почти не было, ибо осажденные сидели за стенами и только защищались, когда была нужда.

А сэр Гавейн пролежал в своих шатрах три недели больной и недужный в окружении лучших лекарей, каких только удалось сыскать. Но лишь только смог он ходить и ездить верхом, он тут же облачился в доспехи, сел на могучего скакуна, в руку взял тяжелое копье и подскакал к главным воротам Бенвика. И крикнул он громким голосом так:

— Где ты, сэр Ланселот? Выходи, коварный и трусливый рыцарь-изменник! Это я, сэр Гавейн, готовый подкрепить с оружием в руках все мои против тебя обвинения!

Все эти речи слышал сэр Ланселот, и сказал он так:

— Сэр Гавейн, я слышу ваши грубые речи и сожалею, что вы никак не угомонитесь. Ведь вам ведомо отлично, сэр Гавейн, что я знаю вашу силу и ваше искусство и что большого вреда вы мне нанести не сможете.

— Спускайся сюда, рыцарь-предатель, — отвечал он, — и подтверди правоту твою с оружием в руках! В прошлый раз мне не посчастливилось и я пострадал от твоей руки, но знай, я прибыл сегодня расплатиться с тобою, ибо я повергну тебя, как ты поверг меня!

— Иисусе меня упаси, — отвечал сэр Ланселот, — оказаться в вашей власти, как вы в тот раз оказались в моей, ибо тогда мне пришел бы конец. Но, Гавейн, — молвил сэр Ланселот, — не думай, что я стану долго медлить, и раз уж ты столь несправедливо обвиняешь меня в предательстве, ты сейчас получишь, чего добиваешься, и будет тебе со мною дела по горло.

И сэр Ланселот облачился во все доспехи, сел на коня, взял в руку большое копье и выехал из ворот. Собрались и оба войска, и осаждавшие, и осажденные, и стояли грозным строем, и было им приказано не двигаться и следить за поединком этих двух благородных рыцарей.

Вот уперли они копья в свои седельные упоры, ринулись друг на друга и сшиблись, точно гром грянул. У сэра Гавейна копье сломалось по рукоять на сотню кусков, сэр же Ланселот ударил его сильнее, так что конь под сэром Гавейном копытами вскинул, и рухнули конь и всадник наземь. Тогда сэр Гавейн высвободил проворно ноги из стремян, загородился щитом, выхватил яростно меч из ножен и крикнул сэру Ланселоту:

— Слезай с коня, рыцарь-изменник! Ибо, если сын кобылы и отказался мне служить, знай, что сын короля и королевы по-прежнему к твоим услугам!

Тогда спешился и сэр Ланселот, загородился щитом, обнажил меч, и сошлись они яростно и осыпали друг друга жестокими ударами, так что люди с обеих сторон только диву давались.

Но когда сэр Ланселот почувствовал, что сила сэра Гавейна чудесно возрастает, он умерил свою храбрость и стал сберегать свои силы и дыхание, обороняясь мечом и укрываясь за щитом:

он наклонялся и уклонялся туда и сюда, отбивая удары сэра Гавейна и умеряя его напор. А сэр Гавейн напрягал всю мощь и силу, чтобы зарубить сэра Ланселота, ибо, как рассказывает Французская Книга, вместе с мощью возрастала у сэра Гавейна его злоба.

Так три часа наседал он на сэра Ланселота, причиняя ему жестокие страдания, и тому великих трудов стоило от него обороняться. Но когда миновали те три часа и сэр Ланселот почувствовал, что сэр Гавейн вновь остался при своей собственной силе, тогда сказал он так:

— Сэр, вот уже дважды вы доказали мне, что вы грозный рыцарь и муж дивной мощи. И много чудесных подвигов вы свершили за жизнь свою, ибо не один благородный рыцарь был обманут вашей волшебно возрастающей силою. Но теперь, сдается мне, вы уже свершили все ваши чудесные подвиги, и знайте, теперь настал мой черед свершать подвиги!

И сэр Ланселот приблизился к сэру Гавейну и удвоил свои удары, и, как ни оборонялся сэр Гавейн, все же сэр Ланселот успел нанести ему такой удар по шлему и по старой ране, что сэр Гавейн поник, упал наземь и лишился чувств. Но лишь только пришел он в себя, как стал лежа размахивать мечом и метить в сэра Ланселота, говоря так:

— Рыцарь-предатель, знай, я еще не убит! И потому приблизься, и мы доведем этот бой до конца!

— Я не сделаю более ни шагу, — отвечал сэр Ланселот. — Ибо, когда я вижу вас на ногах, я готов с вами биться все время, пока вы стоите на ногах; но поразить раненого человека, который не в силах стоять, — упаси меня Бог от такого позора!

И с тем повернулся он и направился к городу, а сэр Гавейн кричал ему вослед: «Предатель!» — и говорил так:

— Знай, сэр Ланселот, когда я вновь оправлюсь от ран, я опять буду биться с тобою, ибо я не отступлюсь до тех пор, пока один из нас не будет убит!

И так вновь продолжалась эта осада, и сэр Гавейн пролежал больной без малого месяц, а когда он поправился и был уже готов через три дня снова затеять бой с сэром Ланселотом, прибыли вдруг к королю Артуру из Англии вести, которые заставили его со всем войском двинуться в обратный путь.

Оставшись правителем всей Англии, сэр Мордред повелел составить письма, которые пришли словно бы из-за моря, а в письмах тех значилось, что король Артур убит в бою с сэром Ланселотом. И тогда сэр Мордред назначил парламент и созвал баронов и принудил их провозгласить его королем. И был он коронован королем в Кентербери и устроил там пир на пятнадцать дней.

А после прибыл он в Винчестер, захватил королеву Гвиневеру и открыто объявил, что намерен на ней жениться (а она была женой его дяди и его отца).

Стали готовиться к празднеству, и назначен уже был день, когда должны были они повенчаться; и тяжко было на душе у королевы Гвиневеры. Но печаль свою она открыть не осмелилась, говорила речи любезные и согласилась поступить по желанию сэра Мордреда.

И для того испросила она у сэра Мордреда позволения отправиться в Лондон и закупить там всякой всячины, потребной к свадьбе. Сэр же Мордред из-за речей ее любезных ей поверил и ее отпустил. А она, лишь только прибыв в Лондон, удалилась в Лондонский Тауэр и, со всей поспешностью запасшись всевозможным провиантом, засела там с надежным гарнизоном.

Когда узнал об этом сэр Мордред, жестока и безмерна была его ярость. И, говоря коротко, он обложил Тауэр могучей ратью, то и дело пускаясь на штурмы, наставляя стенобитные машины и паля из тяжелых пушек. Но все было напрасно, ибо королеву Гвиневеру ни добром, ни угрозами не удавалось склонить довериться сэру Мордреду и вновь отдаться ему в руки.

И прибыл к сэру Мордреду епископ Кентерберийский, муж ученый и святой, и сказал ему так:

— Сэр, что задумали вы? Или вы хотите оскорбить Господа Бога, а затем еще опозорить себя и все рыцарство? Ибо разве король Артур вам не дядя родной и не далее как брат вашей матери? И разве не от него же она и родила вас, его родная сестра? И потому как можно вам взять себе жену вашего собственного отца? Потому, сэр, — сказал епископ, — оставьте этот замысел, а иначе я прокляну вас книгой, колоколом и свечой.[137]

— Делай что хочешь, — отвечал ему сэр Мордред. — Я же знать тебя не желаю!

— Сэр, — сказал епископ, — да будет вам ведомо, что я не побоюсь исполнить мой долг. К тому же вы пустили слух, будто господин мой Артур убит, а это ложь, и потому черное дело затеяли вы на этой земле!

— Молчать, лживый поп! — вскричал сэр Мордред. — Если ты еще будешь меня попрекать, я отсеку тебе голову!

Епископ удалился и предал его самому грозному проклятью, какое только можно произнести. Тогда сэр Мордред решил разыскать епископа Кентерберийского и предать его смерти. Пришлось епископу бежать, захватив с собою часть своего добра, и скрылся он в окрестностях Гластонбери.[138] Там жил он отшельником в часовне, пребывая в бедности и в святых молитвах, ибо он хорошо понимал, что близится усобная война.

А сэр Мордред меж тем пытался письмами и посольствами, добром или хитростью выманить королеву