— Ваше высочество знает, что князь Понте-Корво, я хочу сказать, наследный принц, в Любеке взял в плен несколько шведских офицеров.
— Конечно. Двое из них сейчас находятся у Жана-Батиста. Это барон Мернер, весь в пыли… кстати, успел ли он принять ванну?.. И барон Фри… Фри…
— Да, барон Мернер и барон Фризендорф, — подтвердил Браге. — Князь Понте-Корво пригласил этих молодых офицеров к ужину и показал им, как он представляет себе будущее Северной Европы. Он говорил как политик, ни на минуту не теряя из виду карты. Наши офицеры вернулись в Швецию и с тех пор повторяли в армейских кругах и многих других обществах, что нам нужен такой человек, как князь, чтобы спасти Швецию. Это все, что я могу рассказать по этому поводу, Ваше высочество.
— Вы сказали, что Сейм собрался после смерти Аугустенберга. Как же отнеслась к этому аристократия? Эта старая шведская аристократия, которая не соглашалась, чтобы низшее сословие имело какие-нибудь права?
Граф Браге смотрел мне прямо в глаза.
— Большинство членов Сейма, особенно молодежь, — офицеры. Мы старались защитить Финляндию и сохранить Померанию. Идеи князя Понте-Корво нас воодушевили. Мы посвятили в наши планы своих родителей, и после убийства каждый мог понять, что мы пропадем, если очень сильный человек не будет выбран в наследники трона.
— После убийства? Господи Боже, еще одно убийство?
— Ваше высочество, разве вы не слышали, что маршал граф Аксель Ферсен был убит на похоронах принца Аугустенбурга? Прямо напротив королевского дворца, на улице.
— Ферсен? Кто это, граф Ферсен?
Браге улыбнулся.
— Любовник покойной королевы Марии-Антуанетты. Человек, который хотел спасти и скрыть от Франции бедную королеву и Людовика XVI. Граф Ферсен носил кольцо королевы до своей смерти. Это очень печальная история…
— Вы мне рассказываете только печальные истории, граф Браге, — прошептала я смущенно. — Чем больше я узнаю о Стокгольме, тем печальнее мне он представляется.
«Как удивительно, что Мария-Антуанетта имела любовника-шведа, — подумала я. — Как тесен мир!»
— Но почему был убит граф Ферсен?
— Потому, что он был яростный противник нынешней Франции. И так как Аугустенберг хотел обязательно заключить мир с Францией, прежде чем Швеция будет окончательно разорена, распространился слух, что граф Ферсен отравил наследного принца. Это явная ложь и абсурд, конечно, так как принц Аугустенбург погиб, упав с лошади во время военного парада, но народ, который видел в Ферсене противника мира, был очень настроен против него, и граф был убит посреди улицы ударами камней. Он готовился идти впереди траурной процессии.
— Разве при церемонии не присутствовала гвардия?
— Войска стояли с двух сторон улицы. Никто не шевельнулся, — ответил Браге очень спокойно. — Говорят даже, что король был извещен о готовящемся убийстве. Ферсен был противником нашей политики нейтралитета. После этого случая губернатор Стокгольма заявил, что он не может отвечать за спокойствие и порядок в столице. Сейм собирался в Оребро, а не в Стокгольме.
Оскар рисовал на песке. Разговор ему наскучил, он не слушал нас. Он не слышал, слава Богу, что убили человека в то время, как по обе стороны улицы стояли войска и глядели на убийство совершенно равнодушно.
— После этого убийства аристократия поняла, что молодые офицеры, настаивавшие на том, что следует позвать князя Понте-Корво, правы. Старого короля считают… — он хотел сказать «убийцей», но не сказал этого слова. Я подняла голову.
— А третье и четвертое сословия?
— Проигранные войны опустошили нашу казну. Наша надежда — это торговля с Англией. Но если отношения с Наполеоном наладятся, Швеция может оказаться членом континентальной блокады. Это понимают даже третье и четвертое сословия. Так или иначе, нынешний двор не в чести у простых людей. Скоро дом Ваза не сможет оплачивать даже содержание своих замков. В народе уже говорят, что князь Понте-Корво очень богат, и народ голосовал за него.
— Мама, папа правда так богат? — спросил Оскар.
— Обычно считается, что выскочки богаты, — заметила я. — Народ Швеции и аристократия не ошиблись.
«Я откладывал понемногу из своего жалования в течение многих лет и теперь могу купить маленький домик для вас и ребенка…» — так сказал мне Жан-Батист в ту первую дождливую ночь, когда мы колесили по улицам Парижа… Маленький домик для меня и ребенка, но не тот королевский дворец в Стокгольме, где аристократия носит черные маски и убивает своего короля. Нет, не этот дворец, перед которым народ убивает маршала камнями в то время, как королевские войска смотрят и ничего не предпринимают. Нет, не этот дворец, Жан-Батист!
Я спрятала лицо в ладони и плакала, плакала и никак не могла остановиться.
— Мамочка, дорогая мамочка! — Оскар обнял меня за шею и прижал к себе. Я вытерла слезы и внимательно посмотрела на графа Браге. Понял ли он причину моих слез?
— Вероятно, мне не следовало рассказывать вам, Ваше высочество, — сказал он. — Но я думаю, что вам лучше знать все.
— Знать, офицеры, третье и четвертое сословие избрали моего мужа. А его величество, король?
— Король — Ваза, Ваше высочество. Человек, которому недавно минуло шестьдесят и который слаб здоровьем. Человек, у которого подгибаются колени и мысли которого уже путаются. Он сопротивлялся до конца и предлагал своих родственников из Северной Германии и всех датских принцев. Наконец, он вынужден был согласиться…
«Значит, — подумала я, — он был вынужден согласиться усыновить Жана-Батиста, как горячо любимого сына».
— Королева моложе короля?
— Ее величеству немногим более пятидесяти. Это очень энергичная и умная женщина.
— Как она будет меня ненавидеть! — прошептала я.
— Ее величество очень счастлива приветствовать маленького герцога Зедерманландского, — почтительно ответил Браге.
В это время Мернер вышел из дома. Он был чистенький, как новая монетка, и его очень молодое лицо с круглыми щеками сияло. Он был в парадной форме. Оскар подбежал к нему.
— Я хочу посмотреть на гербы на пуговицах — он схватил по одной в каждую руку. — Смотри, мама, три маленьких короны и лев в большой короне. Очень красивые гербы!
Мернер перевел взгляд с Браге на меня.
Конечно, было заметно, что я плакала, а молодой граф казался смущенным.
— Ее королевское высочество желала слышать историю нашего королевского дома в течение последнего десятилетия, — объяснил Браге со смущением. Мернер поднял брови.
— Мы тоже теперь члены дома Ваза? — спросил Оскар. — Раз старый король усыновляет папу, мы теперь будем настоящими Ваза, правда?
— Ты говоришь глупости, Оскар. Ты останешься тем, кто ты есть — Бернадоттом, — сказала я резко, поднимаясь со скамьи. — Вы хотите мне сказать что-то, барон Мернер?
— Его королевское высочество просит Ваше королевское высочество придти в его рабочий кабинет.
Кабинет Жана-Батиста представлял собой странное зрелище. Рядом с бюро, заваленным бумагами, было поставлено большое зеркало из моей туалетной комнаты. Жан-Батист примеривал новую форму. Перед ним трое портных ползали на коленях с полными ртами булавок. Шведы присутствовали при примерке с сосредоточенным видом. Я увидела новый сюртук темно-синего цвета. Большой воротник был обшит узенькой золотой полоской. Тяжелая золотая вышивка маршальского мундира отсутствовала. Жан-Батист с важностью смотрелся в зеркало.
— Это мне идет, — важно произнес он. — Но жмет подмышкой.