всегда друг друга ненавидели, так что скорее всего он из злобы на Льюиса наговаривает. А на кого Джонни орал?
— Не знаю: он это делал по телефону. Но я пришла сюда не для того, чтобы вести пустые разговоры о всех этих людях. — Рука Марты скользнула Лидии под халат. — Сколько времени у тебя есть до выхода на сцену?
Дверь неожиданно распахнулась. И на пороге, пошатываясь под тяжестью замысловатого головного убора, появилась Ронни.
— Надеюсь, не помешали? — ехидно спросила она. — Мы пришли привести в порядок твой наряд.
Лицо Марты мгновенно залилось краской, щеки Лидии порозовели, а Леттис, вошедшая следом за Ронни, натужно улыбнулась и робко спросила:
— С чего нам начать?
Обычно Хедли с радостью ждал выходного дня, но сегодня, пока он расставлял мебель к началу спектакля и шел за кулисы еще раз просмотреть список реквизита для каждой перемены декораций, мысли его были совсем о другом. Он знал, что повел себя безобразно, и уже не раз проклинал свой непростительно глупый поступок, замолить или исправить который не имелось почти никакой надежды.
Хотя Хедли работал на Обри всего шесть месяцев, он уже чтил продюсера, как чтил бы своего отца, которого, кстати, никогда в жизни не видел; ведь Обри тяжким трудом добился настоящего успеха в самой загадочной профессии на свете. И Хедли прекрасно понимал: таким, как он, ребятам из рабочей среды, в театр обычно ходу нет; и все же Обри предложил ему должность младшего помощника режиссера, посчитав, что хотя Хедли никогда не учился ни в университете, ни в театральной школе, он может проявить свой талант, если таковой у него имеется. Работая и в «Уиндхеме», и в «Новом», Хедли день изо дня готовил актерам кофе, малярничал, подметал сцену, расставлял декорации. Это была тяжелая физическая работа, но силы и энергии у него хватало. Возможно, благодаря именно своим бесчисленным обязанностям он становился все более уверенным в себе. А ведь всего несколько месяцев назад Хедли и представить себе не мог, что получит эпизодическую роль и, не тушуясь, выйдет на сцену перед сотнями зрителей.
Подобно любому чужаку, принятому в некий клуб, к которому, по его собственному мнению, он не имеет права принадлежать, Хедли досконально ознакомился с особым языком театра и чтил его традиции и ритуалы. Так, каждый вечер он тщательно и с большим удовольствием готовил площадку для особой актерской группы, образованной в первые дни постановки пьесы; ее членами были всего лишь три актера, последними покидавшие сцену в финале «Ричарда из Бордо». Согласно устоявшимся правилам, после каждого из спектаклей, за исключением дневных, Хедли — а в его отсутствие Маккракен — во время финального акта ставил за кулисами маленький столик и три стула. Первым сцену покидал Льюис Флеминг, игравший Болингброка,[12] и открывал заранее приготовленную бутылку клерета, качество которого, кстати, с успехом пьесы существенно улучшилось. Вторым со сцены уходил верный слуга короля, и во время паузы перед последней, полной горечи и сожаления репликой Джона Терри он старательно разливал вино по бокалам. Как только пьеса заканчивалась, Терри присоединялся к этим двум, и они выпивали за успех следующего представления, а после многочисленных выходов на аплодисменты все трое возвращались к столику и, смакуя, допивали бутылку.
Сегодня вечером, когда Обри должен был выйти на сцену в роли стражника, которую Хедли и сам нередко исполнял, к этой группе в его лице присоединялся четвертый член, и так как продюсер пил исключительно шотландское виски, в обязанность младшего помощника режиссера входило добавить к сервировке стола графинчик с этим напитком. Мысль о том, что его вот-вот выбросят из театрального мира, ужасала Хедли намного сильнее, чем даже страх перед арестом, и рассчитывать он теперь мог только на милость Обри. Готовясь к вечернему представлению и ставя на полку рядом с бутылкой клерета графинчик с виски, Хедли думал о том, что сделал бы все на свете, только бы ему поверили.
ГЛАВА 5
Сидя за письменным столом на третьем этаже Нового Скотланд-Ярда, Арчи Пенроуз разглядывал фотографии. Похоже, Фоллоуфилд передал фотографу его инструкции слово в слово, и тот постарался на славу, представив смерть девушки на черно-белых снимках во всех возможных видах. Но все эти фото по большому счету были Пенроузу ни к чему — пройдет немало времени, прежде чем из его памяти изгладится куда более яркий, чем на снимках, образ убитой девушки. Сейчас Арчи припомнились слова его начальника: «Мы видим только то, что ищем, а ищем только то, что уже мысленно представили». Проблема заключалась в том, что Пенроуз по этому делу ничего и представить не мог — это был тот редкий случай, когда его не осенила ни одна стоящая идея, а интуиция подсказывала лишь одно: прежде чем ситуация прояснится, произойдет еще немало бед.
Он приступил к осмотру личных вещей убитой. Сложенные в обычный пакет для вещественных доказательств, они, конечно, не могли передать ни того тепла, ни той живости, которые, по словам Джозефины, были присущи Элспет в жизни. Носовой платок, пудра, расческа, два пакетика с фруктовыми конфетами и ирисками, кошелек и горсть мелочи: две полкроны, две монеты по шесть пенсов, шиллинг, четыре пенса и один полупенс — вещи, которые любая девушка берет с собой в путешествие. Был еще журнал, объединивший Джозефину и Элспет в день ее смерти. Однако Пенроуза больше заинтересовали записка и цветок — намек на любовь. Он вгляделся в ирис с его триадой темно-фиолетовых лепестков: что этот цветок для нее значил и что он значил для того, кто его преподнес? Что Элспет почувствовала, когда его получила? И что она чувствовала, уходя из жизни, если в эту самую минуту оказалась лицом к лицу со своим возлюбленным? Пенроуз надеялся узнать его имя, когда через час-другой поговорит с Фрэнком Симмонсом и его женой.
В дорожной сумке убитой девушки не было ничего необычного, кроме странно большого размера. Возможно, все дело в куклах. Скорее всего они принадлежали Элспет, а не убийце, для которого исключительно важны были и неприметность его внешнего вида, и скорость передвижения; по анализу отпечатков пальцев Пенроуз по крайней мере узнает, держала Элспет куклы в руках или нет. Он посмотрел на кукольных короля и королеву и невольно содрогнулся. Было что-то пугающее в том, что убийца вырвал и отшвырнул прочь руку королевы, хотя, вполне возможно, этот поступок вовсе не являлся зловещим предупреждением Джозефине, а выражал лишь презрение к жертве и ее увлечению искусственными страстями подмостков. Пенроузу больше всего хотелось, чтобы это убийство являлось следствием ссоры возлюбленных, в которой куклы играли третьестепенную роль.
Его мысли прервал резкий стук в дверь, и, не ожидая ответа, в комнату вошел сэр Бернард Спилсбери. Могло показаться странным, что знаменитый патологоанатом Скотланд-Ярда работает по субботам, но, ко всему прочему, Спилсбери был еще и сотрудником отдела криминальных расследований и работал, как и все в его команде, не покладая рук. В свои пятьдесят семь он нередко поговаривал об уходе на пенсию, хотя фактически работал больше, чем когда-либо, без конца привлекаемый полицией к расследованиям. За все годы работы со Спилсбери Пенроуз не помнил, чтобы тот хоть когда-нибудь отказался помочь. Отчеты патологоанатом писал теперь не так быстро, как бывало, и с годами стал, пожалуй, чересчур педантичен, но Пенроуз не возражал подождать подольше, чтобы узнать мнение безмерно уважаемого им специалиста. И хотя суждения Спилсбери, разумеется, не всегда были безошибочны, он не раз доказывал, что медицина имеет ценность не только для борьбы с болезнями, но и с преступностью. Патологоанатом верил: если стремиться к справедливости неотступно, она восторжествует.
Извини за опоздание, Арчи, но пробки на Гоуэр-стрит были просто дьявольские. Конечно, если бы наша городская полиция осознала, что неплохо бы идти в ногу с мировой цивилизацией и построить собственную лабораторию, у тебя в руках уже был бы нужный доклад и ты бы находился на полпути к поимке очередного убийцы. Но кто я такой, чтобы критиковать нашу родную полицию?
Пенроуз улыбнулся — всякий раз, когда Спилсбери приходил в Скотланд-Ярд, из уст его первым делом вырывалась критика. Всем было известно его мнение, что в своем отношении к судебной медицине
