— Так солдаты предоставлены самим себе?
— Да; их лишь обязали сдать синюю униформу.
— Они завтра же наденут красные мундиры и превратятся в швейцарцев.
И действительно, на следующий день парижские улицы пестрели мундирами швейцарских гвардейцев.
Распущенная гвардия сменила форму, только и всего.
Солдаты оставались там же, в Париже, протягивая руки к иноземным державам, приглашая их поспешить, приготовившись распахнуть перед ними все двери.
Ни Ролан, ни Серван не видели способа, как помочь этой беде.
Госпожа Ролан взяла лист бумаги, вложила Сервану в руки перо и приказала:
— Пишите! «Предлагаю по случаю празднования Четырнадцатого июля разбить в Париже лагерь для двадцати тысяч добровольцев…»
Не дописав фразы, Серван выронил перо.
— Король ни за что не пойдет на это! — заметил он.
— Стало быть, надо обратиться с этим предложением не к королю, а к Собранию; значит, вы должны потребовать этой меры не как министр, а как честный гражданин.
— О, вы правы! — воскликнул Серван. — Благодаря этой бумаге, а также декрету о священнослужителях король у нас в руках.
— Теперь вы понимаете, не так ли? Духовенство — это контрреволюция и в лоне семьи и в обществе; священники заставили прибавить к «Credo»
: «А те, кто заплатит подать, будут прокляты!» Пятьдесят присягнувших священников были перерезаны, их дома разграблены, их поля вот уже полгода как опустошены; пускай Собрание срочно составит декрет против священников-бунтовщиков. Дописывайте ваше предложение, Серван, а Ролан подготовит текст декрета.
Серван закончил фразу.
Ролан тем временем писал:
«Депортация мятежного священника должна быть произведена в течение месяца, в том случае, если требование будет выдвинуто двадцатью усердными гражданами, поддержано жителями округа, утверждено властями; депортируемому будет выплачиваться три ливра в день в качестве подорожных вплоть до границы».
Серван прочитал свое предложение о лагере для двадцати тысяч добровольцев.
Ролан зачитал свой проект декрета о депортации священников.
В этом и состояло дело.
Будет ли король действовать в открытую? Пойдет ли он на предательство?
Если король искренне поддерживает конституцию, он санкционирует оба декрета.
Ежели король предает нацию, он наложит вето.
— Я подпишу предложение о лагере как простой гражданин, — сообщил Серван.
— А Верньо выступит с предложением о принятии декрета о священниках, — в один голос заявили муж и жена.
На следующий день Серван отправил свое требование в Собрание.
Верньо положил декрет в карман и пообещал вытащить его на свет, когда придет время.
Вечером того же дня Серван, как обычно, явился в Собрание.
О его предложении все уже звали: Ролан и Клавьер его поддерживали; Дюмурье, Лакост и Дюрантон были против.
— Идите, идите сюда, сударь! — вскричал Дюмурье. — Объясните свое поведение!
— Кому я должен давать объяснения? — не понял Серван.
— Королю! Нации! Мне! Серван улыбнулся.
— Сударь! — продолжал Дюмурье. — Вы сделали нынче серьезный шаг.
— Да, я знаю, — кивнул Серван, — чрезвычайно серьезный!
— Может быть, вы получили соответствующее приказание короля?
— Признаться, нет, сударь.
— Значит, вы посоветовались со своими коллегами?
— Не более, чем с королем.
— Почему же вы поступили таким образом?
— Потому что я имею на это право как частное лицо, как гражданин.
— Значит ли это, что вы, как частное лицо, пользуясь правом гражданина, решились представить это подстрекательское предложение?