действительно великолепно. Вон там, совсем рядом, у реки, показалась фигура с голубым нимбом над головой… Это Луиза, и она идет ему навстречу.
Человек бросил неподвижное тело Бренголо на опавшие листья, насвистывая, наклонился и прижал два пальца к сонной артерии. Никаких признаков жизни. Этот пронырливый оборванец никому больше не доставит проблем.
Глава шестая
Мишлен Баллю решительно взялась за дверной молоток семейного пансиона, где жил Альфонс: они с кузеном больше не пойдут на прогулку ни в промышленный район, ни на кладбище, ни тем более в музей. Зато она охотно согласится пройтись вдоль витрин «Самаритена»,[31] где среди новинок осенне-зимнего сезона приглядела себе чудесное платье из мохера песочного оттенка и без пышных рукавов — в модном стиле а-ля рюс.
В дверях появилась Катрин, при виде мадам Баллю любезная улыбка на лице служанки сменилась выражением крайней досады. «Опять пришла эта зануда», — думала Катрин, провожая посетительницу к кабинету хозяйки.
Мадам Арманда Симоне гадала на картах. Ее преследовал бубновый король, и она подозревала, что это учитель Фендорж.
— Здравствуйте, мадам, я пришла к Альфонсу.
Мадам Симоне ответила легким кивком.
— К сожалению, мсье Баллю не появлялся тут со вчерашнего дня. Мне хорошо известно, что он ведет беспутную жизнь, но до сих пор в таких случаях он меня предупреждал. Впрочем, я о нем не беспокоюсь, он наверняка у некоей Люси Гремий, парикмахерши с улицы Антрепренер.
Мишлен Баллю от возмущения чуть не выронила сумочку.
— Это переходит все границы! Мы с мсье Баллю должны были вчера ехать в Руан, я откладывала деньги на это путешествие с самого Рождества! Билет третьего класса, к вашему сведению, стоит целых двенадцать франков! Но кузен позвонил мне в книжную лавку «Эльзевир» и сказал, что все отменяется. Я расстроилась, но он обещал мне взамен прогулку по Парижу. Я пришла, а его нет!
— В котором часу он звонил?
— Было почти десять, я уже готова была отправиться на вокзал Сен-Лазар. Мы бы вернулись только после полуночи, но зато какое бы получили удовольствие…
— За ним пришла женщина.
— Какая? Парикмахерша? Ну, он у меня получит!
— Нет, та, что приходила вчера, мне не знакома. Но мсье Баллю вел себя с ней как со старинной приятельницей.
— Опишите ее! — потребовала консьержка.
Арманда Симоне не привыкла, чтобы с ней разговаривали в таком тоне. Она нарочно выдержала долгую паузу, поправила кочергой поленья в камине и только потом соизволила ответить:
— Среднего роста, волосы наверняка крашеные, терпеть не могу этот вульгарный золотисто- каштановый цвет! Совершенно заурядное лицо.
— Ее имя?
— Что-то вроде Пийош… Черт! Не могу вспомнить… Амандина, Альбертина… Судя по всему, она занимается торговлей, мне сказали об этом мадам и мсье Дюссо, они видели мсье Баллю и его спутницу, когда выходили из дома. Надо думать, товар у этой торговки привлекательнее, чем ее внешность. Никогда бы не поверила, что такой видный мужчина, как мсье Баллю, мог ею увлечься. Хотя, если поразмыслить, парикмахерша, у которой он торчит по воскресеньям… Кстати, вы не задумывались, почему он перенес ваши прогулки на будние дни?.. Так вот, эта Люси тоже довольно вульгарна…
— Альбертина Пийош… Или может, Александрина Пийот? — воскликнула Мишлен Баллю.
— Да, кажется, так. Значит, вы ее знаете?
Но вопрос мадам Симоне повис в воздухе — Мишлен Баллю выбежала вон, мысленно проклиная Виктора Легри. Ведь именно он познакомил ее дорогого кузена с этой отвратительной торговкой!
— Если Альфонс с ней крутит, я ему устрою, этому мсье Легри! — проворчала консьержка.
Морис Ломье трижды прошелся по двору, собираясь с духом, и уже занес руку, чтобы постучать, но передумал. После того как в 1894 году Виктор Легри оказал ему серьезную услугу, их отношения были вполне сносными, но Ломье не мог забыть Виктору, что тот когда-то отнял у него прекрасную Таша.
«Он чертовски ловко проводит свои расследования и самоотверженно искал в свое время Лулу,[32] но при этом слишком самодоволен. Фотограф-дилетант, который строит из себя мастера! И все же он, наверное, единственный, кто согласится одолжить мне денег. Так что долой сомнения!» — решился Ломье и постучал.
Вышла Таша, одетая по-домашнему просто: в легкую длинную блузу, из-под которой виднелась нижняя юбка, с распущенными волосами — и Ломье отметил про себя, что в такой одежде она еще краше.
— Морис! Какой сюрприз! Вы к Виктору? Он бреется, сейчас я его позову… — Она хотела направиться в ванную, но художник сжал ее локоть.
— Минутку, ласточка, позволь мне побыть хоть минутку с тобой наедине. Ты хорошеешь с каждым днем!
— Дорогой! — крикнула Таша, мягко высвобождаясь. — К тебе пришли!
Морис Ломье разочарованно вздохнул. Услышав громкое мяуканье, опустил взгляд и увидел, что о его черные брюки трется кошка.
— Чудесно, теперь я буду весь в шерсти! — пробормотал он, и в этот момент к нему вышел Виктор.
— Ломье! Какими судьбами? Вы уже завтракали? Хотите кофе?
Они прошли на кухню, где Таша уже готовила для них кофе.
— Как поживает Мими? — вежливо поинтересовался Виктор.
— Она передает вам привет. Если позволите, я стащу у вас для нее один круассан. Мими редко ест досыта, бедняжка.
— Что вы говорите?! — воскликнула Таша.
— Чистую правду, моя красавица! Простите за фамильярность, Легри. Вы, должно быть, уже забыли, что удел живописцев — пустой кошелек.
— Но вы, кажется, не так давно были на пути к успеху. Помните, вы показывали мне наброски к портрету Жоржа Оне?[33] — возразила Таша.
Морис Ломье и Виктор искоса поглядывали друг на друга. Виктор вертел сигарету между пальцами.
— Вы в затруднительном положении, Ломье? Двадцати франков достаточно?
Тот поначалу отказался, но когда Виктор протянул деньги, живо спрятал их в карман.
— Увы, пристрастия меняются так быстро. Мой стиль письма наскучил господам литераторам и светской публике. Они считают его слишком академичным… И вот, извольте, я снова не у дел. — Ломье стряхнул крошки с рукава и поднялся. — Благодарю вас, верну как только смогу. О, кстати! — Он достал из кармана и вставил между кофейником и чашкой два приглашения. — Вы непременно должны посетить эту выставку. Ваш покорный слуга тоже внес свой скромный вклад. Там будет представлена акварель, масло, скульптура, в том числе работы Родена. Открытие послезавтра, в кафе «Прокоп», в семь вечера.
Таша пробежала глазами приглашение, в котором было перечислено несколько имен. Опять он!
— До скорого! У меня назначена встреча с приятелем на площади Сен-Сюльпис, — бросил Морис
