консьержка. Правда, вид у нее был отнюдь не благодушный.
— Это вы во всем виноваты! — напустилась она на Виктора. — Это из-за вас они встретились!
— Добро пожаловать, мадам Баллю! Простите, кто «они»?
— Старьевщица, приманившая моего кузена старинными военными медалями! И не говорите мне, что вы не знаете Александрину Пийот, эту базарную бабу с рыжими патлами!
Мсье Мандоль ехидно ухмыльнулся. Виктор отошел к камину и сделал вид, будто смахивает пылинку с бюста Мольера.
— Это уже слишком! — гремела Мишлен Баллю. — Альфонс рассказал мне, как однажды, когда он бродил по аукционному залу, вы познакомили его с этой Пийот! Она просекла, что за военные побрякушки он отдаст все что угодно, и впарила ему медали, заявив, что они якобы принадлежали зятю президента Жюля Греви,[43] который продал их из-под полы, чтобы выплатить долги!
— Этот скандальный случай давно в прошлом, — заметил мсье Мандоль.
— А ваш кузен давно уже вышел из детского возраста и волен тратить деньги по своему усмотрению, — возразил Виктор.
— Держу пари, эти медали фальшивые! А ваша Пийот хочет заполучить моего Альфонса!
— Я не имею никакого отношения к похождениям мсье Баллю. С чего вы взяли, что между ним и старьевщицей что-то есть?
— С чего я взяла?! Да с того, что, во-первых, Александрина Пийот позавчера выманила Альфонса из дома, и он не вернулся ночевать в свой пансион. И потом… интуиция меня никогда еще не подводила!
Виктор раздраженно закатил глаза, думая о том, как избавиться от крикливой консьержки, и не заметил, что спасение было рядом: мимо него в заднюю комнату тихонько пробрался Кэндзи. В шкафу, где он хранил экзотические вещицы, привезенные в качестве сувениров, между татуировочной иглой и флягой из тыквы с геометрическим рисунком лежал продолговатый предмет, упакованный в папиросную бумагу. Кэндзи развернул его и увидел бледно-голубой шейный платок, к которому булавкой была приколота записка: «Пусть он согреет тебя, любимый». Подписи не было, но он узнал почерк Джины и, взволнованный, уткнулся лицом в платок, вдыхая аромат знакомых духов любимой женщины.
— О, я не намерена соперничать с Генриеттой Кудон, якобы заручившейся поддержкой архангела Гавриила и предсказавшей торнадо! Но когда речь идет о мужчинах, в чутье мне не откажешь! Когда мой покойный супруг Онезим собрался завести интрижку со служаночкой с третьего этажа, я два дня не выпускала его из дома! — похвастала мадам Баллю.
— Скажите, чего вы хотите от меня? — устало взмолился Виктор. — Чтобы я взял вашего кузена под стражу?
— Зачем? А вот если бы вы сходили на улицу Друо и что-нибудь о нем разузнали… Вы ведь наверняка покупаете книги у этой старьевщицы…
— Мсье Легри, вы так и не ответили на мой вопрос о монографиях, — вмешался мсье Мандоль. — Я полагаю, труды Шевреля должны пользоваться популярностью. А раз так, вы обязаны иметь их в вашей лавке!
— Что ж, раз теперь у меня есть две причины, чтобы отправиться к мадам Пийот, я загляну в аукционный зал прямо сегодня, — пообещал Виктор.
Когда посетители наконец удалились, Кэндзи, в новом шейном платке, отважился покинуть свое убежище.
— Почему бы вам не отправиться туда уже сейчас? Мели тем временем приготовит нам телячьи мозги под соусом. Если не ошибаюсь, вы без ума от этого блюда.
— Но у нас есть другие дела…
— Жизнь слишком коротка, но не стоит становиться рабом времени, — заявил Кэндзи, указывая Виктору на дверь.
У торгового павильона сновали обивщики мебели, одна за другой подъезжали подводы с товарами, которые сразу несли к оценщику.
Виктор терпеть не мог суету и тесноту Кур-де-Массакра. Он вошел в зал, который остряки окрестили Свалкой, надеясь найти Александрину Пийот, или, как ее здесь звали, Тетушку, в этом чистилище, предназначенном для распродаж вещей умерших или разорившихся парижан. Траченные молью ковры, портняжьи манекены, зеркала и посуда из поддельного мельхиора… Около двадцати торговцев, вытянув шеи, ходили вдоль узкой комнаты, рассматривая предложенный товар, но среди них не было ни одной женщины.
Виктор решил подняться на второй этаж и заглянул в зал 13, где продавали часы, фаянс, гравюры, драгоценности и хрусталь. Тут было много экспертов и библиофилов, господ почтенного возраста в рединготах и цилиндрах, в очках и с орденскими ленточками. Виктор узнал среди них некоторых клиентов книжной лавки «Эльзевир», членов научных обществ и академиков. Они уже направлялись к выходу из зала, а значит, торги только что закончились.
«Что ж, если тетушка не здесь, я догадываюсь, где она может быть», — подумал Виктор, которого забавляла мысль о том, что Альфонс ухлестывает за женщиной, которая старше его на пятнадцать лет.
Он поднялся вверх по улице Шоша к знакомому бистро. Пятеро перекупщиков, среди которых была женщина с огненными волосами, пили пиво. До официального начала торгов они договаривались купить несколько лотов, а во время аукциона постоянно поднимали ставки, чтобы товар не ушел к другим покупателям. Участники отказывались от лота из-за слишком высокой стоимости, и он доставался одному из заговорщиков, а тот уступал соучастником кое-что из своей добычи. Вот и сейчас какой-то тощий суетливый субъект пытался оторвать от пола два бронзовых светильника.
— Фальшивая бронза, двенадцать франков. Кто даст больше? Я, Жозефин Гро, предлагаю четырнадцать. Мсье Алибер — шестнадцать, мадам Пийот — семнадцать, я даю восемнадцать с половиной, раз, два… — Он стукнул по столу вилкой. — Продано Жозефину Гро.
— Мсье Легри! Идите же к нам! — воскликнула Александрина Пийот, завидев Виктора. — Я расскажу вам последние сплетни. Мсье книготорговец, — объяснила она собравшимся. — Угадайте, что нашел кюре в томике Корнеля, который только что купил за кусок хлеба? Облигацию, которая позволила одному из его молодых прихожан избавиться от долгов отца.
— Этот священник наверняка попадет в рай, — заметил Виктор.
— А я как-то раз обнаружил стофранковую купюру в учебнике светских манер, — прошептал старик с моноклем.
— Александрина, у вас случайно нет текстов Шевреля? — спросил Виктор.
— Того, который дожил до ста лет? Возможно. Надо вернуться в свою нору и поискать. У меня там столько книг…
Тетушка была дородной женщиной лет пятидесяти с такими густыми пышными волосами, что когда она затягивала их в пучок, казалось, будто у нее к голове пришпилен небольшой мячик. Зимой и летом она носила черную вязаную шаль. Обладая коммерческой жилкой, она умела выгодно сбыть любой товар, но при этом не жадничала и жила очень скромно, в небольшой квартирке неподалеку от Кур де Роан.[44] Нора, о которой упомянула мадам Пийот, представляла собой старый сарай, который она приспособила под склад и вот уже лет тридцать держала там книги и безделушки, придерживаясь принципа, что на всяк товар рано или поздно найдется покупатель. Она ни на чем конкретном не специализировалась и продавала все подряд: подсвечники, украшенные эмалью, монеты, медали, — одним словом все, что могло привлечь хоть какого-нибудь простофилю.
Обычно сделка происходила примерно так:
— Сколько стоят эти часы, Тетушка?
— Они принадлежали Наполеону III. Полюбуйтесь на циферблат, какая красивая чеканка! Эти часы были на императоре во время его пребывания в городе Седане. Для вас — сто пятьдесят франков, почти даром.
— Да вы что?!
— Не нравится? Очень жаль…
Жертва сопротивлялась, умоляла, колебалась, но в конце концов платила сто франков за
