Стариков, думая обо всей этой истории, с усмешкой покачивал головой. Американцев очень даже можно понять в том, что они не афишируют трагическую гибель эсминца «Бостон». Больно уж некрасивая вышла с ним история. Ричарду О'Кейси, единственному уцелевшему члену экипажа, велено было держать язык за зубами, всем родным и близким погибших на эсминце моряков объяснили, что «Бостон» подорвался на заградительной мине. Те и развесили уши. Никто и не подумал, что впереди «Бостона» тем же самым курсом прошли три тяжелых транспорта, но с ними ничего не случилось.

Борис Стариков потер руки и усмехнулся. «Интересно, – думал он, – есть ли теперь, после смерти тетушки Фрэнки, в Америке хоть один человек, кто знает истинную причину гибели „Бостона“? Что на самом деле он вовсе не подорвался на заградительной мине, а его торпедировала подводная лодка. И вовсе не немецкая, как можно было бы подумать, а своя, американская. По ошибке. Просто командир ее побоялся высунуть из воды перископ и как следует рассмотреть, что там плывет по морю. Оно в тот час было очень спокойное, это море, перископ могли запросто заметить. И тогда не оберешься проблем. А не высовывая перископ, можно подходить к судам очень близко, практически расстреливать их в упор, ориентируясь по шумам. Вот командир американской подлодки и принял решение дать залп из обоих торпедных аппаратов по корпусу самого боеспособного судна каравана. Что называется, сначала стрелять, а потом уж разбираться. Разобрались, конечно, когда увидели, как эсминец с развевающимся на корме звездно-полосатым флагом вдруг на полном ходу ушел под воду. Конечно, с экипажа подводной лодки также взяли клятву не разглашать обстоятельства гибели эсминца. И все в команде торжественно поклялись на Библии и под звуки американского гимна. А потом так забавно случилось, что именно эта подводная лодка погибла во время одной из глубоководных аварий и никто из ее экипажа не спасся. Разглашать неприятные сведения стало некому. И только тетушка Фрэнки ухитрилась разузнать все это».

В дверь кабинета постучали. Не дожидаясь разрешения, в кабинет вошла тощая, высохшая, как вобла, пожилая секретарша. Подойдя к столу, она положила на стол перед коммерсантом три конверта.

– Авиабилеты на Осло, на сегодня. Вылет через три часа, как вы заказывали, – сухим, немного скрипучим голосом произнесла секретарша. – На вас и ваших людей, Чеснокова и Рощина, три билета.

– Отлично! – заявил коммерсант, блаженно потягиваясь в кресле. – Раз так, скажи ребятам, что мы летим...

– Вам надо поторопиться, – невозмутимо продолжала секретарша. – Фактически времени до отлета только два часа, а надо еще подготовиться...

– Успеем, – безапелляционно заявил коммерсант Борис Стариков, рассеянно разглядывая конверты с билетами. – Значит, в Осло я буду уже сегодня вечером. Это хорошо. Наташка мне не звонила?

– Назарова? Нет. – Секретарша сердито поджала губы. – Желаете сами позвонить ей?

– Да ну, зачем... Сегодня вечером, как прилечу туда, сразу позвоню, дешевле будет...

– Как скажете. – Секретарша повернулась с намерением выйти из кабинета.

– Кстати, – остановил он ее. – Ты не в курсе: там, в Осло, можно арендовать морской катер или гидросамолет?

– Катер наверняка можно, – пожимая костлявыми плечами, отвечала секретарша. – Гидросамолет, наверное, тоже можно, хотя это обойдется дороже. В цивилизованной стране для человека с деньгами нет ничего невозможного...

– Катер, конечно, безопаснее, – задумчиво, как бы беседуя с самим собой, произнес Стариков. – Но он будет черт знает сколько пыхтеть до места. Гидросамолет домчит в одно мгновение, но хрен его знает, какая там будет погода. Может быть, там сесть нельзя будет...

– Вы можете арендовать катер на воздушной подушке, – проскрипела секретарша. – В хорошую погоду при небольшой волне он развивает очень приличную скорость.

– Да, верно, – согласился коммерсант. – Наверное, я именно так и сделаю.

– Счастливого пути! – Секретарша демонстративно повернулась и покинула кабинет Старикова.

Тот, посидев еще немного времени с блаженной улыбкой на лице, наконец встрепенулся и поднялся с кресла. В самом деле, пора было начинать собираться в дорогу. В аэропорт никак нельзя было опаздывать.

– И ты, как последняя портовая шалава, продалась этому подонку, этому ханыге за какие-то двадцать тысяч долларов?!

В гневе инвалид был страшен. От выпитой водки его лицо побагровело, вены на лбу надулись, глаза сверкали грозно и сердито.

– Ради каких-то поганых долларов ты посмела бросить моего Серегу и уйти к этому хреновому коммерсанту! Ведь я же его помню, этого Борьку Старикова, ему было лет пятнадцать или шестнадцать, когда я в тот последний поход ушел... Шпана шпаной! Сигареты воровал из вагонов на станции, а потом их матросам продавал по дешевке. И ради такого типа ты отказалась от моего Сережки? Даже замуж за Борьку теперь выходишь? Ну и дела у вас тут теперь творятся, черт вас всех раздери!

– Но, дядя Андрей!.. – чуть не плача, воскликнула белокурая девушка. – Я это сделала только ради отца. Если бы не Борькины деньги, отец сейчас был бы уже при смерти...

– В самом деле, командир, – стал оправдывать свою дочь старик. – Если бы не эти деньги, мы бы с тобой вообще не встретились!

Инвалид на мгновение притих, задумался. Казалось, скорый гнев улетучивается из его души.

– Все равно нехорошо, – задумчиво произнес он. – Не могу поверить, чтобы в нашем государстве не нашлось денег, чтобы моряка, погубившего свое здоровье, это самое государство защищая, отправить на лечение. Вон, в Норвегии, – он кивнул куда-то в сторону окна клиники, – все инвалиды-моряки медицинское обслуживание получают за счет государства!

– Так то Норвегия, – безнадежно заметил старик-каплей. – А то Россия.

Все трое снова помолчали. Инвалид по-быстрому налил себе еще водки, крякнул, выпил, стал рассеянно жевать кусок копченой камбалы. Старику он и не предлагал, понимая, что тому после операции нельзя было рисковать подобными возлияниями.

– Значит, так, каплей. Слушай мою команду! – сурово проговорил инвалид. – Не буду врать: двадцать тысяч долларов и для меня деньги большие – практически все, что у меня есть сейчас...

– Да ты что, командир! – испуганно начал было каплей Назаров, но осекся, глядя на багровеющее гневом лицо каперанга.

– Разговорчики, каплей! – грозно произнес тот. – С каких пор ты позволяешь себе пререкаться со старшим по званию? Вот! – Он полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда банковскую кредитную карточку. – Вот здесь мои сбережения за последние пятнадцать лет, что я живу здесь иностранцем. Двадцать тысяч долларов из них твои!

– Но я не возьму, командир, – испуганно проговорил каплей. – Ты мне уже один раз жизнь спас. И что же, опять...

– Молчать, сказано! – рявкнул, сверкнув глазами, инвалид. – Врубись же, наконец! Я не только тебя спасаю. Тебя-то спасать уже и не надо, тебя дочь твоя спасла, ей спасибо скажи. А вот ее-то теперь саму спасать надо из лап этого толстомордого подонка! И сына моего Сережку тоже спасать надо. Куда черт его понес вместе с этим дурнем Мартьяновым? Я же клянусь всеми морскими чертями, что они оба в какую-то гнилую аферу ввязались и пропадут там, как мухи. Понял, каплей? Вот их-то и надо теперь выручать!

Лежащий на постели старик Назаров молчал, понимая, что его бывший командир совершенно прав.

– Вот! – Каперанг Павлов протянул кредитную карточку девушке. – Возьми вот это, сними с нее деньги и швырни их в рожу этому Борьке. И скажи, что ты ему больше ничего не должна! Что ты не шлюха подзаборная, чтобы за деньги к нему в постель ложиться!

– Но, дядя Андрей! – робко возразила девушка. – Я ведь ему обещала, что выйду за него замуж...

– Опять ты перечишь мне! – побагровел каперанг. – Что это значит, обещала? Любишь его, что ли? Жить без него не можешь? Решай сама тогда, кто тебе дороже: Сережка мой или этот ханыга!

– Дядя Андрей, я...

Но договорить она не успела. Потому что в этот момент дверь палаты открылась и в нее вошла госпитальная сестра милосердия, держа в руках мобильный телефон. Приветливо улыбнувшись, она подала мобильник девушке.

– Да? Да, это я... Здравствуй, Боря... Ты? Ты здесь? – На мгновение девушка растерялась, в глазах ее