своих рыцарей. И съехались к королю Артуру многие рыцари, герцоги и графы, так что собралось у него большое войско. И когда они все съехались, король поведал им о том, как сэр Ланселот похитил у него королеву.

И приготовился король со всем его войском обложить сэра Ланселота в его замке Веселой Стражи.

Сэр Ланселот о том прослышал и тоже призвал к себе многих добрых рыцарей, ибо немало рыцарей держали его сторону — одни ради него самого, другие из-за королевы. И вот оснащены были обе стороны всем, что ни на есть потребного для ведения войны. Но войско короля Артура было столь велико, что войско сэра Ланселота не могло встретиться с ним на поле. И сам сэр Ланселот не хотел сражаться против короля. Он удалился в свой крепкий замок, запасшись в изобилии всем нужным провиантом и взяв с собою столько доблестных мужей, скольких возможно было расположить внутри замка и в городских стенах.

И вот подошел король Артур и сэр Гавейн с огромным войском и обложил со всех сторон стены Веселой Стражи — и город и замок. И было там между ними немало жестоких схваток, но сэр Ланселот не выезжал надолго за крепостные стены и никому из своих добрых рыцарей не позволял делать вылазки ни из города, ни из замка; и так продолжалось целых пятнадцать недель.

Но вот в один прекрасный день сэр Ланселот выглянул через стену и громким голосом обратился к королю Артуру и к сэру Гавейну:

— Любезные мои два господина, знайте, понапрасну вы ведете эту осаду, ибо здесь не завоюете вы чести, но лишь горе себе и позор. Ведь если я пожелаю выйти за стены с моими добрыми рыцарями, то я в краткий срок положу конец этой войне.

— Выходи же, — отвечал сэру Ланселоту король Артур, — если смеешь, и я обещаю встретиться с тобою посреди этого поля.

— Господь меня упаси, — отвечал сэр Ланселот, — когда-либо встретиться в бою с благороднейшим из королей, посвятившим меня в рыцари.

— Позор тебе! Не желаю я слушать твои сладкие речи! — отвечал король, — ибо, знай и не сомневайся, я твой смертный враг и останусь им до последнего дня моей жизни. Ибо ты убил моих добрых рыцарей, мужей славных и моих сородичей, и этой потери мне ничем не возместить. Кроме того, ты возлежал с моей королевой и был ее возлюбленным много лет, а потом еще, как настоящий изменник, похитил ее у меня силою.

— Благороднейший мой господин и король, — молвил сэр Ланселот, — вы можете говорить все, что пожелаете, ибо вам отлично известно, что на вас я зла держать не стану. А что вы говорите, что я убил ваших добрых рыцарей, то это я и сам знаю и горько об этом скорблю; но я вынужден был вести с ними бой ради спасения моей жизни, иначе оставалось мне допустить, чтобы они убили меня. Что же до госпожи моей королевы Гвиневеры, то, кроме вашего величества и еще господина моего сэра Гавейна, ни один рыцарь на свете не посмел бы в лицо обвинить меня в измене вашей особе. А что вы изволите говорить, что я долгие годы был возлюбленным госпожи моей, вашей королевы, на это я всегда готов дать ответ и доказать с оружием в руках против любого рыцаря на земле, кроме вас и сэра Гавейна, что госпожа моя королева Гвиневера — верная супруга вашему величеству и нет на свете другой дамы, которая тверже бы хранила верность своему супругу; и это я готов подтвердить с оружием в руках. И если ей угодно было в милости своей оказывать мне ласку и предпочтение перед всеми рыцарями, то по мере сил моих я заслужил ее любовь, ибо много раз, господин мой, вы соглашались в гневе предать ее сожжению и гибели, и всякий раз мне выпадала честь за нее сразиться, и прежде чем я расставался с моим противником, он всегда признавался в своей неправоте и честь королевы бывала восстановлена. И в такие минуты, господин мой Артур, — сказал сэр Ланселот, — вы тоже ласкали и благодарили меня за то, что я спас от костра вашу королеву, и вы клялись навеки быть мне благосклонным сюзереном. Теперь же, сдается мне, вы платите мне злом за мою добрую службу. Ибо, думается мне, господин мой, я утратил бы едва что не всю мою рыцарскую честь, когда бы потерпел, чтобы госпожу мою, вашу королеву, сожгли на костре, тем паче если это случилось бы из-за меня. Ведь если прежде я сражался за вашу королеву и спасал ее из беды, что навлекли на нее другие, то тем более я должен был спасти ее от облыжного обвинения на этот раз. И потому, мой добрый и милостивый господин, — сказал сэр Ланселот, — примите милостиво назад вашу королеву, ибо она верна вам и добродетельна.

— Тьфу на тебя, трусливый рыцарь-изменник! — воскликнул тогда сэр Гавейн. — Ибо да будет ведомо тебе: что бы ты ни говорил, мой господин и родной дядя король Артур все равно получит назад свою королеву и тебя тоже и убьет вас обоих или помилует, как ему заблагорассудится.

— Возможно, что и так, — отвечал сэр Ланселот, — но знай и ты, господин мой сэр Гавейн, что если мне вздумается выйти за городские стены, то, чтобы захватить меня и королеву, вам придется выиграть нелегкий бой, какого жесточе еще не случалось вам выигрывать.

— Тьфу на твои хвастливые речи! — сказал сэр Гавейн. — Что до госпожи моей королевы, то знай: я никогда не скажу про нее худого слова. Но ты, коварный и трусливый рыцарь, — сказал сэр Гавейн, — за что было тебе убивать моего доброго брата сэра Гарета, который любил тебя сильнее, нежели меня и весь род наш? И ведь ты, увы, своей рукою посвятил его в рыцари! Почему же убил ты его, который так тебя любил?

— Извинения мне в этом нет, — отвечал сэр Ланселот, — но, клянусь Иисусом и моей верностью высокому Ордену Рыцарства, для меня это было все равно что убить моего собственного племянника сэра Борса Ганского. Увы мне, почему случилось со мною такое злосчастье, — сказал сэр Ланселот, — что я не заметил сэра Гарета и сэра Гахериса!

— Ты лжешь, трусливый рыцарь! — воскликнул сэр Гавейн. — Ты убил их из ненависти ко мне. И потому знай, о сэр Ланселот, я буду вести войну против тебя, и покуда я жив, я — твой враг!

— Мне прискорбно это, — отвечал сэр Ланселот, — ибо я понимаю, что напрасно буду искать примирения, пока вы, сэр Гавейн, настроены так злобно. А когда бы не вы, я не сомневаюсь, что возвратил бы себе милость господина моего короля Артура.

— Охотно верю этому, коварный, трусливый рыцарь, ибо ты долгое время высокомерно помыкал нами и погубил немало наших добрых рыцарей.

— Сэр, говорите, как вам будет угодно, — отвечал сэр Ланселот, — и все же никто не может обвинить меня и доказать перед всеми, что я когда-либо убил рыцаря коварными ухищрениями, как это сделали некогда вы, господин мой сэр Гавейн. Я же убивал, только защищаясь, понужденный к этому ради спасения моей собственной жизни.

— А, лживый рыцарь! — сказал сэр Гавейн. — Ты намекаешь на сэра Ламорака. Но знай же, я убил его моею рукою!

— Сэр, вы убили его не один на один, — отвечал сэр Ланселот, — это было бы вам не под силу, ибо он почитался среди сверстников своих одним из лучших рыцарей в христианском мире. И это великой жалости достойно, что он погиб.

— Что ж, ладно, сэр Ланселот, — сказал сэр Гавейн, — раз уж ты упрекаешь меня за сэра Ламорака, то знай, я буду преследовать тебя до тех пор, покуда и ты не попадешь мне так, что уже не уйдешь из моих рук.

— В это я легко поверю, — отвечал сэр Ланселот, — и если уж вы до меня доберетесь, то мне не дождаться пощады.

Но Французская Книга говорит, что король Артур склонялся принять свою королеву обратно и примириться с сэром Ланселотом, да только сэр Гавейн ни за что не желал на это согласиться. Сэр Гавейн собрал людей, велел им всем разом трубить в рога и вызывать сэра Ланселота, и они в один голос кричали ему, что он — «коварный и трусливый рыцарь».

Но когда эти возгласы услышали сэр Борс Ганский, сэр Эктор Окраинный и сэр Лионель, то они призвали к себе сэра Паломида и сэра Лавейна и сэра Уррия и еще многих добрых рыцарей из своего рода, и все вместе они явились к сэру Ланселоту и сказали так:

— Мой господин, знайте, что мы глубоко презираем все эти оскорбительные речи, что сэр Гавейн говорил против вас. И мы просим вас и требуем, если дорожите вы нашей службой, не удерживайте нас более в этих стенах, ибо мы объявляем вам, что желаем выехать на поле и сразиться с ними. Ибо вы