чтобы отдавать его, не считая.»
Вот переложение другой газетной статьи, которая раскрывает смысл книги, опубликованной женщиной американской и с энтузиазмом переведенной русской женщиной:
«I. Не испытывайте к мужчинам материнских чувств, не заботьтесь о них, как о мальчиках, иначе они будут вести себя, как маленькие дети, и утратят к вам сексуальное тяготение. Если вы будете помощником мужу, он обленится.
2. Не ставьте себя на второе место после него и не отдавайте в обед ему лучший кусок. Не приносите себя в жертву, иначе вы утратите свою женственность, свою независимость, свою принципиальность, свое самоуважение. Чем больше вы жертвуете, тем меньше вам остается.
3. Не верьте в мужской потенциал, не спасайте мужчин в сложных для них ситуациях, не отдавайте им свою любовь, энергию и время, не работайте на них. Любите их такими, какие они есть, а не такими, какими хотите видеть их завтра.
4. Не скрывайте своего блеска и своих способностей, не приглушайте своего ума для того, чтобы он не затмил в людских глазах ум вашего мужа.
5. Не отдавайтесь во власть мужчин, а властвуйте над ними!
6. Не притворяйтесь маленькой и слабой чтобы получить желаемое от мужчины, иначе он перестанет вас уважать и его любовь ослабнет».
Не буду пока комментировать взгляды ни первого дипломированного философа, ни второго (о втором, вернее, о второй известно, что ей принадлежит также книга «Как заниматься любовью без остановки» и что она возглавляет Центр развития личности в Лос-Анджелесе). Замечу лишь, что даже если бы специально нужно было сочинить диаметрально противоположные мировоззренческие позиции, декларирующие взаимоотношения «М» и «Ж», то наглядней это противостояние, по-видимому, выразить было бы и нельзя.
Данные убеждения — порождения действительности, причем на уровне самых ее фундаментальных основ, таких, как природно-географические условия жизни нации, как пути развития и характер ее экономического строя, как особенности ее политической истории — в сочетании и в конфликтах с историей сопредельных государств, как своеобразие их верований и морали, то есть самых крупных категорий общенародного бытия. И мало того, что эти семейные и межполовые взаимоотношения — порождение реального бытия, они еще порождение бытия, меняющегося во времени. Мало и этого: в рафинированно- чистом виде вряд ли их встретишь в какой-либо отдельно взятой стране, ибо все в мире находится во взаимопереплетении, взаимовоздействии, пересечении течений.
Не уходит из моей памяти достаточно давний уже эпизод. Представьте себе одно из крупнейших в стране (да и во всем мире) московское издательство на тысячу двести работников, ультрасовременное многоэтажное здание из бетона и стекла, бесконечные коридоры, холлы с мягкими креслами, несколько лифтовых каналов и т. д. и т. п. И по всем этим этажам, коридорам, лифтам и т. д. снуют фактически одни только элегантные женщины, у подоконников толкуют между собой, красиво стоят с изящными пахитосками в тонких пальчиках одни лишь модерновые девы, в холлах беседуют с авторами исключительно редактрисы. Меня в свою редакцию ведет, скажем, Лариса Губина, стройная, с безупречным вкусом и очень дорого одетая, макияж которой — чудо косметического искусства, ибо он вроде бы почти незаметен, но, с другой стороны, создает такой божественный, фактически неземной облик, что!.. А едва уловимые, но терпкие духи высшего класса, а точно продуманная небрежность прически белокурых волос, а шарм легкой летящей походки, а приветственные жесты, а мимолетная улыбка, а заманчивый блеск карих глаз?! И если добавить к сказанному, что Лариса в совершенстве владеет почти всеми европейскими языками, что у нее на счету — десятки переведенных и изданных ею книг, что она — главный кормилец своей семьи, то перед нами абсолютное воплощение того женского идеала, что был представлен чуть выше в книге мадам американки. Я спрашиваю ее:
— Лариса, а мужчины-то у вас в издательстве есть? — А, держим с десяток в начальстве, пока они нам не мешают, — небрежно отмахнулась она. — Ну, и эмансипация… — протянул я. Тут-то и случился и длился всего-то одну- две секунды тот незабываемый эпизод, ради которого я и излагаю эту историю: европейски образованная женщина, красавица с отточенными манерами, вдруг обернулась ко мне, глаза ее засверкали, лицо перекосилось и на мгновение стало диким ликом! Неожиданно хриплым голосом она ка-а-ак врезала мне, что называется, меж бровей огненную фразу на великом, могучем и свободном русском языке относительно того, куда бы она послала всех сторонников этой эмансипации!!!
Я остановился, опешил. Мифологически чудовищный лик чудесным образом тотчас обратился в обаятельное спокойное лицо, прежний небрежно- горделивый голосок обронил одно только слово: «Извините!», и она вновь бодро и часто зацокала каблучками своих супермодных туфелек, легко передвигаясь вперед. Иначе говоря, под всем этим импортным шмутьем и обликом живет и, как оказалось, терзается душа, глубоко исстрадавшаяся по совсем другим отношениям.
Женская душа, которая и на дух не выносит эту готовность современных мужчин переложить, на нее не только бремя полной самостоятельности, но еще и содержания семьи. Это значит, что в сердцевине своих взглядов и не очень-то далеко от поверхности Лариса держит идеал, который чуть выше был сформулирован устами литовской женщины; это значит, что весь ее независимый облик и манеры типа «эмансипе» — не более, чем хорошая мина при плохой игре. У меня уже не было сомнений в том, что ей больше — неизмеримо сильнее! хотелось бы жить «за мужем», за спиной человека, который и принимал бы на себя основную меру решений и основную нагрузку по обеспечению реального достатка семьи. Я отлично, отчетливо понял, каких неимоверных усилий, какого перенапряжения психики требовал, причем практически неспрестанно, тот облик и тот уровень жизни, который приняла на себя Лариса. Так в подобном ли состоянии почти непрерывного стресса из-за принимаемых трудных решений счастье женщины?
И еще один простенький вопрос: а соответствует ли ее образ лидирующего поведения нашим вековечным и тысячелетним традициям и представлениям о роли женщины в семье?
И еще более простенький: а разве не оказались в значительнейшем проценте все наши русские (украинские, белорусские, казахские и т. д.) женщины в ситуации той же модели, которую явила мне восхитительная элегантная женщина Лариса Губина? Разумеется, дело не в атрибутах облика: путевая железнодорожная рабочая Марфа Никитична выглядит, конечно, иначе, чем она, и занятия у нее иные. Но мучительное раздвоение единой сущности в принципе то же: принудительная сила обстоятельств, толкающая к принятию самостоятельных решении и непомерному труду, с одной стороны, и вековечное стремление (подавленное) жить за мужем, поильцем, кормильцем, защитником.
И теперь: разве Томила в замужестве за Егором, разве Анастасия в замужестве за Олегом жили по модели, изложенной литовской женщиной? Нет, общественная ситуация толкала их к модели, представленной американкою. И отсюда — из жизненной установки — проистекали многие драматические сложности их биографии. А не только из непроглядной сексуальной серости, как утверждает моя дорогая Нина Терентьевна.
Выходит, что автор целиком за литовский.(точнее, домостроевский вариант)? АН, нет, не будем торопиться, дело выглядит много сложнее. И сложность эта проистекает из удивительной изменчивости всех институтов на Земле. Мы постараемся, конечно, вычленить ядро проблемы, но должны себе отчетливо представить и всю ее многосложность, и связь — каждый раз свою — с обстоятельствами бытия.
Сначала об этой связи. На что уж в качестве извечных, незыблемых постулатов воспринимаются постулаты, гениально сформулированные в Ветхом Завете: не убий, не укради, чти отца своего и иные. Но, во-первых, вспомним, что заветы эти в свое время были восприняты как крутое диссидентство, как нарушение исконных нравственных норм (сравним прежнее: «Око за око» — и новое: «Если ударили тебя по одной щеке, подставь другую»).. Во-вторых, вспомним, что совсем недавно, еще в прошлом веке у некоторых северных народов счастливым считался тот отец, у которого был сын, способный лишить его жизни. Да только ли на Ледовитом океане? И в Японии не столь уж давно были счастливы те родители, которых сын мог сбросить в пропасть, лишить дыхания, либо другим способом отправить в почитаемую страну предков. Как же так: общечеловеческие «чти отца своего», «не убий» и тут же, вернее, много позже этого…
Так вот: не человек для субботы, а суббота для человека, как справедливо утверждали древнееврейские мыслители, не человек для морали, а мораль для человека, для выживания его рода. И поскольку условия выживания в разных странах в разные времена отличались разительно, то полярно
