Девушка вывела пони из конюшни и повела к воротам, причем стук копыт по булыжнику раздавался так гулко, что Аннунсиата была уверена, что ее услышат и остановят. Заставляя себя двигаться спокойнее – ибо если бы пони разволновался, на него нельзя было бы сесть верхом – она подвела его к тумбе. Нод смирно ждал, пока Аннунсиата поднимется на тумбу и усядется на его широкую спину. Аннунсиата никогда не ездила верхом по-мужски, но она решила, что это легче, чем удержаться в дамском седле, к тому же она была лучшей наездницей графства. Взявшись за прядь гривы пони, как за поводья, Аннунсиата пустила его шагом, а как только выехала за ворота, перешла на легкий галоп, держась ближе к обочине, чтобы трава заглушала стук копыт и всадники впереди не услышали ее.

Разглядеть Ральфа и Эдуарда оказалось труднее, чем ожидала девушка, и она чуть было не наткнулась на них, ибо всадники двигались в тени живой ограды вдоль тропы. К счастью, Ральф не взял с собой собак, поэтому Аннунсиата смогла пустить пони шагом прямо вслед за ними. Девушка видела, как Ральф неожиданно оглянулся, услышав что-то, но она не остановилась. В следующий момент они выехали на тропу, оказавшись в пятне лунного света, и Аннунсиата могла ясно видеть их. Теперь преследование пошло легче – девушке понадобилось только держаться в тени и не давать пони идти слишком быстро.

Вначале Аннунсиата думала, что всадники направляются в Шоуз, но вскоре они повернули в сторону Тен-Торп. Здесь им пришлось пересечь довольно большую открытую поляну, и Аннунсиата была вынуждена сдерживать пони – если бы всадники обернулись, они неизбежно заметили бы ее. Поэтому Аннунсиата стояла в тени деревьев до тех пор, пока всадники не нырнули в проход в ограде из высоких кустов боярышника. К тому времени, как Аннунсиата оказалась за оградой, Ральф и Эдуард скрылись из виду.

Остановив пони, Аннунсиата задумалась. Всадники могли бы направиться или к лесу и деревушке Раффорт, или же на север, к Нэптону и северным полям. Вероятнее всего, они направились к лесу, ибо если этот таинственный выезд не был связан с беззаконными действиями Макторпа, девушка не знала, что и подумать. Она уже почти повернула Нода к лесу, но остановилась. Сама не понимая, почему так делает – вероятно, ей подсказало какое-то шестое чувство, – после минутного колебания она повернула на север и шагом поехала по тропе к северным полям.

Перед ней расстилалась плодородная равнина. С обеих сторон от тропы поднималась быстро созревающая кукуруза, овёс и ячмень, мягко огибая и очерчивая контуры рельефа, напоминающего отпечатки ступней великана. При лунном свете поле выглядело серебристым, и, проезжая мимо, Аннунсиата представила себе, что равнина – это спина громадного коня, а растения – это его шерсть, вычищенная великанской скребницей. Теперь слева от тропы оказалось большое квадратное поле, где рос не овес, не ячмень, и даже не горох, а пшеница. Поле окружали рвы, и было очевидно, что об этом поле заботятся больше остальных. В здешних местах редко сеяли пшеницу, из нее обычно пекли хлеб для самих хозяев, поэтому пшеница ценилась на вес золота. Даже оставшиеся после жатвы колосья слуги собирали для своих господ, не оставляя их крестьянам, как это обычно бывало с другим зерном. Аннунсиате случалось отведать белый хлеб всего несколько раз – на церковных праздниках и торжествах в большом доме, так как в Шоузе никогда не сеяли пшеницу, и черный хлеб или хлеб из смешанной муки считался достаточно хорошим для детей. «Когда я стану богатой, – размышляла Аннунсиата, – я буду каждый день есть белый хлеб».

Из глубокой задумчивости ее вывело блеяние овец. Позади пшеничного поля располагалась закрытая холмами долина, которую местные жители называли Бур, а в центре этой долины находился сложенный из камня загон для овец. Когда-то эта земля принадлежала Морлэндам, на Буре содержали овец, которых по каким-либо причинам приходилось отделять от остального стада – например, маток, или неклейменых ягнят. В суровые зимы овец пригоняли сюда, чтобы уберечь от холода и волков, поскольку долину окружала прочная каменная стена с несколькими деревянными воротами.

Сейчас возле одних ворот были видны всадники, а из-за стены слышалось блеяние овец. И сразу же Аннунсиату осенило – она поняла, что собираются сделать Ральф и Эдуард: они хотят пустить овец на пшеничное поле Макторпа! Девушка уже слышала, что имуществу Макторпа часто наносили урон – поджигали стога, мутили воду в ручьях – и подозревала, что в этом замешан Ральф, но вскоре отбросила прочь такую мысль. Подобные выходки были не в характере Ральфа. Даже теперь его поступок казался частью большого плана. Вероятно, думала Аннунсиата, Ральф хотел привлечь внимание людей Макторпа и выманить их. Во всяком случае, Ральфу могла понадобиться помощь, и Аннунсиата быстро поехала вперед. Двоим мужчинам без собак нечего было и пытаться справиться со стадом в сорок голов.

Эдуард первым заметил девушку. Двое всадников неспешно двигались вокруг стада, изредка переговариваясь и направляя овец точно вперед, хотя в любой момент стадо, испугавшись, могло внезапно шарахнуться в сторону, неожиданно, как это бывает у овец. Ральф находился позади стада. Эдуард повернул голову, привлеченный стуком копыт, и Аннунсиата ясно услышала, как он тихо воскликнул:

– Святая Дева!

Тогда обернулся и Ральф, и они вдвоем замерли, глядя, как подъезжает Аннунсиата.

– Я помогу вам, – спокойно предложила она.

– Уезжайте домой! – крикнул в ответ Ральф. – Должно быть, вы спятили, мисс. Сейчас же поезжайте домой!

– Не говорите глупостей. Раз уж я здесь, я могу помочь вам. Нод привык к пастушеской работе, – так оно и было, и Ральф знал это, потому что часто наблюдал, как Аннунсиата для забавы помогает пастухам загонять стадо.

Ральф замер на месте, подобно утесу, а овцы обтекали его рекой, постепенно замедляя шаг. В мгновение поняв все, Эдуард попросил Ральфа:

– Пусть она останется.

Ральф и Эдуард обменялись взглядами, и Ральф безнадежно махнул рукой. Они ничего не имели против ее присутствия до тех пор, пока не удастся справиться со стадом, но как только стадо будет направлено в поле, Аннунсиата должна будет уехать. Девушка повернула пони и начала объезжать стадо, заходя вокруг его дальнего края, пока с другой стороны Ральф направлялся ко рву на краю пшеничного поля. Аннунсиата не поняла, что случилось, но неожиданно Лис поднялся на дыбы и зашатался, скользя по краю рва. Он пытался удержать равновесие, но из-за того, что множество овец вокруг прыгало через ров и путалось под ногами, жеребец не мог подняться. Он упал, подмяв под себя Ральфа.

Минуту двое других всадников ожидали, что жеребец встанет и они вновь увидят Ральфа, но когда послышалось протяжное конское ржание и стон боли, все стало ясно. Лис не мог подняться, хотя его голова виднелась над краем рва, ноздри раздувались, а ржание далеко разносилось в темноте. Аннунсиата моментально поняла, что случилось: жеребец застрял во рву так, что придавил собой Ральфа. Пустив Нода галопом, Аннунсиата врезалась прямо в стадо, так что овцы отскакивали в стороны, как камешки из-под копыт. Ее не заботила опасность передавить все стадо, так как она знала, что застрявший конь будет биться в страхе и может до смерти задавить оказавшегося под Ним человека.

Пробиваясь через стадо, Аннунсиата видела, что задние ноги Лиса оставили на краю рва глубокие