Утро прошло в лихорадке дел. Распаковывали багаж, доставали и раскладывали по местам вещи, но лишь после приезда Мартина Аннунсиата полностью осознала, что вернулась домой. Он сразу поднялся к ней в спальню, где они с Хлорис разбирали вещи. Обернувшись, она увидела его у дверей. Мартин тепло и удовлетворенно смотрел на нее, и она невольно протянула ему руки со всей той искренностью, на которую только была способна.

– Как хорошо, что вы приехали, – сказал он, целуя ее руки, и долго не выпускал их, пристально глядя ей в лицо. – Прошу прощения за то, что не встретил вас. С вами все в порядке? Мы все так волновались.

– Мне уже полегчало, а скоро станет еще лучше, – ответила Аннунсиата.

Она бросила на Хлорис многозначительный взгляд, и та, прервав свое занятие, поспешила выйти из спальни. Оставшись наедине, они продолжали изучать друг друга, улыбаясь более нежно, чем полагается родственникам. Мартину шел уже двадцать второй год, но выглядел он гораздо более зрелым, а искреннее открытое лицо свидетельствовало об ответственности и авторитете. Ему никогда не стать высоким – он был едва ли выше Аннунсиаты, но в стройном молодом теле чувствовалась необыкновенная сила, а руки Аннунсиаты в его руках неожиданно ощутили его необычайный магнетизм. Она уже не могла вспоминать Мартина, как пасынка, и чувствовала себя ближе к нему, чем к Ральфу.

– У вас здесь тоже было много забот, – продолжила Аннунсиата.

– Да, – сказал он, помрачнев, отпустил ее руки и прошел к окну. На мгновение им овладели тяжелые думы. Ситуация была очень щекотливой. Предстояло слишком многое рассказать и о многом расспросить, но как это сделать, было непонятно. Наконец он повернулся к ней и спросил:

– Вы, конечно, уже видели моего отца? Аннунсиата кивнула.

– Как он? Ответь мне откровенно. По-моему, отец сильно переменился.

– Судя по всему, он очень потрясен случившимся, – сказал Мартин. – Ему было очень тяжело своими руками отправлять друзей в казематы, но он не мог нарушить долг, потому что главным для него было сохранить нас и спасти вас. Он надеялся, что его положение и репутация сослужат вам хорошую службу. А когда это не помогло... – Он замолчал, а затем продолжил: – Отец в полной растерянности. Я думаю, вы уже поняли, что именно я управляю поместьем и веду дела. Он занят только собой и своими лошадьми, и вряд ли его интересует что-нибудь еще.

– Какое счастье, что у него есть ты, – произнесла Аннунсиата. – Управляться с таким хозяйством одному, наверное, тяжело, очень тяжело. Но теперь я здесь и помогу тебе всем, чем смогу.

– Вы помогаете мне одним своим присутствием, – сказал Мартин. Внезапная улыбка осветила его лицо, подобно лучу солнца, выглянувшему из-за туч. – Дети были так возбуждены, ожидая вашего прибытия. Вы уже видели их?

– Нет еще. У меня было очень много дел.

– Тогда пойдемте сейчас? Все равно скоро обед. Пойдемте, вы приведете их в чувство. – Мартин протянул ей руку, она засмеялась и взяла ее, почувствовав себя очень молодой, чего не бывало уже много-много лет.

Мальчики учили уроки с отцом Сент-Мором в комнате для занятий. Аннунсиата не видела их так долго, что почувствовала острую боль от того, что они стали ей почти чужими. Маленькие дети сильно и быстро меняются... При появлении матери мальчики встали, но от смущения не знали, как себя вести, явно подавляя желание броситься в ее объятия. Аннунсиата подозвала их, и дети, покраснев, приблизились, глядя на нее с благоговением и восхищением, чем очень удивили и тронули ее. Руперт, старший сын, вырос высоким и худым и обещал стать красавцем. Его темные волосы спадали на плечи красивыми локонами, глаза были огромными, и он поклонился, держа руку на рукоятке своего меча; в ее честь он надел лучший наряд. Ему было около девяти лет.

Семилетний Чарльз и шестилетний Морис все еще» были малышами и явно находились под покровительством своего девятилетнего брата. Морис был уменьшенной копией Руперта, но Чарльз походил на отца и тоже был очень симпатичным, с круглым кукольным лицом, постоянно освещенным улыбкой. Аннунсиата вдруг вспомнила о том, насколько была близка к тому, чтобы никогда больше не увидеть их, и ей захотелось сгрести мальчиков в охапку и прижать к себе. Но они все еще были смущены и с тем же благоговением смотрели на свою, так долго отсутствовавшую, такую знаменитую мать, что она заставила себя ограничиться несколькими вопросами об уроках и вышла из комнаты, чтобы приготовиться к обеду. Еще будет время подружиться, когда дети немного привыкнут к ее присутствию.

Первые несколько дней были очень загружены делами, так как поместья Аннунсиаты требовали ее внимания. Благодаря множеству забот и свежему воздуху к ней вернулся аппетит и она воспряла духом – оглядываться назад было некогда. После тяжелого дня она спала, как убитая, а Хлорис и Берч с удовлетворением наблюдали, как на щеки хозяйки возвращается румянец, а лицо и тело наливаются плотью. Ральфа она видела не часто, и это было к лучшему: их взаимоотношения ввергли бы ее в уныние, особенно, если бы она попыталась их проанализировать. Почти все время Ральф проводил в деревне Твелвтриз, занимаясь лошадьми и часто даже не возвращаясь к обеду. Аннунсиата быстро привыкла к тому, что хозяин в доме – Мартин. И было очевидно, что слуги тоже давно это поняли. Аннунсиату поразило, что такое отношение распространялось даже на ее сыновей, называвших Мартина «сэр», как будто он был их отцом.

Дейзи очень помогла Аннунсиате войти в курс дела, и было ясно, что она взяла на себя почти все обязанности по дому, которые раньше лежали на Элизабет. Аннунсиата была опечалена таким положением вещей, поскольку девушке в девятнадцать лет давно пора быть замужем. Но, похоже, претендентов не было, а попыток найти ей приличную партию ни со стороны Мартина, ни со стороны Ральфа не делалось. Ральф едва замечал Дейзи, а Мартин, до сих пор обожавший ее, смотрел на девушку, как на ребенка, как на младшую сестренку, которую надо опекать и защищать. Аннунсиата думала, что скоро придется поговорить об этом с Мартином, а пока убедила Дейзи бросить заботы по дому и присоединиться к пешим и конным прогулкам Арабеллы. Она надеялась, что Дейзи хоть немного исправит ее манеры, шокирующие всех, а Арабелла сможет пробудить в Дейзи женское начало, которое рано или поздно приведет ее под венец.

Однажды, когда Аннунсиата пробыла в Морлэнде уже почти неделю, к ней вошла Хлорис с очень грустным лицом и попросила о личной беседе. Аннунсиата со своим управляющим занималась проверкой счетов по поместьям, но, увидев, насколько озабочена Хлорис, тотчас попросила его выйти и подождать за дверью. Как только женщины остались одни, она спросила:

– Что такое, Хлорис? Что случилось? Майкл заболел?

Наконец-то вернувшись к сыну, Хлорис была так счастлива, что окружающие радовались, глядя на нее.