помощь! Убивают! Грабят! На помощь! Именем короля! – не переставал надрываться хозяин, пытаясь привлечь на свою сторону ошеломленных кучеров.

– Кто здесь звал на помощь именем короля? – прокричал всадник, влетевший галопом на постоялый двор, едва не наскочив на участников описанной нами сцены, и спрыгнул с взмыленной лошади.

– Господин Филипп де Таверне! – съежившись, пробормотал Жильбер.

Шон, от которой ничто не могло укрыться, услышала его слова.

Молодой лейтенант из охраны принцессы, – а это был именно он, – спешился при виде нелепой сцены, уже собравшей вокруг постоялого двора любопытных женщин и ребятишек из деревни Ла Шоссе.

Увидав Филиппа, хозяин почтовой станции бросился в ноги нежданному заступнику, посланному самой судьбой.

– Господин офицер! – завопил он – Если бы вы только знали, что здесь происходит!

– Что такое, друг мой? – холодно поинтересовался Филипп.

– У меня силой собираются захватить прекрасных лошадей ее высочества.

Филипп насторожился, услыхав столь невероятную новость.

– Кто же собирается забрать у вас лошадей? – спросил он.

– Вот этот господин, – отвечал хозяин станции, указывая пальцем на виконта Жана.

– Вы, сударь? – удивился Филипп.

– Да, черт побери! Я, – отвечал виконт.

– Вы, должно быть, ошибаетесь, – покачал головой Таверне. – Этого не может быть: либо господин сошел с ума, либо он не дворянин.

– Это вы ошибаетесь, дорогой лейтенант, – возразил виконт. – Я пока в своем уме и вышел из кареты его величества в надежде, что скоро опять в нее сяду.

– Как, будучи в своем уме и путешествуя в каретах его величества, вы смеете посягать на лошадей, предназначенных принцессе?

– Начнем с того, что здесь шестьдесят лошадей. Ее высочеству может понадобиться только восемь. Я имел несчастье, выбрав три наугад, взять именно тех лошадей, которые были приготовлены для принцессы.

– В конюшне шестьдесят лошадей, это верно, – отвечал молодой человек. – Ее высочеству нужно восемь, это тоже верно. Однако все шестьдесят лошадей от первой до последней, принадлежат ее высочеству, поэтому вам и было трудно отличить восемь лошадей для принцессы от всех остальных.

– Однако вы видите, что мне все-таки удалось их отличить, раз я беру эту упряжку, – насмешливо отвечал виконт. – Или я, по-вашему, должен шагать пешком, в то время как презренные лакеи поскачут в каретах, запряженных четверкой? Черт побери! Пусть следуют моему примеру, довольствуясь тройками, у них еще останутся на смену свежие лошади.

– Если лакеи и ездят в каретах, запряженных четверкой лошадей, – попытался убедить виконта Филипп, жестом останавливая его возражения, – значит, таков приказ короля, вот они так и ездят. Соблаговолите, сударь, приказать своему лакею отвести лошадей на место.

Слова эти были произнесены столь же твердо, сколь и вежливо; не подчиниться ему было невозможно.

– Вероятно, вы имели бы основание так разговаривать, дорогой лейтенант, – возразил виконт, – если бы в ваши обязанности входило следить за этими животными. Но до сих пор я не слыхал, что офицеры принцессы повышены в звании и стали конюхами. Закройте глаза, прикажите своим людям сделать то же и поезжайте с Богом!

– Вы ошибаетесь. Меня ни повысили, ни понизили до конюха… Просто то, что я сейчас делаю, входит в мои обязанности, так как ее высочество лично выслала меня вперед проследить за почтой.

– Тогда другое дело, – отвечал Жан. – Однако, позвольте вам заметить, у вас незавидная служба, господин офицер. Если юная особа так начинает помыкать армией…

– О ком вы изволите так выражаться? – прервал его Филипп.

– Как, черт возьми! Об австриячке, разумеется. Молодой человек стал бледнее полотна.

– Как вы смеете так говорить? – вскричал он.

– Не только говорить, но и делать! – продолжал Жан. – Патрик, запрягай, друг мой, да поскорее: я очень спешу.

Филипп схватил одну из лошадей под уздцы – Сударь, – не теряя спокойствия, заговорил Филипп де Таверне, – могу ли я просить вас об удовольствии назвать мне ваше имя?

– Вы настаиваете?

– Да.

– Извольте: я виконт Жан Дю Барри.

– Как! Вы брат особы…

– Той самой, которая сгноит вас в Бастилии, господин офицер, если вы сейчас же не замолчите! Виконт направился к карете. Филипп подошел к дверце.

– Господин виконт Жан Дю Барри! – сказал он. – Имею честь настаивать на том, чтобы вы вышли.

– Ах, вот как! Я спешу! – отвечал барон, безуспешно пытаясь захлопнуть дверцу.

– Еще одна минута, сударь, – продолжал Филипп, придерживая левой рукой дверцу кареты, – и я даю вам честное слово, что проткну вас насквозь.

Свободной правой рукой он выхватил шпагу.

– О Боже! – вскричала Шон. – Да это просто убийство! Отдайте лошадей, Жан, отдайте скорее!

– А, вы мне угрожаете? – рассвирепел виконт и, в свою очередь, схватил шпагу, лежавшую на переднем сиденье.

– Я готов перейти от угрозы к действию, если вы сию же минуту не выйдете, вы меня поняли? – взмахнув шпагой, воскликнул молодой человек.

– Мы так никогда не уедем, – шепнула Шон на ухо Жану. – Уговорите этого офицера.

– Никто не может меня ни уговорить, ни заставить силой, когда речь идет о моем долге, – вежливо поклонившись, возразил Филипп, слышавший совет молодой дамы. – Лучше посоветуйте господину виконту подчиниться; в противном случае именем короля, которого я представляю, я буду вынужден либо его убить, если он согласится драться, либо арестовать, если он откажется.

– А я вам говорю, что уеду, и вы не сможете мне помешать! – взревел виконт, выпрыгнув из кареты и взмахнув шпагой.

– Это мы сейчас увидим, – заметил Филипп, приготовившись к защите, – вы готовы?

– Господин лейтенант! – обратился к нему капрал, возглавлявший шестерку находившихся в подчинении Филиппа солдат эскорта – Господин лейтенант! Не прикажете ли, – Не двигайтесь, сударь, – отвечал лейтенант, – это вопрос чести. Итак, господин виконт, я к вашим услугам.

Мадмуазель Шон пронзительно вскрикнула; Жильбер мечтал только об одном: чтобы карета стала такой же глубокой, как колодец, где он мог бы укрыться.

Жан ринулся в наступление. Он безупречно владел этим видом оружия, требующим не столько физической силы, сколько расчетливости, Однако злость, очевидно, изрядно мешала виконту. Филипп, напротив, легко и изящно взмахивал клинком, словно находился в зале на тренировке.

Виконт отскакивал, затем делал резкий выпад, атаковала то справа, то слева, громко вскрикивая наподобие полковых учителей фехтования.

Сжав зубы и не спуская глаз с противника, Филипп был почти неподвижен; он все подмечал, угадывая каждое его движение.

Все, включая Шон, в полном молчании следили за происходящим.

Поединок продолжался уже несколько минут. Все ложные выпады, крики, наскоки Жана ни к чему не приводили. Филипп, внимательно наблюдавший за противником, сделал один-единственный выпад.

Вскрикнув от боли, виконт Жан отпрянул назад.

Его манжета обагрилась кровью, кровь стремительно стала стекать по пальцам на землю: точным ударом шпаги Филипп пронзил противнику предплечье – Вы ранены, сударь, – заметил он – Я сам вижу,