— Господин мой сэр Ланселот, — сказала она, — в этом году на праздник Пятидесятницы ваш и мой сын Галахад будет посвящен в рыцари, ибо ему сравняется полных пятнадцать лет.

— Госпожа моя, поступайте по своему усмотрению, — сказал сэр Ланселот. — И дай ему Бог выказать себя добрым рыцарем.

— Что до этого, — молвила леди Элейна, — то я не сомневаюсь, что он окажется лучшим рыцарем в своем роду за одним исключением.

— Ну что ж, и то будет неплохо, — отвечал ей сэр Ланселот.

И с тем они тронулись в путь и через две недели прибыли в Камелот, что зовется по-английски Винчестер. И когда сэр Ланселот оказался среди них, король и все рыцари от души были рады его возвращению.

И поведали там сэр Персиваль и сэр Эктор Окраинный от самого начала все приключения, как сэр Ланселот был безумен почти во все время своего отсутствия и как он назвал себя Кавалер Мальфет, что значит: «Рыцарь, свершивший проступок», и как за три дня на Острове Радости сэр Ланселот поверг пять сотен рыцарей.

И все время, пока сэр Эктор и сэр Персиваль вели свои речи, плакала королева Гвиневера так, что казалось, она умирает. И она рада была сэру Ланселоту безмерно.

— А, Иисусе! — сказал ему король Артур, — мы диву даемся, что могло вас, сэр Ланселот, свести с ума? Я и многие другие полагаем, что это случилось от любви к прекрасной Элейне, дочери короля Пелеса, от которой, как гласит молва, у вас родился сын по имени Галахад. И говорят, что ему предстоит свершить много чудесных подвигов.

— Государь мой, — отвечал сэр Ланселот, — быть может, я и поступал неразумно, но теперь я нашел, что искал.

И больше король не сказал об том ни слова. Но все сородичи сэра Ланселота знали, из-за кого на самом деле он впал в безумие.

И задали при дворе веселый пир, и было меж ними много радости и веселья. Все лорды и дамы радовались от души, когда узнали, что сэр Ланселот снова возвратился ко двору. А теперь мы оставим это и поведем речь о сэре Тристраме и о сэре Паломиде — некрещеном сарацине.

Когда сэр Тристрам возвратился из странствий к себе в замок Веселой Стражи — а все это время, что сэр Ланселот пропадал, эти два года с лишком, сэр Тристрам разъезжал по всему королевству Логрскому, а молва и слава о нем распространялась еще шире, и много чудесных приключений было с ним в пути, и он всякий раз выходил из них с честью и с победой, — и вот, когда он возвратился, Прекрасная Изольда рассказала ему о том, что на день Пятидесятницы назначено большое празднество.

И еще она рассказала ему о том, как сэр Ланселот пропадал два года и как он все это время был безумен и как он был наконец исцелен священной чашей Граалем.

— Увы! — молвил сэр Тристрам, — этому причиной была ссора между ним и королевой Гвиневерой.

— Сэр, — отвечала леди Изольда, — мне все это известно, ибо королева Гвиневера прислала мне письмо, в котором написано, как все это было, чтобы я попросила вас заняться его поисками.

— Но теперь, благословен да будет Господь, — сказала Прекрасная Изольда, — он снова в здравии и благополучии и уже возвратился ко двору.

— А, Иисусе! Это меня весьма радует, — сказал сэр Тристрам. — А теперь и вам и мне следует приготовиться в путь, ибо мы с вами отправляемся туда на празднество.

— Сэр, — отвечала леди Изольда, — с вашего изволения, я предпочла бы не ездить туда, ибо мое присутствие выделяет вас из всех рыцарей и из-за меня вам приходится слишком много сражаться.

— Тогда и я не поеду, — сказал сэр Тристрам, — если вы предпочитаете туда не ездить.

— Упаси Бог, — сказала Прекрасная Изольда, — ведь тогда обо мне будут дурно говорить все королевы и знатные дамы; ибо как же это возможно, чтобы вы, один из благороднейших и славнейших рыцарей в мире и рыцарь Круглого Стола, не присутствовали на празднестве? Что же тогда скажут о вас другие рыцари? «А! Поглядите-ка на сэра Тристрама: на соколиную и псовую охоту он ездит, за стенами замка отсиживается со своей дамой, а с нами не знается. Увы, — скажут из них иные, — жаль, что он назвался рыцарем и удостоился любви прекрасной дамы».

А что королевы и дамы скажут обо мне? Скажут, жаль, что такая женщина живет на свете, которая столь благородному рыцарю, как вы, препятствует в делах славы.

— Да поможет мне Бог, — сказал сэр Тристрам Изольде Прекрасной, — это отличные слова и благородный совет. Я вижу теперь, что вы меня любите. И как вы мне советуете, так, в главном, я и поступлю. Но только поеду я один, ни муж, ни отрок не будут меня сопровождать. И отправлюсь в путь в будущий вторник, вооруженный лишь копьем своим и мечом.

И вот, когда подошел срок, сэр Тристрам простился с Прекрасной Изольдой, и она отправила с ним четырех рыцарей, но, отъехав на полмили, он отослал их назад. После того проехал он еще милю и увидел впереди сэра Паломида, повергнувшего наземь какого-то рыцаря и ранившего его едва не насмерть. И тогда пожалел сэр Тристрам, что на нем нет доспехов, придержал коня и остановился. А сэр Паломид, лишь только завидел сэра Тристрама, крикнул ему громким голосом:

— Сэр Тристрам, раз уж мы встретились, то, прежде чем расстаться, рассчитаемся за все старые обиды!

— Что до этого, — отвечал сэр Тристрам, — то на свете нет среди христиан человека, который мог бы похвастаться, что я перед ним обратился в бегство. И да будет ведомо тебе, сэр Паломид, что уж тебе-то, сарацину, и подавно не придется похвастаться, что перед тобой обратился в бегство сэр Тристрам Лионский.

И с тем сэр Тристрам пустил вскачь своего коня и со всей мощью устремился на сэра Паломида, ударил его копьем, и раскололось его копье на сотню кусков, Тогда сэр Тристрам выхватил меч свой, снова повернул коня и обрушил тому на голову шесть могучих ударов. А сэр Паломид стоял и глядел на сэра Тристрама и дивился его пылу и его неразумию. И сказал себе сэр Паломид так: «Этого сэра Тристрама, даже и без доспехов, теперь не удержишь от боя. Но если я теперь направлю на него коня и убью его, буду навеки опозорен, куда ни поеду».

Тут говорит ему сэр Тристрам:

— Эй, трусливый рыцарь, что намерен ты теперь сделать? Отчего не хочешь ты биться со мною дальше? Можешь не сомневаться, я выстою против тебя и против всей твоей злобы.

— А, сэр Тристрам, — отвечал сэр Паломид, — ведь ты отлично знаешь, что биться с тобою мне был бы позор, ибо ты обнажен, я же облачен в доспехи, и если я тебя убью, то будет лишь к моему бесчестью. И ты знаешь отлично, — сказал сэру Тристраму сэр Паломид, — мне известны твоя сила и стойкость в рыцарском поединке.

— Это правда, — отвечал сэр Тристрам. — Мне понятны твои сомнения.

— Хорошо сказано, — молвил сэр Паломид. — А теперь я прошу вас, ответьте мне на вопрос, который я вам задам.

— Задавайте, — сказал сэр Тристрам, — и я отвечу вам правду, да поможет мне Бог.

— Сэр, если предположить, — сказал сэр Паломид, — что вы были бы в полном облачении, а я без доспехов, как вы сейчас, как бы вы со мной поступили, по истинной рыцарской чести?

— А, — сказал сэр Тристрам, — я тебя понял, сэр Паломид, ибо теперь я должен буду произнести мое суждение! И, клянусь благословеньем Господним, то, что я скажу, будет сказано не из страха перед тобою, сэр Паломид. Вот что я говорю: знай, сэр Паломид, что тебе надлежит уехать от меня, ибо я не стал бы с тобою биться.