешься. В присутствии которого испытываешь странное напряжение. И все это привело к тому, что между ними родилось и расцвело что-то новое. Взаимная приязнь и симпатия превратились в нечто темное и первобытное.

«Он никогда не будет твоим, – поспешно предупредил ее голос сердца. – И никогда не будет принадлежать тебе. Никогда не захочет жениться или терпеть любые ограничения своей свободы. Рано или поздно все это кончится, и ты снова останешься одна».

Но все мысли улетучились, когда их губы сомкнулись: его – настойчивые, дразнящие, требовательные, ее – покорно приоткрывшиеся под натиском поцелуя. И это, казалось, потрясло его: она ощутила дрожь его горла и груди. И тогда поцелуй стал еще жарче, крепче, и она глухо застонала под ласками его языка. Вторжение возбуждало ее, и она теснее прижималась к нему, пока дерзкие груди не расплющились о его грудь.

Девлин оторвался от нее, хрипло, прерывисто дыша. Руки стальным кольцом стиснули ее плечи.

– Боже, – пробормотал он в сколотые рыжевато- каштановые волосы, – ты создана для моих объятий… я просто с ума схожу. Такая сладкая… мягкая…

Он снова поцеловал Аманду, жадно, жарко, вбирая в себя, будто изысканный деликатес, которого так долго жаждала его душа, и только вкус и текстура ее губ могли утолить ненасытную потребность. Упоение разлилось во всем ее теле, оцепеневшем, ожидающем толчка, который одним экстатическим взрывом мог бы избавить от невыносимого напряжения.

Его руки скользнули к лифу платья, теребя рубчатый шелк. Прохладная плоть её грудей поднималась над квадратным вырезом, переливаясь через сдерживающие оковы зеленого шелка. Наклонив голову, Джек прижался губами к глубокой ложбинке, покрыл поцелуями нежные полушария. Затвердевшие соски натянули ткань, и он, коснувшись их, стал осторожно пощипывать, перекатывая между пальцами. Аманда в отчаянии застонала, вспомнив их вечер вместе, когда ее обнаженная грудь поблескивала в свете камина, а Джек лизал и тянул губами острые бугорки. Она снова хотела прежней близости, и невозможность этого едва не доводила ее до безумия.

Девлин, будто прочитав мысли Аманды, накрыл рукой ее грудь и сжал. Но не облегчил тянущей боли.

– Аманда, – хрипло сказал он, – я сегодня сам отвезу тебя домой.

Чувственный туман заволакивал ее мозг.

– Ты уже предложил мне свой экипаж, – напомнила она.

– Ты знаешь, о чем я прошу.

Да, разумеется, знала. Он хотел поехать к ней домой, подняться в спальню и овладеть на постели, в которой, кроме Аманды, никто не спал.

Прислонившись лбом к его твердой груди, Аманда нерешительно кивнула, сознавая риск того, на что собирается пойти, и возможные последствия. И все же была готова принять все в обмен на незамутненную радость свидания с ним наедине.

Единственная ночь… сто ночей… она примет все, что подарит судьба.

– Да, – выговорила она в мягкое влажное полотно его сорочки, восхитительно пахнувшее крахмалом, одеколоном и рождественской зеленью. – Да, поедем ко мне.

Остаток вечера прошел как во сне. Казалось, веселившиеся от души гости никогда не разъедутся. Но всему наступает конец. Сонных детей погрузили в экипажи, родители, раскрасневшиеся от вина и забав, уселись, рядом. Парочки перешептывались в холле, обмениваясь обещаниями и клятвами, а также поспешными поцелуями под веткой омелы над дверью.

Последний час Аманда почти не видела Девлина, провожавшего гостей, прощавшегося и выслушивавшего добрые пожелания. Она невольно улыбнулась, сообразив, чем он занимается: ловко выпроваживает за дверь задержавшихся приятелей и поскорее ведет к каретам. Он явно старался отделаться от всех и остаться с ней наедине. Судя по его настороженным взглядам в ее сторону, он опасался, что она передумает и пойдет на попятный.

Но она верила, что в эту волшебную ночь никто и ничто не встанет между ними. Она еще никогда не чувствовала себя столь беззащитной, готовой на все и исполненной ожиданий. И поэтому, постаравшись набраться терпения, хоть это оказалось нелегко, уселась в маленьком, голубом с золотом салоне перед мраморным камином и мечтательно уставилась в желтое сияние пламени. Когда дом опустел, если не считать слуг, занятых уборкой, и музыкантов, складывавших инструменты, Девлин подошел к ней.

– Джек, – тихо выговорила она, как только он присел перед ней на корточки и взял за руку.

Пламя освещало гордый профиль, заливая черты лица ослепительным светом.

– Вам пора домрй, – выговорил он, глядя на нее без обычной веселой уверенности и тени улыбки. Взгляд его был пристальным и вопрошающим, словно он пытался проникнуть в самые тайные ее мысли. – Хотите вернуться одна, или мне проводить вас?

Кончик затянутого в перчатку пальца коснулся его щеки в том месте, где щетина уже успела пробиться, и отблески превратили ее в крошечные золотые песчинки. Ни у кого не было губ прекраснее, столь четко очерченных: верхняя поуже, нижняя – мягче, полнее, обещавшая восторги плоти.

– Едем со мной, – сказала она.

В экипаже было темно и холодно. Аманда поспешно поставила ступни на ножную грелку. Девлин уселся рядом. Длинные ноги заняли большую часть пространства под сиденьем. Он засмеялся, увидев, как жадно она впитывает тепло, идущее от фарфорового ящичка, заполненного горящими угольями.

Лакей захлопнул дверцу, и Девлин, немедленно обняв Аманду за плечи, прошептал:

– Я могу согреть тебя.

Лошади тронулись. Карета покатилась по неровной мостовой, слегка покачиваясь при каждом толчке. Аманда не успела оглянуться, как очутилась на коленях своего спутника.

– Джек! – воскликнула она, но он, словно не слыша, сбросил с нее шаль и провел рукой по спине. Взгляд его был устремлен на слабо мерцающие белоснежные груди. Другая рука мгновенно нашла под юбками тонкую щиколотку.

– Джек! – снова ахнула она, упершись в его грудь, но он молча потянул ее на себя и припал губами к шее.

– Что? – пробормотал он, лаская ее губами.

– Только не в карете, умоляю.

– Почему нет?

– Потому что это…

Кончик языка коснулся впадинки на шее, и она едва не застонала.

– Вульгарно. Грубо.

– И возбуждает, – добавил он. – Ты когда-нибудь мечтала заниматься любовью в экипаже?

Аманда откинула голову и в изумлении воззрилась на него, стараясь разглядеть выражение лица в полумраке.

– Разумеется, нет! Даже представить не в силах, как можно это осуществить!

Но, заметив, как блеснули его зубы, она немедленно пожалела о своих словах.

– Нет-нет, только не объясняй!

– Лучше я покажу, – усмехнулся он и, шепча невообразимые, интимные, вгоняющие в краску слова, принялся расстегивать ей платье. Судя по тому, как быстро ослабло натяжение ткани, он времени не терял.

Согласившись отдаться ему сегодня, она представляла романтическую сцену в спальне. Отнюдь не в его экипаже.

Он похищал поцелуй за поцелуем с ее полуоткрытого рта, водил влажными губами по шее.

– Не нужно, – умоляла она. – Мы почти приехали… лакей узнает… остановись!

Джек притянул ее к себе, глядя в серые глаза, всегда светившиеся умом и вызовом. Теперь же их глубины сверкали расплавленным серебром. В них таились уязвимость и желание.

Возбуждение заставило его сердце забиться сильнее. Чресла бешено пульсировали, мужская плоть взбунтовалась. Он хотел вонзиться в нее, стиснуть, кусать и лизать каждый дюйм обнаженной кожи.

Он вновь припал к ее губам, жадно впитывая восхитительный вкус, лаская ее язык своим. Она с готовностью отвечала, позволив целовать себя именно так, как хотел он, выгибаясь всем телом. К этому времени платье уже было расстегнуто до талии. Его рука продолжала шарить по спине, пока не столкнулась с краем корсета. Джек стал нетерпеливо дергать за шнурки, они разошлись и этот предмет туалета не обвис. Теперь Аманда могла дышать свободнее, избавившись от плена накрахмаленной ткани с твердыми косточками.

Джек стянул платье с се плеч и расстегнул крючки корсета. Полушария ее грудей вырвались на волю, прикрытые только смятым батистом сорочки. Джек не помня себя усадил Аманду повыше, нашел изюминку соска, поймал губами и слегка прикусил сквозь материю. Сладостная вершинка мгновенно затвердела, и каждое обжигающее прикосновение языка исторгало новый стон из горла Аманды. Он дернул за сорочку, ощутил, как тонкая ткань треснула, но продолжал тянуть, пока не обнажил груди, и со стоном зарылся губами в ложбинку, взвешивая на ладонях пьянящую тяжесть.

– Джек, – едва выговорила она, теряя способность мыслить здраво. – О, Джек…

Его алчный рот снова отыскал ее сосок. Язык обвел шелковистую верхушку и замер на границе, там, где начиналась светлая кожа груди. Ее аромат возбудил в нем желание столь бешеное и примитивное, что мир сузился до темного тесного пространства экипажа. Стремясь скорее поставить свое тавро на добыче, он сунул руки под шелковые юбки, раздвинул ноги Аманды так, что она устроилась на нем верхом.

Как он и ожидал, она не осталась равнодушной, осыпая его горячими поцелуями, гладя по груди и животу. Но его одежда и галстук мешали ей, скрывая то, к чему она стремилась, и Аманда, глухо, обреченно застонав, отстранилась.

–  Помоги мне, – попросила она дрожащим голосом, принимаясь возиться с поясом его брюк. – Я хочу дотронуться до тебя.

– Не сейчас.

Его ладони скользнули по ее панталонам, нашли изгиб ягодиц.

– Если ты коснешься меня сейчас, я не смогу с собой совладать.

– Мне все