Виктор был не особенно религиозен. Его представления о загробной жизни сводились к одному большому вопросительному знаку. Но при этом он верил, что дорогие и любимые люди, уйдя из жизни, продолжают наблюдать за живыми и помогать им, и еще верил, что места могут хранить память о тех событиях, которые там когда-то произошли. В харчевню «Бибулюс» на улице Толозе когда-то захаживала Таша. Потому она была дорога его сердцу. Заходя туда, он с наслаждением вдыхал запах пива и табака. Кофеварка, газовые фонари, коридор, заканчивающийся бильярдной, — всего этого не было в то время, когда Таша встречалась со своими друзьями-художниками в мастерской под названием «Телемская капелла», однако старая обстановка навсегда осталась у него в памяти.

Фирмен, краснощекий трактирщик, с гордостью показал фотографию своих наследников и, поправив очки, стал расхваливать четырехлетнего Рюпера и Серве, которому было два с половиной. Усевшись друг напротив друга на плетеных стульях, Виктор и Жозеф не признавались себе в тоске по былым временам, когда зал был заставлен простыми трехногими столами и бочками вместо стульев. Жозеф рассказал о своей экспедиции и тут же зачитал статью из «Пасс-парту».

— Любопытное, что вы просмотрели эту газету именно сегодня утром!

— Да, в самом деле. Вы ведь могли выкинуть ее, ничего не подозревая. Но вот видите красный карандаш? Это означает, что заметка уже привлекла мое внимание. Я отложил газету в сторону, а мама… Ну не будем больше об этом. Не могу же я повесить замок на дверь! Она бы мне этого не простила. Как бы то ни было, я бы…

Внезапно Жозеф, сам тому удивившись, стал довольно громко и фальшиво насвистывать мелодию, услышанную в доме на улице Корвизар, чувствуя, как у него на затылке волосы встают дыбом. Виктор наблюдал за ним, нервно постукивая по столу.

— Жозеф, вы не обидитесь, если я проявлю нетерпение?

— Что? Да нет, я привык! Есть связь между тем, что напечатано здесь, и Аделаидой Лезюер, это очевидно! Как она порезалась? Когда чистила карпа, принесенного бродягой! Где, по его словам, он его выловил? В водоеме, полном дохлой рыбы, в двух шагах от барака, где валяются руки, ноги, перебинтованные кошки и собаки и иссушенный баран.

— Прочтите концовку еще раз.

— Кто подписал репортаж?

— Вирус, точнее Антонен Клюзель собственной персоной.

— Он предоставил нам слишком мало сведений. Одно из двух — либо окончание было напечатано в следующем номере, либо Клюзель решил придержать информацию. Единственный способ узнать правду — это встретиться с ним. Я предлагаю сделать это завтра. У меня мало надежды застать его в офисе в воскресенье, и потом, я хочу посвятить день Таша.

— Отличная идея. Если симптомы у этого грузчика окажутся такими же, как у Аделаиды Лезюер — отек руки, высокая температура — мы будем уверены, что эти случаи связаны между собой… Мумии, вы отдаете себе отчет? Мумии в Париже!

— Мумии… Вы уверены, что вас не обмануло воображение? Останки животных — вы ведь говорили об овцах? — которые вы видели в отблеске свечи, могли быть принесены с подпольной скотобойни.

— Странное место для скотобойни! Полагаю, еще одна вечерняя прогулка могла бы вас разубедить. Вам имеет смысл отправиться со мной, чтобы воочию убедиться, что это не галлюцинации.

— Хорошо. Хотя день обещает быть нелегким.

Виктор поднялся. Он чувствовал себя уставшим.

— Постойте! Я вам не показал еще вот это! Я нашел ее в том месте, которое вы называете подпольной скотобойней.

Виктор покрутил в руке пуговицу.

— «Колониальный пехотный полк», — разобрал он.

— Ну! Кого вам это напоминает?

— Альфонса Баллю? — предположил Виктор.

— Кого же еще? Он ведь пропал, да? К тому же мама рассказывала, что двое военных приходили к Мишлен Баллю, чтобы допросить ее. И вот, я сказал себе, старина Жожо, придумай план, чтобы удостовериться в этом, и я его придумал, этот план. Я возьму у мадам Баллю сменную форму ее кузена, найдя предлог. Я знаю, она у нее, мадам ведь всегда кричит, что гладит вещи своего дорогого Альфонса. Затем отнесу ее к нему домой, на улицу Виоле 376, и потребую у хозяйки поменять ее на вторую форму, а если на ней не хватает пуговицы…

— Но если она сейчас на нем?

— По крайней мере мы узнаем, правда ли, что он удрал! Мне хочется хоть какой-то ясности после всех этих туманных догадок.

Виктор вздохнул, не выдержав натиска шурина. Тот даже проводил его на улицу Фонтен, чтобы справиться о здоровье Таша. После гоголя-моголя и материнских забот Эфросиньи ей стало гораздо лучше, и она отменила вызов доктора Рейно. Когда Виктор предложил прогуляться по Жуанвилю, она с радостью согласилась. Помирившись с матерью, Жозеф ушел, бурча себе под нос, что его одного занимает это расследование.

Виктор же уединился в лаборатории. В полудреме он закрыл глаза. Перед ним мелькали карусели, речные трамвайчики, игроки в карты. Потом он увидел площадь Опера, по ней шла женщина… потом его внутреннему взору предстал берег моря… волны разбивались о скалы… Показ в театре Робер-Гуден впечатлил его больше, чем киносеанс братьев Люмьер. Одни картинки сменялись другими… Он предчувствовал, что Жорж Мельес со своими помощниками создадут фантасмагории, которые превзойдут самые смелые мечты, и больше всего на свете ему хотелось в этом поучаствовать.