трудно поверить.

Это был, по-видимому, намек, понятный одному кардиналу: он смутился. Надобно заметить, что когда принцесса с ним заговорила, в ее глазах вспыхнул огонек, свидетельствовавший о бушевавшей в ее душе ярости.

Однако она овладела собой и продолжала:

– Итак, господин де Таверне, покажите же нам своего чародея для полноты праздника. Где он? В какой коробочке вы его прячете?

– Скорее уж он запрячет меня и весь мой дом в какую-нибудь коробочку! – заметил барон.

– Откровенно говоря, вы раздразнили мое любопытство, – призналась Мария-Антуанетта. – Я желаю его видеть!

Мария-Антуанетта умела придавать очарование своим речам, однако тон у нее был властный. Барон, оставшись стоять вместе с сыном и дочерью и прислуживая принцессе, это уловил. Он подал знак Ла Бри, который, вместо того чтобы ухаживать за именитыми гостями, вознаграждал себя за двадцать лет воздержания тем, что рассматривал их, разинув рот.

Ла Бри поднял глаза, – Ступайте к господину барону Джузеппе де Бальзамо, – приказал Таверне, – и передайте ему, что ее высочество желает его видеть.

Ла Бри исчез.

– Джузеппе Бальзамо! – повторила принцесса. – Какое необычное имя, не правда ли?

– Джузеппе Бальзамо! – задумчиво повторил кардинал. – Мне кажется, я уже слышал это имя.

Пять минут прошли в полной тишине.

Внезапно Андре вздрогнула: она раньше других услыхала шаги.

Ветви раздвинулись: Джузеппе Бальзамо оказался лицом к лицу с Марией-Антуанеттой.

Бальзамо низко поклонился. Подняв умные, выразительные глаза, он остановил почтительный взгляд на дофине, ожидая ее вопросов.

– Если вы тот человек, о котором нам только что рассказывал господин де Таверне, – проговорила Мария-Антуанетта, – то подойдите ближе, чтобы мы могли видеть, из чего сделан колдун.

Бальзаме сделал еще шаг и снова поклонился.

– Вы занимаетесь тем, что предсказываете будущее? – спросила принцесса, не сводя с Бальзамо любопытных глаз и продолжая маленькими глотками пить молоко.

– Я не занимаюсь этим, ваше высочество, – отвечал Бальзамо, – мне случается предвидеть, вот и все.

– Мы воспитаны в светлой вере, – сказала принцесса, – единственная тайна, в которую мы верим, – это таинства католической церкви.

– Они достойны всякого уважения, – почтительно проговорил Бальзамо. – Однако господин кардинал де Роан, будучи представителем католической власти, может сказать вашему высочеству, что уважения заслуживают не только упомянутые вами таинства.

Кардинал вздрогнул: он никому из присутствовавших не назвал своего имени, никто его не произносил, однако незнакомцу оно было известно.

Казалось, Мария-Антуанетта не обратила на это обстоятельство никакого внимания.

– Вы не можете не признать, что это единственные таинства, которые невозможно опровергнуть, – сказала она.

– Наряду с верой существует уверенность, – все так же почтительно и вместе с тем твердо заявил Бальзамо.

– Вы выражаетесь слишком туманно, господин колдун. Я настоящая француженка душой, но пока еще не разумом: я не очень хорошо понимаю тонкости языка. Правда, мне обещали, что господин де Бьевр займется со мной. Однако пока я вынуждена просить вас не говорить загадками, если вы хотите, чтобы я вас понимала.

– А я осмелюсь просить у вашего высочества позволения оставаться непонятым, – с грустной улыбкой возразил Бальзамо, качнув головой. – Мне бы так не хотелось приоткрывать великой принцессе будущее, которое, возможно, не оправдает ее надежд.

– О, это уже серьезно! – проговорила Мария-Антуанетта. – Господин желает раззадорить мое любопытство для того, чтобы я приказала ему предсказать свою судьбу!

– Боже сохрани, напротив, я буду вынужден это сделать! – холодно возразил Бальзамо.

– Неужели? – рассмеялась дофина. – А вам что же, не хочется?

Смех принцессы постепенно затих; присутствовавшие молчали – они находились под влиянием необыкновенного человека, который привлекал к себе всеобщее внимание.

– Признайтесь откровенно! – сказала принцесса.

Бальзамо молча поклонился.

– Говорят, вы предсказали мое прибытие в дом господина де Таверне? – с едва заметным нетерпением продолжала Мария-Антуанетта.

– Да, ваше высочество.

– Как это было, барон? – обратилась принцесса к Таверне Ей не хотелось продолжать разговор с Бальзамо. Она уже пожалела, что начала его, но не могла остановиться.

– Ваше высочество! – воскликнул барон. – Клянусь небом, все было очень просто: господин Бальзамо смотрел в стакан с водой…

– Это правда? – взглянув на Бальзамо, спросила принцесса.

– Да, ваше высочество, – отвечал тот.

– В этом и состоит все ваше колдовство? Это по крайней мере неопасно, лишь бы ваши предсказания были бы столь же безобидны.

Кардинал улыбнулся Барон приблизился к принцессе.

– Вашему высочеству нечему учиться у господина де Бьевра, – заметил он.

– Дорогой хозяин! – весело проговорила принцесса. – Не льстите мне или, напротив, говорите смелее. Я не сказала ничего особенного. Давайте вернемся к нашему разговору, – обратилась она к Бальзамо.

Ей казалось, что ее влечет к нему помимо ее воли – так порой нас тянет к месту, где нас ожидает несчастье.

– Раз вы прочли будущее господина барона в стакане воды, не могли бы вы и мне предсказать судьбу ну, хоть, скажем, читая в графине с водой?

– С удовольствием, сударыня, – сказал Бальзамо.

– Отчего же вы с самого начала отказывались?

– Будущее неясно, сударыня, а я заметил небольшое облачко…

Бальзамо замолчал.

– И что же? – спросила принцесса.

– Как я уже имел честь сообщить вашему высочеству, мне не хотелось огорчать вас.

– Вы видели меня раньше? Где мы встречались?

– Я имел честь видеть ваше высочество, когда вы еще были ребенком. Это было у вас на родине, вы стояли рядом с вашей матерью.

– Вы видели мою мать!

– На мою долю выпала эта честь. Ваша матушка – могущественная королева.

– Императрица, сударь!

– Я хотел сказать, что она – королева сердцем и разумом, однако…

– Что за недомолвки, сударь, да еще когда речь идет о моей матери! – воскликнула принцесса.

– И у великих людей бывают слабости, вот что я имел в виду, в особенности, когда они думают о счастье своих детей.

– Надеюсь, потомки не заметят ни единой слабости у Марии-Терезии, – возразила Мария- Антуанетта.

– Потому что история никогда не узнает того, что известно императрице Марии-Терезии, вашему высочеству и мне.