его сестры:

— Девица, плащ, который вы привезли, я желаю увидеть сначала на вас.

— Сэр, — отвечала она, — мне не пристало надевать королевские одежды.

— Клянусь головой, — сказал Артур, — вы его наденете прежде меня и прежде всех остальных, кто здесь находится.

И с тем набросил он плащ на девицу. В тот же миг она упала мертвая и, слова более не вымолвив, сгорела и рассыпалась угольями.

А король разгневался еще пуще прежнего и молвил королю Уриенсу:

— Сестра моя, а ваша жена постоянно замышляет против меня измену. Хотел бы я знать, не состоите ли вы сами или мой племянник, ваш сын, в сговоре с нею, чтобы меня погубить. Впрочем, что до вас, — так говорил король Артур королю Уриенсу, — я не думаю, чтобы вы были в этом заговоре, ибо от Акколона слышал я признание из его собственных уст, что она намеревалась и вас погубить, как и меня. И потому вас я считаю свободным от подозрений. А вот что до вашего сына сэра Ивейна, то он остается у меня под подозрением. И потому повелеваю вам удалить его от моего двора.

Так был отослан от двора сэр Ивейн.

Узнав о том, сэр Гавейн поспешно собрался следовать за ним, ибо сказал он: «Если кто изгоняет моего кузена, изгоняет и меня». Так уехали они оба и приехали в густой лес, а там оказался монастырь, и в нем расположились они на ночлег.

Но когда у Артура стало известно, что и сэр Гавейн отъехал от двора, то горевали все сословия.

— Вот, — сказал Гахерис, брат Гавейна, — мы лишились двух добрых рыцарей из-за одного.

А те наутро прослушали в монастыре обедню и поехали дальше и приехали в другой лес, еще больше первого. Там в долине стояла башня, а подле нее сэр Гавейн увидел двенадцать прекрасных девушек и двух рыцарей в доспехах и верхами, и девушки те ходили вокруг дерева. И увидел он, что на дереве том висит белый щит, а девушки, проходя мимо, плюют на него, а иные бросают в него грязью.

Сэр Гавейн и сэр Ивейн подъехали к ним, приветствовали их и спросили, отчего такое надругательство учиняют они над щитом.

— Сэр, — отвечали девушки, — мы вам все объясним. Есть такой рыцарь в нашей земле — ему как раз и принадлежит этот белый щит, — он доблестен и искусен в бою, но ненавидит всех дам и девиц. И вот поэтому мы учиняем надругательство над его щитом.

— Вот что я вам скажу, — сказал сэр Гавейн. — Не к лицу славному рыцарю презирать дам и девиц; но, может быть, ненавидя вас, он имеет на то причину, а может быть, он любит и любим где-нибудь в другой стороне, раз уж он такой доблестный рыцарь, как вы говорите. А как его имя?

— Сэр, — отвечали они, — его имя сэр Мархальт, сын Ирландского короля.

— Я хорошо знаю его, — сказал тут сэр Ивейн, — он рыцарь доблестный, не много есть ему равных. Я видел один раз, как он выступал на турнире, где собралось множество рыцарей, но ни один не мог против него выстоять.

— А, — сказал сэр Гавейн, — благородные девицы, видно, вы замыслили дурное, ведь тот, кто повесил этот щит, и сам должен здесь с минуты на минуту появиться, и эти двое рыцарей верхами на него нападут. Но не пристало такое благородным девицам, да и я долее не намерен смотреть, как бесчестят щит рыцаря.

С тем отъехали немного сэр Гавейн и сэр Ивейн. И вдруг, видят: прямо на них скачет сэр Мархальт на могучем коне. А двенадцать девиц, увидев сэра Мархальта, бросились как безумные к башне бегом, иные даже попадали по дороге. Тут один из рыцарей, что были с ними, подтянул свой щит и вскричал громогласно:

— Сэр Мархальт, защищайся!

И сшиблись они, и тот рыцарь сломал о сэра Мархальта копье, а сэр Мархальт ударил с такой силой, что проломил ему шею, а лошади его спину.

Увидел это второй рыцарь башни и изготовился против него, и с такой силой они сшиблись, что рыцарь башни рухнул мертвый на землю вместе с конем.

А сэр Мархальт подъехал к своему щиту, увидел, что он весь осквернен, и проговорил:

— За надругательство это я уже отчасти отомстил. И во имя любви к той, кто мне этот белый щит подарила, я буду теперь носить его, а старый мой щит повешу на место этого.

И повесил белый щит себе на шею. Потом поскакал он дальше и наехал прямо на сэра Гавейна и сэра Ивейна. Спросил он их, что они тут делают. Они ему отвечали, что едут от Артурова королевского двора на поиски приключений.

— Что ж, — сказал сэр Мархальт, — я, если пожелаете, к вашим услугам. Я тоже странствую в поисках приключений, — и за мною дело не станет.

И с тем отъехал от них, чтобы было ему место для разгона.

— Пусть скачет своей дорогой, — сказал сэр Ивейн сэру Гавейну, — ведь он один из доблестнейших рыцарей на свете. Лучше бы нам своею волею не выходить против него один на один.

— Ну нет, — отвечал сэр Гавейн, — этому не бывать! Позор нам будет, если мы с ним не сразимся, каким бы превосходным рыцарем он ни был.

— Что ж, ладно, — сказал сэр Ивейн. — Я выеду против него первый; ибо я слабее вас, и, если он меня повергнет, тогда вы за меня отомстите.

Вот сшиблись два рыцаря с такой страшной силой, и сэр Ивейн так ударил сэра Мархальта в середину щита, что копье его раскололось от удара на мелкие куски. А сэр Мархальт столь жестокий нанес ему удар, что сшиб на землю и коня и всадника и поразил сэра Ивейна в левый бок. Сэр же Мархальт повернул коня и отъехал туда, откуда начал поединок, и снова изготовился и поднял копье. Увидел это сэр Гавейн, перетянул наперед свой щит, уперли они оба копья в седельные упоры и ринулись друг на друга со всей мощью коней своих и ударили друг друга что было силы прямо в середину щита. Тут копье сэра Гавейна сломалось, а копье сэра Мархальта выдержало удар, и рухнул сэр Гавейн наземь вместе с конем.

Но вскочил сэр Гавейн проворно на ноги, обнажил меч свой и пеший бросился на сэра Мархальта. Увидел сэр Мархальт, что он обнажил меч, и стал конем теснить сэра Гавейна.

— Сэр рыцарь, — сказал тут сэр Гавейн, — должно тебе спешиться, иначе я зарублю твоего коня.

— Грамерси, — отвечал сэр Мархальт, — вы очень великодушны. Вы обучаете меня рыцарскому обхождению, ведь в самом деле не подобает, чтобы один рыцарь сражался пеший, другой — верхом.

И с тем сэр Мархальт прислонил копье свое к дереву, спешился, привязал к дереву коня и загородился щитом, и яростно ринулись они друг на друга. Ударили они мечами так, что от щитов щепы полетели, и рассекли они один на другом шлемы и кольчуги и нанесли один другому глубокие раны.

Но у сэра Гавейна от девяти часов и до полудня сила прибавлялась и возрастала,[53] так что к полуденному часу увеличилась его мощь втройне. А сэр Мархальт все это видел и очень дивился его возросшей мощи. И наносили они один другому жестокие раны. Но когда миновал полдень и день стал клониться к вечеру, сила сэра Гавейна начала убывать, и сделался он совсем слаб, так что едва мог уже ему противостоять, а сэр Мархальт все более укреплялся духом.

— Сэр рыцарь, — сказал тут сэр Мархальт, — я убедился вполне, что вы славный рыцарь и муж великой мощи, я испытал ее на себе, пока она у вас не иссякла. Причины нам враждовать нет, и потому печально было бы, если бы я нанес вам увечья, ибо чувствую, что вы совсем ослабели.

— О благородный рыцарь, — сказал сэр Гавейн, — вы произнесли слова, которые должен был бы сказать я.

И с тем сняли они шлемы, поцеловались и дали клятву любить друг друга по-братски. И сэр Мархальт