(современный Куня-Ургенч), Рамгулям без труда нашел земляков-индийцев и был с радостью встречен ими, так как привез известия из дома и выполнил ряд торговых поручений друзей.

До отправления каравана на север, к булгарам и в страну Вису, еще оставалось время. Рамгулям выгодно продал привезенные из Синда шелк и пряности и, по совету земляков, приобрел множество серебряных блюд и сосудов, а также изделий из железа: топоров, ножей, стальных клинков — и все это для обмена на меха.

Бывалые люди рассказывали ему, что там, куда он собрался, деньги не нужны. Там меняют товар на товар. Владельцы мехов раскладывают свой товар, а купцы предлагают им привезенный и в обмен получают меха по тому курсу, который у них на данный день существует. Этот торг очень выгоден для приезжих.

(Описание подобных торгов в стране северных охотников сохранилось в новгородской «Повести временных лет» за 1096 год. Такие торги бытовали там и спустя сто лет после описываемых событий.)

Оставим теперь ненадолго Рамгуляма в Гургендже, погруженного в мирные заботы. И порассуждаем о том пути, который ему еще предстоял и который прошел Ибн Фадлан.

Этот путь — из Хорезма в Булгарское царство — не был ответвлением «Шелкового пути». Скорее его следовало бы назвать «Великим пушным путем». Он был проложен через Мангышлак и Устюрт хорезмийскими купцами не позже VIII века. Тогда и несколько веков спустя на Ближнем Востоке, в Китае и Индии большим спросом пользовались меха соболей, горностаев, куниц, белок, лис. Это был царский товар. Он шел на отделку царской одежды, головных уборов больших и малых владык Востока. В Китае мех носили только «Сын Неба» — император и аристократы. Много мехов поставлялось и воинам: среди них долго держался древний обычай украшать головные уборы и одежду хвостами и шкурами куниц, соболя, горностая.

Не может быть назван этот путь «шелковым» еще и потому, что владельцев пушнины совершенно не интересовал шелк. Особенно большим спросом пользовались серебряные блюда, потому как в глазах обитателей северных лесов, поставщиков пушнины, они ассоциировались с Солнцем — Духом-Хозяином — Мир Суснэ-Хумом (по-мансийски) и олицетворяли его. Блюда эти приобретали для шаманских действий.

Торговля северной пушниной была прочно и надолго освоена Хорезмом. Об этом говорят, в частности, находки в стране Вису серебряной посуды, среди которой преобладают серебряные блюда из Хорезма IX-X веков.

Караван вышел в конце марта. Это время караванбаши выбрали не случайно. Впереди простиралась безводная и каменистая пустыня — плато Устюрт. В летние дни пройти через Устюрт, не пополняя запасов воды, было практически невозможно. Мне довелось ощутить всю безжалостную силу этой каменистой пустыни летом 1991 года, когда от жажды погибло очень много молодых сайгаков. Несчастные животные, мучимые зноем и жаждой, добирались до спасительной тени степных мавзолеев — мазаров, но, не найдя вокруг ни капли влаги, погибали.

Потому-то и шли караваны через Устюрт весной, когда нередки обильные дожди, а пересыхающие летом саи и наскальные выбоины наполнены талыми водами.

Караван собрался большой. Его охраняли нанятые для этой цели хорезмийские воины. На содержание охраны не скупились: кочевники издревле пользовались возможностью пограбить богатые караваны, проходившие через их владения. Особенно, если не было надежной охраны.

Итак, караван вышел из Гургенджа в конце марта и через четыре перехода достиг крепости Пульжа у подъема на плато Устюрт. Наверняка Рамгулям сделал эту пометку в дневнике, который вел во всех своих путешествиях. К сожалению, его записи не сохранились. И потому обратимся к Ибн Фадлану. Секретаря посла поразили увиденные им на Устюрте огромные стада овец, которыми владели жившие здесь огузы. Они широко освоили богатые пастбища этого плато. Там же, на Устюрте, находились их «ставки» — так Ибн Фадлан называет огузские города. В одном из таких городов жил начальник войска огузов Этрек, который «владел большими богатствами… …У него челядь, свита и большие дома».

Ибн Фадлану, привыкшему к великолепию Багдада и других городов Ближнего Востока, и в голову не могло прийти именовать городами небольшие укрепленные поселения огузов, устроенные на неприступных мысовых выступах плато Устюрт. Но тем не менее, по своей структуре это были типичные восточные города. Они возводились по единой традиции. Административный центр города — «арк», оно же огороженное стеной жилище правителя, располагался на отдельно стоящей возвышенности. К арку примыкал «шахристан», отделенный от него рвом. Шахристан также был обнесен стеной, под защитой которой размещалось несколько десятков каменных жилищ — основная часть города. Ремесленное поселение — «рабад» — было вынесено за пределы городской стены. Здесь изготовляли керамику, выплавляли железо и медь, занимались другими ремеслами.

«Ставки» — города находились рядом с источниками воды, главным богатством в этом засушливом крае. Они же держали под контролем караванный путь через Устюрт.

До поры до времени свидетельство Ибн Фадлана об огузских «ставках» оставалось неподтвержденным. Никто из археологов в глаза их не видел. Однако в конце 80-х годов Волго-Уральской экспедиции Института археологии АН СССР удалось открыть несколько таких памятников. Они расположены вдоль западных чинков (обрывов) Устюрта.

Одним из первых открытых недавно огузских городов было городище у поселка Старое Бейнеу в Мангышлакской области Казахстана. Оно было обнаружено летчиком Александром Кильбером во время полета по маршруту город Шевченко (теперь Актау) — поселок Бейнеу. Городище занимало обширный мысовый выступ плато, ограниченный с трех сторон широкими оврагами. С напольной стороны оно было перегорожено каменной стеной, почти не сохранившейся. Рабад у этого города, название которого, как и