опуская с предельной нежностью на землю. Она лежала, дрожащая, беспомощная, глядя на него сквозь меняющуюся тьму, когда он без слов опустился на колени с ней рядом, ладонями скользнув ей за спину, чтобы найти пуговицы платья. Он расстегнул одну, затем другую, затем третью быстро, умело, со сдерживаемой страстью, от которой ее сердце трепетало в груди. Даже если бы захотела запротестовать, она бы не смогла. Она была не в состоянии произнести ни звука, не в состоянии пошевелиться, чтобы помочь или помешать ему. Кровь кипела в ней, руки и ноги дрожали, а яростное желание, нарастающее внутри ее, было сродни тому дикому голоду, который она читала на его лице.

Что бы он ни намеревался сделать с ней, как бы он это ни делал, она хотела этого. Хотела его. Она чувствовала, что может умереть от желания.

Он расстегнул платье и стянул вниз до талии, не дав себе труд вначале высвободить руки из рукавов. Расстегнутый лиф привязывал ее руки к бокам, увеличивая ощущение беспомощности, которое одновременно пугало и возбуждало ее.

Под платьем на ней была только рубашка. Простая тонкая вещица представляла собой не более чем дразнящий полупрозрачный покров, скрывающий наготу груди. Когда ее соски натянули белую ткань, Джосс тихо зарычал. Затем пальцами, внезапно сделавшимися нетвердыми и чуть дрожащими, сдернул рубашку вниз, под грудь, обнажая ее белые атласные полушария.

Долгое мгновение он смотрел не шевелясь. Движущийся лунный свет у него за спиной очерчивал его темный силуэт, не позволяя ей увидеть выражение его лица. Когда он смотрел на нее, она почувствовала, как набухла и напряглась ее грудь, вызывая какое-то томление внутри, которое было одновременно наслаждением и болью. Внезапная пульсация в паху вырвала у нее тихий бессвязный стон. Старым как мир инстинктивным женским движением она выгнула спину, предлагая ему свою грудь. Он резко и прерывисто втянул воздух. Затем настолько быстро, что это напугало ее, он оказался на ней сверху, лег, своим весом вдавливая ее в мягкий ковер земли, веток и опавших листьев. Ей под спину попал камешек, и она пошевелила бедрами, чтобы сдвинуться с него.

Это движение, казалось, воспламенило его. Его руки обхватили ее за спину, с силой прижимая к себе. Рот завладел ее ртом, и он поцеловал ее с безумной жаждой, которая вырвала у нее тихий возбужденный вскрик. Жесткие волоски его груди потерлись о ее груди. Они загорелись, и она неистово задрожала. Должно быть, он почувствовал ее отклик, потому что все его мышцы затвердели. На мгновение он застыл, затем обеими руками потянулся к ее юбке и тянул ее вверх до тех пор, пока она не скомкалась вокруг талии. Она осталась обнаженной ниже пояса, между тем как он лег на нее сверху, все еще одетый в грубые черные бриджи. Лайла даже не успела как следует почувствовать его на себе, как он уже втискивал бедро между ее ног, в то же время расстегивая пуговицы на бриджах. Не успела она понять, что происходит, как он уже проталкивался в нее. Она тихо протестующе забормотала, замотав головой из стороны в сторону, извиваясь в попытке избежать этого неожиданного неудобства. Но со связанными лифом руками и широко раздвинутыми его бедрами ногами избавление было невозможно. Он толкнулся в нее, причиняя боль. Когда она вскрикнула, он вонзился снова, разрывая барьер, погружаясь глубоко внутрь.

Боль была пугающей, ножевой по своей силе. Лайла закричала, но он поглотил этот крик своим ртом. Затем он снова конвульсивно задвигался, растягивая ее, наполняя ее. Сквозь боль она ощущала его, огромного, горячего, двигающегося внутри ее, и разом она забыла о боли, забыла обо всем, помимо невероятного, неизведанного наслаждения, которое сметало все перед собой.

Он вонзился снова, так глубоко на этот раз, что она боялась разорваться надвое. Лайла ахнула, дернувшись ему навстречу в страстном инстинктивном отклике. Чудесное напряжение внутри ее взорвалось, рассыпавшись на мерцающий вихрь форм, тканей и цветов. Лайла вскрикнула, дрожа всем телом. Джосс тоже вскрикнул, вонзившись один последний раз, прежде чем крепко обхватить ее руками и удерживать себя глубоко внутри ее.

Несколько мгновений после они лежали не шевелясь, сплетенные друг с другом, собирая мысли, возвращая дыхание. Затем без предупреждения Джосс застыл, частично приподнявшись с нее. Лицо его было в глубокой тени, лунный свет серебристым сиянием растекался в вышине. Лайла не могла разгадать выражение его лица, даже и не пыталась. Она ничего не говорила, лишь взирала на него с каким-то мягким мечтательным изумлением. Глаза ее мягко сияли, скользя по его лицу. Одна тонкая рука поднялась, погладила его напряженную руку.

При этом легком прикосновении Джосс выругался резко, шокирующе грубо. Он скатился с нее и вскочил на ноги. Лайла приподнялась на локтях, окликая его, когда он зашагал в темноту леса, на ходу натягивая бриджи, и исчез в ночи.

Как Лайла и предполагала, Джосс плавал. Она испытала некоторое облегчение, когда обнаружила его бриджи, брошенные на берегу, затем заметила очертания темной головы, рассекающей мерцающее зеленое свечение, которое искрилось в лунном свете над бухтой. Он был зол, это она поняла по тому, как резко он оставил ее, но на нее или на себя, Лайла не знала. То, что произошло между ними, было неистовым и примитивным, результатом желания, воспламененного яростью. Если бы он не был так ужасно зол на нее, то не потерял бы своего железного самообладания и не овладел бы ею. Как, должно быть, он презирает себя сейчас! Ему и невдомек, как упивалась она этой его яростной, неконтролируемой страстью. Что ж, она скажет ему.

Чуть заметная лукавая улыбка заиграла на ее губах, когда Лайла нашла тот самый камень, на котором ждала его вчера, и она вновь забралась на него и стала ждать.

Призрачный лунный свет заливал берег и бухту переливчатыми оттенками серебристого и полуночно-синего. Легкий ветерок со слабым запахом соли дул с моря. Приглушенный шелест волн и шепот ветра в деревьях в нескольких ярдах позади нее были единственными звуками, не считая ее дыхания. Берег словно замер в своей неподвижности. Даже чайки спали, а крабы заползли на ночь в свои норы. Лайла подтянула колени к подбородку, обняла их и ждала, а ветерок раздувал блестящие пряди вокруг лица.

Когда она наконец увидела его выходящим из моря, сердце ее учащенно забилось.

На расстоянии черты его были расплывчаты, но невозможно было ошибиться в том, как внезапно напряглось его тело, когда он увидел ее. Он собрался с духом, словно приготовился к удару или битве, затем двинулся к ней. Наконец, когда оставалось футов шесть, остановился и сложил руки на груди. Он смело и дерзко стоял перед ней, как языческий бог, не делая попытки защитить ни ее скромность, ни свою. Глаза Лайлы непроизвольно еще раз окинули великолепие его обнаженного тела. Когда они вновь встретились с его глазами, то обнаружили, что те сузились до угрожающих изумрудных щелок.

Несмотря на заливающую щеки краску, Лайле удалось не дрогнув встретиться с его взглядом. Мгновение спустя уголок его рта дернулся книзу, и глаза оторвались от нее и беспокойно скользнули по берегу позади нее.

Ничего не говоря, Лайла встала. Мелкий сухой песок был теплым и приятным. Она зарылась в него пальцами ног. Ветер подхватил ее волосы и раздул вокруг лица. Подняв руку, чтобы поймать непокорные пряди, она встретилась с ним глазами. Он снова отвел взгляд.

Пытаясь подобрать слова, которые облегчили бы его чувство вины и дали ему понять, что она ни капельки не сожалеет о потере своей девственности, она так и не смогла ничего придумать.

Инстинкт спас ее. Вдруг откуда-то из глубины ее существа пришло интуитивное знание одного-единственного ответа, который пробьется к нему. Лайла протянула руки за спину к пуговицам, которые ей удалось снова застегнуть только благодаря немалым усилиям.

–  Какого дьявола ты это делаешь? – Голос его был хриплым, взгляд ошеломленным. Лайла стащила платье вниз по бедрам и шагнула из него, не отрывая от него глаз.

Он настороженно наблюдал за ней, когда она стояла перед ним, одетая лишь в тонкую рубашку. Когда его глаза почти помимо воли прошлись по изящным изгибам ее тела, вниз, по всей длине ее голых ног, посеребренных лунным светом, Лайла серьезно посмотрела на него. Когда он вновь встретился с ее глазами, она выдавила слабую, нервную улыбку.

– Лайла… – Он осекся, когда она взялась за край и одним быстрым движением стащила рубашку через голову. Одно короткое мгновение она подержала ее перед собой, скрывая от него свою наготу. Потом пальцы ее разжались, и рубашка тоже упала на песок. Теперь она была нагая, как и он, изящная и изысканно красивая на фоне светлого песка и черного, усеянного звездами неба. Мерцающие золотистые волосы доставали до бедер, дразнящей завесой прикрывая тело. Сквозь нее проглядывали соски, гордо темнеющие на фоне кремовой белизны груди. Мерцающий покров приоткрывал взору волнующие изгибы талии и бедер и рыжеватый треугольник волос у их основания.

Джосс смотрел, словно зачарованный. Глаза его потемнели, сверкали. Рот напрягся. Он не говорил, не двигался, а просто смотрел, в то время как Лайла стояла не шевелясь перед ним, ожидая с колотящимся, как литавры, сердцем в груди.

Наконец стало ясно, что он не собирается ни говорить, ни делать что-то, чтобы облегчить ей это. То, что произойдет дальше, зависит от нее.

Подняв подбородок, она медленно и твердо направилась к нему, преодолевая те несколько шагов, что разделяли их. Она не испытывала стыда. Инстинкт, гораздо более сильный, чем голос разума, шептал ей, что она поступает правильно. Он сделал ее в полном смысле слова женщиной, своей женщиной, и что бы пи ожидало их в будущем, этого у нее уже