вас.

– Нет-нет! – торопливо ответила я, а про себя подумала, что присутствие этого человека обострило мои чувства, словно под его внешним шармом скрывалось нечто такое глубинное, что неодолимо влекло меня к нему. – Гостиная пришлась вам не по вкусу?

– Вы гораздо интереснее, чем литературные споры.

Я не нашлась – то ли мне улыбнуться, то ли дать отпор его лести. К счастью, мимо нас пронеслась с озабоченным видом Миньон. Пряди ее волос выбились из-под шиньона, в руках она держала стопку полотенец. Поднимаясь по лестнице, Миньон вдруг заметила меня.

– Ой, Жюльет, ты уже вернулась! Жинетт упала в обморок. На кухне такая жара, что она не выдержала. Андре прибежал грязный и отказался помочь в стирке, потому что я сказала ему, что он вначале должен искупаться. Мамаша Луиза говорит, что потерялась серебряная разливная ложка и... – Взгляд Миньон остановился на мистере Тревельяне, и она покраснела.

– Месье Тревельян, пожалуйста, познакомьтесь с моей младшей сестрой, мадемуазель Миньон Де-Перри. Миньон, месье Тревельян – писатель, будет жить у нас.

–  Добро пожаловать в Новый Орлеан и в наш дом, месье. – Миньон лучезарно улыбнулась, приседая в грациозном книксене.

– Спасибо за ваш теплый прием. Я нахожу Юг весьма примечательным местом, где всегда царит красота.

– Равно как и ваш шарм, – сказала я сухо. Обаятельная улыбка мистера Тревельяна совершенно околдовала Миньон. – Миньон, поторопись и разложи полотенца по комнатам. Я поговорю с Андре и навещу Жинетт, как только устрою месье Тревельяна.

Все еще находясь под чарами нового постояльца, она кивнула и побежала вверх по лестнице. Андре, очевидно, услышав мой голос, изменил стиль игры и зазвучала вполне мелодично «Инвенция си-бемоль» Баха. Звуки музыки раздавались в вестибюле все громче, вплоть до того момента, пока не появился он сам с ангельским выражением на лице.

– Ты уже вернулась, мама? – Он изобразил удивление, вынимая скрипку из-под подбородка. Его босые ноги и одежда были заляпаны грязью, черные волосы всклокочены. Подавив желание убрать прядки волос с его лица, я смотрела на него, пытаясь понять, где он мог до такой степени испачкаться.

– Андре, ты был на реке? – Миссисипи как магнитом притягивала к себе мальчишек и унесла много юных жизней.

– Нет, мама. Мы не ходили на реку. Мы просто играли неподалеку.

Во мне боролись раздражение и желание заключить его в объятия, чтобы понять появившуюся у него склонность причинять неприятности.

– Где именно, Андре?

– Филипп Дусе и я отправились вместе с его кузеном, Уиллом Хейесом, к лагерю в лесу недалеко от дома Уилла.

«Интересно, знает ли Петиция, что ее сын играет с моим?»

– Почему ты не рассказала мне об этом лагере? – спросил Андре. – Отец Уилла использовал его для того, чтобы шпионить за федеральными войсками во время войны. Он говорит, что мой дед и мой отец помогали строить его под носом у федеральной армии и часто там находились во время войны, перед тем как были убиты. Почему ты никогда об этом не говорила? – В его голосе звучала обида, словно я сознательно утаила от него нечто жизненно важное.

– Я ничего не знала об этом лагере, – тихо ответила я.

– Настоящий лагерь, да? – заинтересованно спросил мистер Тревельян, как бы пытаясь смягчить напряжение между мной и сыном. – У меня есть два племянника, которые позеленели бы от зависти. Когда я уезжал, они пытались уговорить своего отца построить для них крепость в лесу, подобно той, о которой они читали.

– Андре, это месье Тревельян. Он писатель, будет находиться на пансионе у нас. Месье, мой сын Андре.

Мистер Тревельян протянул руку.

– Рад познакомиться с вами, сэр.

Андре, явно удивленный тем, что с ним обращаются как со взрослым, пожал руку мистера Тревельяна. А я и не думала о своем сыне как о взрослом.

– Спасибо, месье Тревельян, – сказал сын. – Они хотят построить крепость времен войны?

Мистер Тревельян улыбнулся.

– Нет, эта крепость гораздо более интересная. Они недавно прочитали книгу о семье, которая попала в кораблекрушение, и им пришлось построить дом на деревьях. Мальчишки хотят смастерить такой же.

– Дом на деревьях? – переспросил Андре, явно заинтригованный. – А что это за книга?

Мой сын заинтересовался книгой? Я позавидовала, с какой легкостью мистер Тревельян нашел с ним контакт.

– «Семья швейцарских Робинзонов», – ответил мистер Тревельян. – В книге описано множество остроумных изобретений. Они даже построили собственный мост.

– Каким образом, месье?

Я вмешалась в разговор:

– Простите. Андре, боюсь, мы должны перенести строительство моста на следующий день. Скоро обед, и я должна устроить месье Тревельяна в его комнате. А тебе нужно привести себя в порядок, хорошо? Я скажу папаше Джону, чтобы он принес тебе обед, а позже поговорим. Есть много поводов, ты понимаешь?

– Да, мама, – ответил Андре, глядя на свои ноги.

Осыпавшаяся с его ног грязь испачкала ковер, и я закрыла глаза, чтобы не видеть этого. Вероятно, грязные пальцы на ногах – это как текущие носы, и детям в это время требуется ласковая, любящая рука. Однако я боялась, что уже упустила этот момент.

Он стремительно взбежал по лестнице, так что старые ступеньки отчаянно заскрипели. Обернувшись, я увидела, что мистер Тревельян собрал свой багаж.

– Вы счастливая, – сказал он. – У вас очень живой мальчик.

– Живой – мягко сказано, но, в общем, вы правы. Я счастлива. – Я вынуждена была все время мысленно повторять это, пока мы с мистером Тревельяном шли по грязным следам на полированной деревянной лестнице. – Все комнаты пансионеров находятся на втором этаже. Дверь в самом конце коридора ведет в ванную и туалет. Там есть все необходимое для удовлетворения персональных нужд. Третий этаж зарезервирован для семей, четвертый представляет собой мансарду. Вы увидите, что у нас отличная библиотека, музыкальная комната и вторая гостиная, если вы пожелаете принять друзей. Еда подается три раза в день. Мамаша Луиза поддерживает еду горячей. Персональный чай может подаваться в гостиную, если вы заблаговременно закажете. Я прошу всех пансионеров относиться друг к другу благожелательно и уважительно.

Его комната была зеркальным отражением моей с одной лишь разницей – отличались цветом обои и драпировки. У него преобладал темно-голубой цвет, в то время как у меня доминировал бордовый, придававший интерьеру женственный колорит. Письменный стол красного дерева, шкаф и затянутая противомоскитной сеткой кровать выгодно контрастировали с легкими летними шторами, создавая впечатление основательности и солидности. Подойдя к столу, я отрегулировала фитиль лампы, чтобы поярче осветить комнату и, обернувшись, увидела, что мистер Тревельян остановился возле дверей, держа в руках чемоданы.

– Вам не нравится номер, месье Тревельян?

– Вовсе нет, миссис Бушерон. Это превосходит все мои ожидания.

Ответив на его взгляд, я вдруг поняла, что речь идет вовсе не о комнате. У меня возникло странное чувство, что я нахожусь на пороге больших событий, и эти ощущения взволновали не меньше, чем предупреждение мистера Гудзона.

– Увидимся во время обеда, месье, – сказала я, направляясь к выходу.

– Миссис Бушерон, – окликнул Тревельян меня вполголоса.

Тембр его голоса был таким, что я невольно остановилась.

– Да.

– Я приношу вам свои соболезнования. Из рассказа вашего сына я понял, что вы и ваша семья заплатили дорогую цену во время войны, потеряв и мужа, и отца.

– Это стоило гораздо больших потерь, чем вы можете представить, но спасибо за ваши добрые слова.

По его поведению я догадывалась, что он тоже испытывал горе, но не стала ни о чем спрашивать. Лучше оставить расспросы на потом. Он проводил меня внимательным взглядом, пока я шла по коридору, заставив пережить чувства, которых я не испытывала давно, чувства, которые не должен пробуждать ни один незнакомец.

– Жинетт! – позвала я, тихонько постучав в дверь. Она открыла мне, держа в руке фартук.

– Извини, Жюльет. Я спущусь через минуту, чтобы помочь с обедом. – Лицо ее было бледным, словно кружевная отделка на розовых драпировках кровати.

– Что произошло? Нонни сказала, что у тебя был обморок.

– Я не уверена. После того как ты уехала, я работала с мамашей Луизой на кухне. Когда мы поставили еду на плиту, у меня появилась легкая головная боль. Я отправилась в гостиную и занялась гобеленом. Но внезапно почувствовала острую головную боль и, видимо, потеряла сознание. Нонни нашла меня на полу и принесла нюхательную соль.

Я приложила ладонь к ее лбу. В Новом Орлеане приход лета всегда сопровождался страхами о том, что в городе объявится лихорадка и унесет кого-то из любимых и близких.

– Лоб у тебя холодный, но все-таки тебе лучше выпить настоя из американского лавра. А утром мы вызовем доктора Ланау.

– Настой избавит меня от тошноты. А вот доктора вызывать не нужно, я уверена, что это от жары.

Отобрав у нее фартук, я уложила ее в кровать.

– В таком случае отдохни. Обед почти готов, и мы с Нонни справимся с уборкой. Я попрошу мамашу Луизу принести тебе суп и чай с лимонной вербеной, чтобы ты поспала до утра. Хорошо?

Она вздохнула.

– Хорошо, но сначала ты должна рассказать мне, что сообщил тебе месье Мейсон о Жан-Клоде и «Красавице».

Я задумалась, помогая ей снять поношенные туфли и укладывая в постель. Иногда мне казалось, что еще вчера мы покупали бальные платья и не думали ни о чем, кроме как