— Нет, это совсем не так. Мой уход совершенно с ним не связан.
— Ясно как день, что ты предпочла его миллионы той жизни, что я могу тебе предложить.
— Неправда!
— Неужели? Хочешь убедить меня, что не находишь жизнь на ранчо утомительной и скучной?
— Здесь нелегко приходится, но вовсе не это гонит меня. Всему причиной ты, Слоан. Только ты. Он угрюмо усмехнулся:
— По-видимому, ты совершенно меня не понимаешь.
— По-видимому. Губы Хизер дрогнули.
— Я люблю тебя, Слоан. Так сильно, что не могу выразить. И твоя дочь стала мне родной. Как и эта земля. Какую чудесную жизнь мы могли бы вести!
— Итак, ты нас любишь и поэтому собираешься сбежать.
— Без твоей любви мне ничто не мило. Невыносимо сознавать, что я для тебя — ничто. Нет больше сил выносить боль и горечь. Я всего-навсего человек, Слоан. Твоя грубость, пренебрежение беспощадно ранят. Скоро я истеку кровью.
— Но я извинился за все, что причинил тебе, — проскрежетал Слоан.
— Да, и притом искренне. Не сказал лишь того, что я так мечтала слышать.
— Я хочу, чтобы ты осталась.
— Возможно, тебя притягивает мое тело. Но я не шлюха. И мне есть что дать любимому человеку, кроме постельных услуг. Но ведь в этом вся беда, верно? Тебе ни к чему мое сердце. Ты был с самого начала честен со мной.
Сейчас ее голос сорвется! Нельзя показать ему свою слабость! Хизер попыталась овладеть собой.
— Ты сделал выбор, Слоан. Любовь к покойной жене заслонила тебе весь мир.
Слоан молчал. Лицо его стало напряженным, в глазах проступил мрак отчаяния.
— Я не могу превратиться в Лань, — дрожащим голосом пробормотала Хизер. — И мне не стать достойной ее светлого образа. Прости, ничего не выйдет.
— Я не желаю, чтобы ты была Ланью.
— Желаешь, пусть и помимо своей воли. Беспомощно цепляешься за прошлое. Лелеешь давние раны, и пока все так будет продолжаться…
«Для нас нет будущего…»
Она не договорила, но увидела, как судорожно дернулась щека Слоана. Значит, он понял. И правда ранила его. Но кажется, этого недостаточно.
— Я скажу Кейт, что ты попрощалась перед отъездом, — бесстрастно ответил Слоан, и Хизер едва не схватилась за сердце от жгучей боли.
Слоан молча взял у нее Дженну. Хизер всхлипнула и поспешила прочь. Мгновение спустя громко хлопнула дверь.
Только тогда Слоан отнес девочку в гостиную, а сам встал у окна и, комкая в руках край гардины, наблюдал, как Эван Рэндолф подсаживает его жену в экипаж.
Долго еще после того, как улеглась пыль, он глядел на дорогу. Почему же ему так плохо? Ведь именно этого он хотел, не так ли? Хизер навеки ушла из его дома, жизни и сердца. Но теперь ему кажется, что он потерял нечто бесконечно драгоценное. Совсем как после гибели Лани.
Нет, он не поддастся ни скорби, ни сожалениям. Прошедшие годы закалили его. Он перетерпит и эту потерю, одну из многих.
Дженна громко заплакала, словно поняла, что новая мама ушла и не вернется. Слоан с проклятием отвернулся от окна.
— Хочу Хизер, — жалобно проговорила девочка.
— Я тоже, — прошептал Слоан. — Но мы снова остались вдвоем, детка. Совсем как раньше. Ничего, все будет хорошо. Станем утешением друг для друга.
Не выпуская дочь, он прошел по пустым тихим комнатам дома, только что лишившимся смеха, тепла и души. Она ушла всего несколько минут назад, а эти комнаты уже напоминают склепы, где таятся привидения.
Хизер винила во всем его, и Слоан с беспощадной ясностью увидел, как она права. Его жена заслуживала куда большего, чем он способен был ей дать в этой нелегкой жизни, заполненной постоянными тяготами и изматывающей работой. Она заслуживала любви.
Он сам не помнил, как оказался в своей спальне и в который раз попытался вспомнить Аань. Но видел лишь глаза Хизер в ту ночь, когда он отверг ее чувства. А позже, когда предлагал ей золото, оскорбляя чистую, неподдельную страсть, оплот и опору их несчастного брака, окончательно разрушил все, что оставалось хорошего в его жизни.
Слоан тяжело опустился на кровать. Все в нем словно онемело, и лишь нестерпимое жжение в глазах и в сердце доказывало, что он все еще жив.
Он почти не обратил внимания на то, что Дженна сползла с его колен и устроилась на подушках. Слоан прилег рядом, измученный бурей, бушующей в нем последние несколько недель, постоянной войной между чувством и холодным рассудком.
Он устало закрыл глаза и снова постарался представить лицо Лани. Но все затмили прекрасные черты Хизер, искаженные тоской и горем. Такой она была в минуту их прощания.
И Слоан с глухим отчаянием осознал, как она была не права, утверждая, что он ее не любит. Но разве может Хизер знать, что он не находит себе места? И что угрызения совести терзают его хуже любого палача?
Глава 19
Он мчался по залитому солнцем лугу, безуспешно преследуя волшебное видение. Сияющие вороненые волосы Лани развевались по ветру, на бегу она успевала срывать голубые цветы.
Нет, это не погоня — всего лишь игра. Любовная игра.
Он окликнул ее, но Лань не замедлила бега. Слоан закричал, умоляя ее вернуться, но она и слышать не пожелала. Слоан начал задыхаться. Ноги ныли от усталости. Но Лань привела его к своей могиле. Когда он наконец добрался туда, хватаясь за грудь, она сидела на траве скрестив ноги и плела венок из нежных аквилегий.
Лань подняла голову, заслышав его приближение, и ее улыбка горьким эхом отозвалась в сердце.
— Ты пришел попрощаться, — утвердительно заметила она.
Слоан не мог скрыть правду от погибшей возлюбленной.
— Да, родная.
Цветы посыпались на землю. Лань протянула ему руку. Он дрожащими пальцами сжал маленькие ладони и опустился на колени. Странно, он почти не чувствует ее прикосновения!
— Любовь моя, — прошептала Лань. Ее фигура отчего-то расплывалась у него перед глазами.
— Господи, Лань, прости меня. Я тебя не уберег.
— Неправда. Ты ни в чем не виноват.
— Как бы я хотел… — беспомощно начал он.
— Знаю. Эта женщина… твоя новая жена… она тебя любит.
Слоан потупился, не в силах опровергнуть истину.
— И ты ее любишь.
— Да, — едва сумел прошептать Слоан. — Люблю. Почувствовав, что больше не сжимает ее руку, он вскинул глаза. Образ Лани таял.
— Лань! — громко охнул он.
— Прощай, любимый. Позаботься о нашей дочери…
Он схватил Лань за плечи, отчаянно пытаясь удержать. Бесполезно. Легкая тень скользнула по траве. Лань исчезла.
Слоан с криком проснулся. Щеки были мокры от слез.
Так это только сон? Сладостно-горький, рвущий сердце. Последнее прости.
И тут Слоан разрыдался. Впервые за много-много лет. Повернув голову, он прижал к себе спящую дочь, но долгожданное облегчение не пришло. Борясь с непрошеной слабостью, он уткнулся лицом в мягкий шелк ее волос. Тишину мрака снова нарушил мучительный полуплач-полустон.