— Вообще-то не так уж и лишен.
— Благодарю. А теперь скажи, что ты любишь делать?
— О Боже! — прошептала Виктория — в этот момент жипаж накренился в сторону кустарника.
Син выхватил у нес из рук вожжи, и они вернулись на дорогу.
— Езда не относится к твоим любимым занятиям?
Она показала ему язык.
— Я люблю ездить верхом, когда бываю за городом. Мама считала меня сорванцом, потому что я ненавидела старую, заезженную кобылу, которую родители предоставили мне, и я всегда отдавала ее кучеру, а сама ездила на его лошади.
Синклер мысленно отметил, что надо будет предоставить ей резвую, но с хорошим нравом лошадку в Олторпе. Если его Лисичка хочет ездить верхом, то пусть ездит на здоровье.
— Что еще?
— Моя благотворительность, — продолжила она, не отрывая от него глаз.
Судя по выражению ее лица, Виктория ожидала, что он высмеет ее, как во время первого благотворительного завтрака, который они посетили вместе.
— Я признался тебе, что время от времени схожу с ума от страсти и говорю разные глупости?
— Ты не сходишь с ума от страсти. — Она сложила руки на коленях.
— Что ж, я заслужил твое недоверие.
Она хихикнула.
— Все хорошо. Мое любимое занятие — болтать с друзьями… — Виктория закусила нижнюю губу, и ее лицо омрачилось.
— Тогда я должен извиниться перед тобой. Я превратил всех твоих друзей в подозреваемых, не так ли?
— Это не твоя вина. Некоторых из них я должна была видеть в другом свете. Они не настоящие друзья. Что ж, главное — вовремя спохватиться.
Она опять поступила великодушно и заставила его почувствовать себя последним негодяем.
— Я могу устроить обед, на который ты пригласишь кого пожелаешь из своих друзей. Подозреваемые — не допускаются.
Виктория повернулась и поцеловала его в щеку. Не собираясь быть обманутым, маркиз наклонился к ее лицу и впился губами в ее губы. После секундного удивления она вернула ему поцелуй. До него глухо доносились насмешливые комментарии пешеходов и верховых вокруг, но он не обращал на них внимания. Виктория принадлежала ему, и он хотел, чтобы все знали об этом.
— Я согласна, если и ты пригласишь своих друзей.
Синклер выпрямился, тут же почуяв западню.
— Постой, Виктория. Ты хочешь заставить меня раскрыть моих друзей перед твоими, разве не так? Ты доверяешь мне или нет?
— Не все же нам вести войну? — сердито ответила она. — Наши друзья должны подружиться между собой. Не забудь, у нас есть жизнь, к которой мы сможем вернуться, когда все закончится.
Ее фиалковые глаза молили, чтобы он не делал проблему из простого обеденного приема. Однако все непросто там, где замешаны убийство и доверие. Он, несомненно, уже измучил ее этим на всю оставшуюся жизнь.
— Я приглашу их, — проворчал Синклер.
— Благодарю.
На какое-то время он сделал ее счастливой, и тут же возникшая легкость коснулась его сердца. Однако это продолжалось недолго: маркиз внезапно понял, что признался своей жене в готовности поставить под удар своих соотечественников, лишь бы угодить ей. И они, разумеется, тоже поймут это именно так.
Люси Хейверс поглядывала по сторонам, Полин Джефрис и ее мать леди Прентисс готовились к участию Полин в чтении стихов. Стул рядом с ней оставался пустым, так как Виктория болтала в прихожей с леди Килкерн. Марли, прислонившись к мраморной колонне в музыкальной комнате, наблюдал за происходящим. От чтения стихов у него по всему телу пробегали мурашки, и он намеревался уйти прежде, чем Полин начнет, полагая, что не сможет выдержать это.
Перерыв должен был продлиться еще минут пять, и Лисичка казалась полностью поглощенной беседой с подругой. Бросив последний взгляд на дверной проем, Марли, оттолкнувшись от колонны, приблизился к пустому стулу рядом с Люси и коснулся ее плеча.
— Вижу, что и вы попали в западню, — тихо сказал он, занимая свободный стул.
Она побледнела.
— О Боже, так напугать меня! Как вы здесь очутились? Я думала, вы не выносите подобной чепухи.
— Я проиграл пари. — Он оглянулся через плечо. — А вы?
— Лисичка любит подобные вещи. Мы с ней ходили в «Олмэкс» вчера вечером, а я теперь вынуждена прийти сюда.
— Лисичка здесь? — Марли изобразил удивление.
— Она в другой комнате. Вы не видели ее?
— Нет, — солгал он. — А Олторпа здесь нет? Я больше чем достаточно наслышан о его подвигах в этом сезоне.
— О чем вы говорите? — прошептала Люси. — Лорд Олторп кажется очень милым…
Если кто-то в мире был доверчивее Лисички, так это Люси Хейверс.
— Уверен, что он может быть приятным, — согласился Марли. — Как и большинство мужчин. Меня беспокоит, когда Лисичка остается одна, совсем беспомощная в его доме.
Люси наморщила лоб.
— Он ни за что не обидит ее, я уверена в этом.
— Возможно, тем более что я сумел утихомирить его на прошлой неделе в клубе «Уайтс», прежде чем он успел нанести непоправимый урон ее репутации.
— И что же он сделал? — В ее широко раскрытых глазах проглядывало беспокойство.
— Ну, достаточно сказать, что он говорил вещи, которые не подобает слушать молодой девушке.
— О Лисичке?
Марли важно кивнул:
— Маркиз был пьян, и это единственная причина, почему мы не подрались. — Он заметил движение в дверном проеме и взял Люси за руку. — Если вы почувствуете, что ей угрожает какая-то опасность, пожалуйста, немедленно сообщите мне. Я беспокоюсь о ней. Она… мой хороший друг.
— Я поговорю с ней об этом.
— Вы уверены, что это будет разумно?
Люси сжала его пальцы.
— Да. Виктория должна быть в курсе того, что происходит.
— Я только хочу знать, что она в безопасности, а также скучаю по тому веселью, которому все мы раньше предавались.
— Пожалуй, в последнее время Вики стала слишком серьезной, — задумчиво сказала Люси. — Но не беспокойтесь, милорд, я буду держать ухо востро.
Марли поднялся:
— Благодарю, и до встречи.
Он вернулся к дальней колонне, когда Лисичка вошла в комнату и заняла свое место, и, увидев, что Люси наклонилась к пей и что-то прошептала, улыбнулся. Замужем Лисичка Фонтейн или нет, ее деньги будут целее, если уйдут от проклятого Сина Графтона и будут ближе к нему, отчего в итоге он станет еще богаче.
— Синклер, ты не должен этого делать.
Виктория стояла, прижатая к подоконнику, пока Син и маленькая армия слуг переоборудовали нижний кабинет. Ее муж, без камзола, с завернутыми рукавами рубашки, поднимал угол массивного стола.
— Ты сама говорила, что от него у тебя мурашки идут по телу, — проворчал он. — Левее, Хенли. Я сам не могу сказать, что мне так уж нравится этот проклятый стол.