верной супруги, как г-жа Ролан; он заставляет вспоминать о себе Шарлотту Корде даже у подножия эшафота.

Госпожа Ролан вначале ему не доверяла.

Чем же объяснить ее недоверие?

Он был слишком хорош собой!

Этого упрека удостоились два героя Революции, головы которых, несмотря на их красоту, оказались, с разницей в четырнадцать месяцев, одна — в руке бордоского палача, другая — в руке парижского палача: первым был Барбару, вторым — Эро де Сешель.

Послушайте, что говорит о них г-жа Ролан:

«Барбару — легкомысленный молодой человек; обожание безнравственных женщин наносит серьезный ущерб его чувствам. Когда я вижу этих молодых красавцев, опьяненных производимым ими впечатлением, таких, как Барбару и Эро де Сешель, я не могу отделаться от мысли, что они слишком влюблены в себя, чтобы достаточно любить свое отечество».

Она, конечно, ошибалась, суровая Паллада

.

Отечество было не единственной, но первой любовью Барбару; его, во всяком случае, он любил больше всего на свете, потому что отдал за него жизнь.

Барбару было не более двадцати пяти лет.

Он родился в Марселе в семье отважных мореплавателей, превративших торговлю в настоящее искусство.

Благодаря своей стройной фигуре, своей грациозности, идеальной внешности, в особенности благодаря греческому профилю он казался прямым потомком какого-нибудь фокейца, перевезшего своих богов с берегов Пермесса на побережье Роны.

С юных лет он упражнялся в ораторском искусстве — в том самом искусстве, которое южане не только умеют обращать в свое оружие, но которым они пользуются с необычайным изяществом, затем отдавал себя поэзии, этому парнасскому цветку, который основатели Марселя привезли с собой с берегов Коринфского залива в Лион. Помимо этого он еще занимался физикой и поддерживал переписку с Соссюром и Маратом.

Он неожиданно расцвел во время волнений в его родном городе в дни выборной кампании Мирабо.

Тогда же он был избран секретарем марсельского муниципалитета.

Позднее произошли волнения в Арле.

В гуще этих событий и мелькнуло прекрасное лицо Барбару, он был похож на вооруженного Антиноя

.

Париж требовал его себе; огромная печь нуждалась в этой душистой виноградной лозе; необъятное горнило жаждало заполучить этот чистый металл.

Его отправили в столицу с отчетом об авиньонских волнениях; можно было подумать, что он не принадлежит ни к какой партии, что его сердце как сердце самого Правосудия, ни к кому не питает ни привязанности, ни ненависти: он говорил правду в глаза, рассказывая обо всем так, как оно есть, и казался столь же величественным, как она сама.

Жирондисты только что вошли в силу. Их отличало от других партий то, что, возможно, впоследствии и погубило: они были настоящими артистами они любили все прекрасное; они протянули Барбару свою руку; потом, будучи горды своим приобретением, они отвели марсельца к г-же Ролан.

Читателям уже известно, что подумала вначале г-жа Ролан о Барбару.

В особенности поразило г-жу Ролан то обстоятельство, что ее муж некоторое время вел с молодым человеком переписку; от Барбару регулярно приходили ясные, умные письма.

Она не спрашивала у мужа, ни сколько лет этому важному корреспонденту, ни как он выглядит: в ее представлении это был сорокалетний господин, который рано облысел от напряженной работы мысли и морщинистый лоб которого должен был свидетельствовать о недосыпании; вопреки своим ожиданиям она увидала красивого двадцатипятилетнего молодого человека, веселого, смешливого, легкомысленного, влюбчивого, как, впрочем, и все это богатое и пылкое поколение, расцветавшее в 92-м и сложившее головы в 93-м.

Именно в этой голове, казавшейся столь легкомысленной, в голове, которую г-жа Ролан находила слишком красивой, и зародилась, может быть, первая мысль о 10 августа.

Гроза витала в воздухе; обезумевшие тучи носились с севера на юг, с запада на восток.

Барбару задал им направление, собрал их над крышей Тюильрийского дворца.

Когда ни у кого еще не было ясного плана, он написал Ребекки: «Пришли мне пятьсот человек, которые умеют умирать!»

Увы, истинным королем Франции был король Революции, написавший, чтобы ему прислали пятьсот человек, которые умеют умирать; и ему прислали их с такой же легкостью, с какой он об этом попросил.

Ребекки отобрал их самолично из членов профранцузской партии Авиньона.

Они сражались уже второй год; они ненавидели уже на протяжении десяти поколений.

Они сражались в Тулузе, в Ниме, в Арле; они были насквозь пропитаны кровью; они не знали усталости.