мне хотелось бы сразу же лечь. – Он направился в гостевую спальню, куда лакей отнес его вещи, и бросил через плечо: – А моего брата мы начнем искать завтра же утром. – И он закрыл за собой дверь.
Оливия осталась стоять озадаченная. За окном еще не было даже по-настоящему темно, а он пошел спать. Не стал есть, не сделал попытки лучше ее узнать или подумать о том, с чего они начнут завтра. Он ни о чем не хотел думать.
Грубиян.
Она вдруг обрадовалась, что ей повезло, что она сна-нала познакомилась с Эдмундом и вышла замуж за него, а не за его брата.
Глава 6
Он никак не мог заснуть. Казалось, прошли уже часы с тех пор, как он устроился на прохладных простынях и положил голову на пуховую подушку. Но все мешало ему – шум улицы, голодный желудок, усталость и особенно осознание того, что Оливия находится рядом, в соседней комнате.
Он был слишком взвинчен и не мог даже задремать. Он пытался расслабиться, но чем дольше он старался, тем чаще, уставившись в потолок, вспоминал то своего брата, с которым все время был в ссоре, то Клодетт, эту женщину, которая вторглась в их жизнь и встала между ними, и многое другое, что не давало ему успокоиться. А теперь еще появилась жена его брата, раздражающая и провоцирующая своей поразительной красотой, высокомерной улыбкой и решительным умом.
Две недели назад он умирал от скуки. Ему надоела его утомительная, однообразная работа в поместье, наскучили окружавшие его женщины, он устал нести бремя своего титула и богатства, словно это были затаившиеся хищники, готовые напасть. А теперь, избавившись от скуки, он попал в новую ловушку, и его терзали раздражение, неопределенность будущего, беспокойство и непреходящее состояние физического возбуждения.
Сэмсон застонал и повернулся на бок. Свет уличных фонарей лежал пятнами на затененной шторами стене спальни. Дорогая квартира Оливии была расположена в шумном деловом районе, хотя и в респектабельной и чистой части города. Он не любил шум и грязь города – любого города. В этой обставленной по последней моде квартире он чувствовал себя неуютно.
Впрочем, не это было проблемой. Проблемой была Оливия.
Впервые в жизни он был совершенно сбит с толку. Он не знал, что думать об этой женщине, как понимать ее настроение и цели, доверять ли ее словам и действиям. Из-за этого он в ее присутствии не просто что-то делал, а всегда эмоционально реагировал на нее, а это было не только ошибкой, но и представляло опасность для их дальнейших отношений. Вообще-то Сэмсон считал себя уравновешенным человеком, умеющим себя контролировать. Но за какие-то несколько дней леди Оливии удалось породить в его душе странные чувства, которые ему приходилось скрывать. По крайней мере он надеялся, что ему это удается.
Она озадачивала его своим смелым поведением. Ему хотелось хорошенько встряхнуть ее, чтобы она избавилась от своей дерзкой уверенности. Больше всего его бесило то, что такая красивая женщина вышла замуж за его брата. Просто бесило. Самым ярким воспоминанием детства оставался тот факт, что Эдмунд всегда побеждал в любой ситуации, в которой они оба оказывались. Умом Сэмсон понимал, что многие победы Эдмунда были связаны с тем, что титул был не у него, а у старшего брата. Сэмсону все время напоминали о его ответственности, а Эдмунд всегда делал что хотел. Сэмсон иногда ему даже завидовал. У Сэмсона были обязанности, а у Эдмунда – деньги, время, возможность выбора. От него требовалось жениться на подходящей девушке, независимо от ее ума и внешности, а Эдмунд мог жениться на ком пожелает. Ревность вспыхнула с новой силой теперь, когда он узнал, что Эдмунд не только женился на умной и необыкновенно красивой женщине, но и очень удачно – леди Оливия Шей, дочь покойного герцога Элмсборо, была прекрасной партией.
Но были ли они женаты? Пока они не найдут его брата и не узнают правду о его обмане, это будет последняя большая тайна. Единственное, в чем был уверен Сэмсон, – это то, что Оливия свято верит в то, что она замужем за Эдмундом. За те несколько дней, что они были знакомы, она сумела убедить его в этом. Именно это его раздражало больше всего остального, потому что подавляло его все растущее желание сделать ее своей.
Сэмсон вздохнул, крепко зажмурил глаза и, перевернувшись на спину, босыми ногами затолкал простыню на край постели. Ему вдруг стало жарко. Он представил себе Оливию обнаженной, возлежащей на ложе из белых перьев и лепестков роз, с рассыпавшимися по плечам темными волосами, концы которых обвились вокруг призывно торчащих розовых сосков. Она гладила себя по стройным бедрам тонкими белыми пальцами, которые то и дело нежно касались густых темных завитков между ног, и, раздвинув колени, приглашала его...
Сэмсон напрягся. Неужели он так давно не был с женщиной, что уже не может отличить тех, кого он мог бы иметь, от тех, кого не может иметь никогда?
Нет, дело не в этом, не в вожделении. Сейчас речь шла только б ней самой. Это она с ним такое сотворила, хотя этого даже не понимает. Но это возбуждало его еще больше. Бог мой, он отдал бы что угодно за то, чтобы она сейчас открыла дверь, подошла к нему и, протянув руки, дотронулась до его горячей твердой плоти своей нежной мягкой рукой. Какое это было бы блаженство!
О, Оливия...
Вдруг его глаза словно сами собой открылись, и он приподнялся на локте. Он уловил еле различимые звуки, доносившиеся из соседней комнаты. Он прислушался. Заскрипел пол, и ему показалось, что был подвинут стул.
Она не спала, так же как он. И может быть, думает о нем, как он о ней? Вряд ли. Он не знал ни одной женщины, которая предавалась бы фантазиям по поводу мужчины или призналась бы в похотливых мыслях. И хотя все его организованное существо и ум предписывали ему оставаться в постели, закрыть глаза и прекратить мучить себя эротическими видениями, природные инстинкты взяли верх.
Он спустил ноги с кровати и, подождав, пока исчезли мучительные признаки его возбуждения, потянулся за брюками и рубашкой, решив, что для них обоих лучше, если он будет по крайней мере одет. Впрочем, он надеялся, что на ней будет лишь прозрачная шелковая сорочка.
Он немного постоял у двери, прислушиваясь. Было тихо, поэтому он осторожно открыл дверь и вышел в слабо освещенный коридор.
Поскольку он объявил, что не будет ужинать и сразу же отправится спать, он не обратил внимания на расположение комнат. Он узнал только гостиную, которая была прямо перед ним, и предположил, что слева должны быть столовая и кухня – из-под двери пробивалась тонкая полоска света.
