актрисой. Удивительно, почему все женщины не пробуют себя на этом поприще. Мне кажется, это самый верный способ подняться наверх. Конечно, за исключением тех, кто так или иначе связан с королем.
Аннунсиата взглядом пригасила ее улыбку, чувствуя за спиной присутствие Берч, а Нелли тем временем продолжала:
– Почему даже герцог Йоркский пригласил гувернершей к своим дочерям актрису? Скажите мне, мадам, какое занятие вы выбрали бы для своих дочерей?
Берч почувствовала, что разговор принимает скандальный оборот, но в этот момент довольно привлекательный молодой человек подошел к мадам Гвин сзади, обнял за талию, и та подпрыгнула, как испуганный заяц.
– Как дела, Нелли? Кого ты доводишь до инсульта на этот раз? Бог в помощь, леди Чельмсфорд. Клянусь, вы выглядите еще лучше, чем до родов.
– Как дела, Джон? – спросила Нелли, твердо убрав его ладонь с талии и отодвинув мужчину на расстояние вытянутой руки. – Ты опять напился, и в такую рань?
Это был Джон Вильмот, граф Рочестер, придворный остроумец и поэт, прославившийся непутевой жизнью и злобными памфлетами на дворцовую знать. Они с Нелли уважали и даже любили друг друга. Аннунсиата поприветствовала его с допустимой холодностью, но не отошла. Она любила остроумные речи, даже если они были грубоваты.
– Ты же знаешь, Нелли, я пьян всегда. Я не был трезвым уже пять лет, но меня это абсолютно не волнует.
– Если б ты смог оставаться трезвым хоть ненадолго, то, может быть, стал бы придворным поэтом вместо мастера «Сухой, как пыль».
Так мадам Гвин звала придворного поэта Джона Драйдена.
– А если бы ты смогла быть добродетельной достаточно длительное время, то, возможно, стала бы королевой, – возразил он. – Одно другого стоит.
– Отлично! – сказала Нелли радостно. – Если я шлюха, то, по крайней мере, протестантская шлюха, а не плакса и шпионка, как мадам Кэрвэлл.
– Мадемуазель де Кэруэль, – жестко поправил Рочестер, – не шпионка. Ее приставили к его величеству в качестве епитимьи.
Нелли затряслась от смеха.
– В таком случае, Чарли должен присматривать, чтобы этот Дисмэл Джими ее не украл. Он пасет своих женщин так безобразно и жадно, а у нее даже нет возможности оставить его.
Берч была явно заинтригована разговором, потому что тоже не понимала странной привязанности герцога Йоркского к бывшим любовницам. Видя ее реакцию, Аннунсиата почувствовала, что надо уходить. Она улыбнулась собеседникам и сказала:
– Я, с вашего позволения, хотела бы завершить свои покупки.
– Вы нас покидаете? – воскликнула Нелли. – Позвольте мне хотя бы прислать рецепт, о котором я говорила, мадам, для вашего больного малыша.
– Премного вам благодарна, – ответила Аннунсиата.
Рочестер шаркнул ножкой и сказал:
– Au revoir, леди Чельмсфорд. Я, конечно же, увижу вас сегодня на представлении?
– Откуда вы знаете, что я сегодня собиралась присутствовать на представлении? – заинтригованно спросила Аннунсиата.
Рочестер значительно посмотрел ей прямо в глаза:
– Я знаю все, мадам. От меня секретов нет, хотя многое из того, что я знаю о королевской семье, глубоко запрятано на дне моей памяти.
Аннунсиата не отвела глаз.
– Не очень мудро верить всему, что вы слышите, господин граф.
– Мудр ребенок, знающий своего отца, моя дорогая графиня, – спокойно ответил Рочестер и, когда Аннунсиата рассмеялась, еще раз поклонился ей со словами: – Ваш покорный слуга.
Аннунсиата направилась на улицу, выслав Тома вперед, чтобы тот подогнал карсту. Какая-то молодая женщина в нищенском платье пыталась привлечь ее внимание, но Аннунсиата в рассеянности прошла мимо. Зато Берч прекрасно рассмотрела ее, пока та, пробившись сквозь толпу, не достигла Аннунсиаты, протягивая вперед руки и восклицая:
– Мадам, мадам!!!
Берч преградила молодой особе дорогу и, сильно дернув ее за руку, сказала:
– Отойди, дрянь бессовестная!
Не прошло и часа после их возвращения домой, как Том сообщил, что пришла женщина от мадам Гвин с рецептом успокоительного сиропа. Аннунсиата читала письмо и не хотела отвлекаться.
– Но она желает говорить с вами, госпожа, – сказал Том. – И утверждает, что это очень срочно.
– Ерунда! – заявила Берч.
Аннунсиата подняла на нее взгляд. Иногда Берч брала на себя слишком много, и ее следовало ставить на место.
– Она сказала о чем, Том?