Они, скажем, начали оказывать повышенные знаки внимания товарищу Молотову, всячески того выделяя, что не могло понравиться остальным членам Президиума, да и сам Молотов тоже был этому вряд ли рад. Они полезли и в дела внешние. Китай через голову главного 'спонсора мира', СССР, предложил Насеру послать в Египет двести пятьдесят тысяч 'китайских добровольцев'. Насер отказался не так из благоразумия, как по той причине, что ему нужно было оружие, много оружия, а китайцы кроме 'добровольцев' могли предложить ему разве что только много же винтовок.

Ну и вот, на гребне всех этих бурных событий в июне 1959 года в Кремле зазвонил телефон правительственной связи. Трубку поднял Хрущёв. Звонил ему возглавлявший Министерство Среднего Машиностроения Ефим Павлович Славский.

'Согласно полученным ранее инструкциям и следуя букве и духу советско-китайского соглашения о дружбе и сотрудничестве от 1957 года, мы подготовили к отправке прототип ядерного взрывного устройства. Китайская сторона нас торопит' – сказал Славский.

'Какие будут распоряжения, товарищ Хрущёв?'

Какие тут могли быть распоряжения? Хрущёв вывернул руль и нажал на тормоза обеими ногами так, что государственная машина пошла юзом.

20 июня 1959 года (эту дату следует помнить всем, кто пытается разобраться не в так чтобы уж очень сложных взаимоотношениях России и Китая) Пекин был официально уведомлен о том, что советская сторона находит нецелесообразной и по меньшей мере несвоевременной поставку Китаю прототипа 'изделия'.

Китай воспринял это в высшей степени адекватно и трезво, расценив произошедшее не как 'нарушение советско-китайского соглашения о сотрудничестве в области обороны от 15 октября 1957 года', а как 'разрыв'. И это действительно был разрыв.

Разрыв фактический, а не формальный, случившийся примерно двумя с половиной месяцами позже во время государственного визита Хрущёва в Пекин, начавшегося 30 сентября 1959 года.

Цель визита, что бы ни утверждалось задним числом, сводилась именно к этому, к разрыву. СССР нужно было раз и навсегда 'решить вопрос', причём решить его таким образом, чтобы возврата к прежнему положению не было. Во время визита 'игре' был положен конец, стороны 'сняли маски'.

В Пекине Хрущёв вёл себя так, как на государственном уровне люди себя не ведут и говорил вещи, которые на государственном уровне опять же не говорятся.

Хрущёв делал всё, чтобы спровоцировать китайцев на ответ, Хрущёв 'скандалил'. 'Бил посуду.'

Китайская сторона со своей стороны пыталась 'не поддаваться на провокации', ибо для неё намерения Хрущёва были прозрачны и разрыв отношений китайским интересам не соответствовал ни в малейшей степени. Ещё бы! Из двух игроков в паре Россия-Китай китайцы извлекали пользу гораздо большую, чем русские. И дело далеко не только в 'технологиях', гораздо ценнее был политический капитал, который китайцы рачительно копили на протяжении 50-х, причём умудрялись делать это, вроде бы идя в фарватере Кремля. Пример: Мао (получив за это вполне определённые и весомые экономические, военные и иные преференции от СССР) демонстративно поддержал 'на международной арене' СССР в его конфликте с Югославией и вроде бы тем самым Москве 'потрафил', но в реальности (а в политике только реальность и имеет значение) Китай таким образом устранил со своей дороги конкурента, претендовавшего на лидерство в Движении Неприсоединения. Повыше я описывал, как Китай очень ловко заставил Индию апеллировать о помощи к 'империалистам', к США и тем самым дискредитировал её в глазах всё тех же 'неприсоединенцев', так вот в качестве первого опыта (первой 'кошки') на этой стезе Китаю послужила Югославия.

С получением же в руки 'атомной дубинки' Китай спешил так потому, что конфликт с СССР назревал на глазах и происходило это по причинам объективным. Выгоды сотрудничества с Китаем перестали перевешивать наносимый им вред и Китай в глазах Москвы превратился в тяжёлую обузу. То, что разрыв неминуем стало ясно после ХХ съезда, в 1956 году.

Сегодня это объясняется так, что китайцы якобы не выдержали нападок на Сталина и конфликт начался с идеологических разногласий между русскими 'ревизионистами' и твердокаменными китайцами. Экая чепуха! Ничего не может быть дальше от истины. На русских (какую бы идеологию они ни исповедовали) вообще и на Сталина в частности китайцам было наплевать, источником разногласий, приведших в конце концов к разрыву, явилось провозглашённое на съезде 'мирное сосуществование систем'.

Переход от 'всемирной революции' к 'мирному сосуществованию' означал не только обесценение государственной риторики и необходимость выработки новой идеологии, но ещё и то, что Китай отныне терял возможность лавировать между СССР и США. Китаю, если он хотел (а он этого хотел) превратить себя в 'третью силу', отныне следовало делать это 'полагаясь на собственные силы' и в куда более трудных, чем до того, условиях. ХХ съезд напугал китайцев до полусмерти и они пустились во все тяжкие, выкручивая СССР руки, чтобы успеть напоследок урвать как можно больше.

Именно поэтому они сперва на 'выходки' Хрущёва не велись, а всё больше щурились и улыбались, надеясь, что всё рассосётся само собой. Но упрямому Хрущёву удалось довести дело до конца. Он сумел создать нужный 'контекст' и китайцы не выдержали. Произошёл 'великий раскол'.

Мало кто подмечает тот факт, что визит Хрущёва в Пекин состоялся всего тремя днями позже его возвращения из США, где дорогой Никита Сергеевич не только возмущался показанным ему в Лос-Анжелесе кан-каном и не только восхищался кукурузой на ферме Гарста, но ещё и целых три дня прогуливался с Эйзенхауэром в Кемп-Дэвиде, ведя неспешные разговоры о всякой всячине. В том числе и наверняка о Китае. От обсуждения 'китайской проблемы' было не уйти, Китай шантажировал СССР 'американской угрозой' и шантажировал США ядерным зонтиком 'старшего брата', временами доводя дело до прямой конфронтации между 'гегемонистами', особой разницы между которыми Китай не видел.

Проблема усугублялась тем, что сложившееся положение было наименее выгодно именно СССР. И Китай, и Америка из этой игры уже с тремя участниками свою выгоду извлекали, а почти все издержки приходились на долю России. И, погуляв под ручку с Эйзенхауэром и 'прощупав' того, Хрущёв решил, что пора заканчивать. 'Хорошего понемножку.'

Визит в Пекин чуть ли не на следующий день после визита в Америку выглядел так, что США и СССР о чём-то договорились, что-то там такое между собой решили и изо всех сил крепившиеся китайцы не выдержали именно этого, витавшего в воздухе ощущения, что белые, русские и американцы, опять решают свои проблемы за счёт китайских 'кули'. Хрущёв сыграл именно на этом, на 'чувстве неполноценности', и добился своего.

То, чем занимался Хрущёв, называется войною.

Всё, что он делал, говорил, планировал, декларировал или утаивал, всё, что он продумывал заранее, как и всё то, что он импровизировал на ходу, являлось военными действиями.

Не потому, что Хрущёв был каким-то очень уж воинственным человеком, нет, вовсе не поэтому, Хрущёв был вынужден воевать по той простой причине, что он возглавлял государство, а для государства война это его повседневное состояние, государство воюет уже тем, что оно дышит. Жизнь государства есть война.

В этом месте нам понадобится небольшое отступление, не сделав его, трудно будет понять, о чём вообще идёт речь.

Трудность вытекает из ложно понимаемого человеком феномена бытия, известного нам как 'война'.

Люди поминают войну ежедневно, ежечасно, поминают её всуе, они употребляют это слово не особо даже задумываясь и происходит это потому, что они полагают, будто им о войне всё известно. Это примерно