Так стояли они там и беседовали, и вдруг скачет сэр Паломид; и когда он увидел щит сэра Блеобериса на земле, сказал сэр Паломид так:
— Пусть тот, кому принадлежит этот щит, готовится к поединку со мною, ибо он только что выбил меня из седла у ручья неподалеку отсюда, и потому теперь я желаю сразиться с ним в пешем бою.
— Сэр, я готов, — отвечал сэр Блеоберис, — и отвечаю на твой вызов, ибо знай, сэр рыцарь, это был я, и мое имя — сэр Блеоберис Ганский.
— Я рад встретить тебя, — сказал сэр Паломид, — и знай, что мое имя — сэр Паломид-Сарацин.
(А они оба ненавидели друг друга смертельной ненавистью.)
— Сэр Паломид, — сказал сэр Эктор, — да будет ведомо тебе, что нет такого рыцаря на свете, который, убив кого-нибудь из нашего рода, не умрет за это. А потому, коль скоро тебе угодно сражаться, то поезжай и разыщи сэра Ланселота или же сэра Тристрама, эти рыцари — тебе ровня по силе.
— С ними я уже встречался, — отвечал сэр Паломид, — но в поединках с ними чести себе не завоевал.
— А больше не случалось вам встретить рыцаря, — спросил сэр Эктор, — кроме этих двоих, который был бы вам под стать?
— Случалось, — отвечал сэр Паломид. — Был еще и третий рыцарь, он ничем не уступал им обоим, а из своих сверстников он первый, ибо равного ему не встречал я нигде. Доживи он до зрелости, не было бы на свете рыцаря, равного ему мощью. Звали же его сэр Ламорак Уэльский. Однажды на турнире он одержал верх надо мною и еще над тридцатью рыцарями и завоевал первенство. Но когда он уезжал оттуда, его подстерег сэр Гавейн со своими братьями, и превеликими трудами они убили его предательски, всем добрым рыцарям на горе!
Лишь только услышал сэр Персиваль о гибели своего брата сэра Ламорака, он упал без памяти на гриву своему коню и стал плакать и убиваться прегорестно, как еще ни один благородный рыцарь на свете. А когда сэр Персиваль поднял голову, то сказал так:
— Увы, мой добрый и благородный брат сэр Ламорак, никогда теперь уж нам не встретиться! А ведь во всем широком свете не найдется второго такого рыцаря среди его сверстников. О, как тягостно пережить сначала смерть отца нашего короля Пелинора, а потом еще смерть нашего доброго брата сэра Ламорака!
А тем временем прибыл туда паж от двора короля Артура и поведал им о том, что в Лонезепе назначен большой турнир, и на нем наши земли и Корнуэлл с Северным Уэльсом будут сражаться против всех, кто только ни приедет с разных концов света.
Мы же теперь обратимся к сэру Тристраму, который однажды, выехав на охоту, повстречал сэра Динадана — он приехал в эти края разыскивать сэра Тристрама.
Сэр Динадан сразу же назвал сэру Тристраму свое имя, но сэр Тристрам своего имени открыть не захотел, и оттого сэр Динадан на него жестоко разгневался.
— Вот точно такого же неразумною рыцаря, как вы, — сказал сэр Динадан, — я видел не далее как сегодня, у ручья. Он был словно во сне. Лежал над ручьем, улыбался, будто безумный, и ни слова мне не отвечал, а рядом валялся его щит, и конь его тоже стоял рядом. Я сразу же понял, что это — влюбленный.
— А, любезный сэр, — сказал сэр Тристрам, — а вы разве не влюбленный?
— Еще чего! Тьфу на это колдовство!
— Сэр, неправильно вы говорите, — сказал сэр Тристрам, — ибо нет истинной рыцарской доблести без любви.
— Прекрасно сказано, — сказал сэр Динадан. — А теперь, прошу вас, назовите мне ваше имя, раз вы так стоите за любовь. А иначе я буду с вами драться!
— Что до этого, — сказал сэр Тристрам, — то нет вам причины со мною драться только оттого, что я отказываюсь открыть вам мое имя. А что до моего имени, то его вы от меня на сей раз не узнаете.
— Позор и стыд! Что вы за рыцарь, если боитесь назвать свое имя? И коли так, сэр, я буду с вами драться.
— Что до этого, — отвечал сэр Тристрам, — то я еще подумаю, я дерусь, только когда сам того хочу. Но ведь если я выеду на вас, — сказал сэр Тристрам, — то вы против меня не устоите.
— Позор тебе, трус! — вскричал сэр Динадан. Но пока они так стояли и переговаривались, вдруг увидели они рыцаря, скачущего прямо на них.
— Взгляните! — сказал сэр Тристрам. — Вон скачет рыцарь, который сразится с вами.
Но сэр Динадан на него взглянул и сказал:
— Клянусь верою! Это тот самый полоумный рыцарь, которого я видел у ручья не то спящим, не то бодрствующим.
— Ну что ж, — сказал сэр Тристрам, — этого рыцаря я узнаю отлично по щиту его, крытому лазурью. Это сын короля Нортумберландского, и зовут его — сэр Эпиногрис. Он самый страстный влюбленный, какого я только знаю, и любит он дочь короля Уэльского, даму весьма прекрасную. И я полагаю, — сказал сэр Тристрам, — что, если вы его вызовете на бой, он примет ваш вызов, и тогда мы посмотрим, который из вас окажется лучшим бойцом: влюбленный или же вы, у кого нет ни возлюбленной, ни дамы сердца.
— Ладно, — сказал сэр Динадан, — сейчас ты увидишь, каков я в деле.
И с тем сэр Динадан возвысил голос и вскричал:
— Сэр рыцарь, готовься к поединку, ибо тебе придется со мною сразиться, тут уж ничего не поделаешь, ведь таков уж обычай странствующих рыцарей, чтобы каждого рыцаря заставлять сражаться, хочет он того или нет.
— Сэр, — отозвался сэр Эпиногрис, — придерживаетесь ли и вы такого порядка и обычая?
— Что до этого, — отвечал сэр Динадан, — то защищайся! Копье ответит за меня.
И они пришпорили коней и сшиблись с такою силой, что сэр Эпиногрис выбил сэра Динадана из седла. Тут сэр Тристрам подъехал к сэру Динадану и сказал:
— Как так? Неужто влюбленный одерживает верх?
— Позор тебе, трус! — вскричал сэр Динадан. — Если только ты настоящий рыцарь, то отомсти ему за меня!
— Ну, нет, — отвечал сэр Тристрам, — у меня сегодня нет желания драться. Садись-ка на коня, и поедем отсюда.
— Упаси меня Бог, — сказал сэр Динадан, — от такого товарища, ибо после встречи с тобою мне нет удачи. И с тем они собрались в путь.
— Ну, — сказал сэр Тристрам, — быть может, я сообщу вам вести о сэре Тристраме.
— Спаси меня Бог, — отвечал сэр Динадан, — не надо! Ибо сэру Тристраму плохо пришлось бы, спознайся он с тобою. И они распрощались.
— Сэр, — сказал ему напоследок сэр Тристрам, — может статься, что мы еще встретимся с вами в ином месте.
И сэр Тристрам возвратился в замок Веселой Стражи, а там услышал он, что в городе стоит великий шум и волнение.
— Что это за шум? — спросил сэр Тристрам.
— Сэр, — отвечали ему, — был в этом замке рыцарь, он долго жил среди нас, и вот теперь он убит двумя рыцарями, и за то только, что наш рыцарь назвал сэра Ланселота лучшим рыцарем, чем сэр Гавейн.
— Это не причина, — сказал сэр Тристрам, — чтобы убивать рыцаря за добрые речи о его господине.
— Нам от этого не легче, — отвечали жители города. — Вот будь здесь сейчас сэр Ланселот, он быстро отомстил бы тем двум низким рыцарям.
Когда услышал сэр Тристрам такие их слова, он послал за щитом своим и за копьем. И в короткий срок он их нагнал и потребовал, чтобы они возвратились и принесли возмещение за свершенное ими дело.
— Какого возмещения ты ждешь? — спросил один из них. И с тем разъехались они для разгона и