кофе, пончиками и тем, что перепадет.

Скопив нужную сумму, Лана тут же записалась в вечернюю школу совершенствования парикмахерского мастерства. Чтобы пройти курс, рассчитанный на тридцать часов занятий в неделю, ей пришлось отказаться от ежедневной работы в кондитерской, и она подрабатывала там лишь в субботу и воскресенье. Совмещая две работы и вечерние занятия в школе, Лана порядком уставала и постоянно испытывала денежные затруднения. Но, сжав зубы, она и не помышляла что-либо бросить, зная, что все окупится, когда у нее в руках будет свидетельство об окончании школы «Акмэ».[17]

Трудясь так, как ей еще никогда не приходилось в жизни, Лана успешно прошла восьмимесячный курс парикмахерского дела, неизменно получая хорошие отметки. Она и здесь была первой ученицей и окончила школу с отличием, И как в школе, на выпускной церемонии рядом с ней не было отца, который порадовался бы ее успехам.

– Я заслуживаю повышения, у меня лучшие отметки в классе, – заявила она хозяйке парикмахерской, как только получила диплом – Чаевые я буду оставлять себе, все остальное буду записывать в учетную книгу.

Что ей больше всего не нравилось в «Шкатулке» – это необходимость скрывать от закона свои заработки. Она больше не собиралась быть человеком второго сорта в этой стране, падчерицей Уилла Бэнтри и незаконнорожденной дочерью Рассела Далена.

– Я повышу тебе жалованье на пять долларов, и можешь оставлять себе чаевые, но я не позволю тебе ничего записывать в бухгалтерскую книгу, – ответила Роза, уперев руки в бока и глядя на Лану прищуренным взглядом сквозь дым сигареты. Роза была решительно против всяких повышений и ведения отчетности. Черта с два! Она не собирается платить страховые и прочие взносы. Она не глава «Дженерал моторс», а всего лишь владелица небольшой парикмахерской в заштатном городке. – Я просто разорюсь!

– Я не хочу работать без финансовой отчетности, – решительно воспротивилась Лана. – Это противозаконно. – Так она сделала свое первое заявление о самостоятельности и независимости. Теперь, когда у нее есть лицензия, она более не зависела от Розы и своей работы в «Шкатулке».

Роза в бешенстве уставилась на девушку. Она недолюбливала Лану, хотя убедилась в ее честности и надежности в работе. Лана была отличным работником, но, по мнению Розы, она слишком много о себе мнила, и иногда Розе казалось, что эта девушка смотрит на нее свысока.

– Противозаконно! – взвизгнула она, осыпая сигаретным пеплом весь перед своего халатика. – Кто ты такая? Сам директор ФБР Эдгар Гувер, что ли?

– Я требую к себе уважения, вот и все, – твердо ответила Лана, не собираясь уступать, ибо имела все козыри в руках. – Не хотите дать мне то, что я заслуживаю, я найду работу, где меня оценят. Вы вынуждаете меня к этому. На прошлой неделе я получила предложение от Эда Хилсинджера работать у него.

Парикмахерская Эда Хилсинджера была самой престижной и дорогой в городе, а у Эда была репутация справедливого хозяина и приятного человека. Все, кто учился с Ланой в школе «Акмэ», мечтали попасть к нему. Эд Хилсинджер, истый американец из глубинки, был примерным семьянином, и его парикмахерский салон помогал ему наилучшим образом обеспечивать благосостояние семьи. В первый же день, как Лана появилась в его салоне, он, увидев ее и ее роскошные до плеч платиновые волосы, причесанные а-ля Вероника Лейк,[18] сразу понял, что Лана Бэнтри была тем мастером – одним из миллиона, – о котором могут лишь мечтать владельцы парикмахерских салонов.

У нее были ловкие пальцы, прекрасные манеры и умение ладить с клиентами. Она была честна, умна, творчески одарена, и на нее во всем можно было положиться. Она преуспевала во всех видах работы, от умелого подбора любых оттенков краски для волос до мытья головы с массажем, который особенно нравился клиенткам. Имея диплом косметички и парикмахера, да в придачу еще опыт работы в парикмахерской, Лана могла рассчитывать на приличный заработок, во всяком случае, больший, чем у рядового мастера. Клиентки ее любили и не скупились на чаевые. Но девушка по-прежнему берегла каждый цент.

– Рада видеть тебя, Лана, – неизменно говорила ей Лорейн О'Дэй, кассир Уорчестерского сберегательного банка, когда каждый понедельник ровно в девять утра видела ее у своего окошечка. – По тебе хоть часы сверяй.

Лорейн, в свою очередь, столь же пунктуально каждую пятницу в пять тридцать пополудни занимала свое место в кресле парикмахерской, отдавая себя в искусные руки Ланы.

Так же, как когда-то она корпела над учебниками, теперь Лана жадно изучала все торгово-рекламные журналы по своей профессии, на какие подписывался ее хозяин. Она была в курсе новых стилей причесок и любых парфюмерных новинок, внимательно изучала все, что касалось оборудования парикмахерских салонов, их интерьера, организации парикмахерского дела и подготовки кадров. Ей шел всего восемнадцатый год, а в голове у нее была уйма планов и идей, каким бы она хотела видеть собственный салон и как бы управляла им. Эд Хилсинджер одобрительно относился ко всем ее фантазиям, и вскоре кое- что из них она уже смогла воплотить в жизнь. Узнав, что хозяин собирается освежить стены, она высказала ему первую из своих идей.

– Почему бы не окрасить стены в розовый цвет? – спросила она Эда, вспомнив, какое впечатление произвел на нее в Нью-Йорке интерьер парикмахерской «Мишель из Парижа». – Этот цвет куда приятней, чем беж.

Действительно, окрашенные в нежно-розовый цвет, стены ласкали глаз. Клиентки были в восторге, и это подало Лане еще одну идею.

– Посмотрите, какие зеркала, – сказала она Эду, показывая ему рекламу в журнале «Современный парикмахерский салон». – Здесь говорится, что они отполированы особым способом, чтобы не подчеркивать морщины и линии усталости на лице. Они стоят лишь немного дороже обычных зеркал.

После того как Эд по совету Ланы покрасил стены салона в розовый цвет, дела пошли в гору, и он стал все внимательней прислушиваться ко всему, что говорила Лана. Глядясь в новые зеркала, клиентки оставались весьма довольными. Им нравились розовые накидки для мытья головы, которые Лана сама сшила на машинке миссис Хилсинджер, бесплатные пробы шампуней и бальзамов для волос, которые Лане предлагал в целях рекламы местный представитель парфюмерной фирмы. Нравились приглушенные звуки музыки из радиоприемника, который включала Лана, и показы мод, которые она устраивала по пятницам и субботам совместно с соседним магазином готового платья.

За те полтора года, что Лана проработала у Эдда Хилсинджера, доход салона удвоился. Хозяин нанял еще двух мастеров, поднял цены за услуги и дважды повышал жалованье Лане. Он уже начал беспокоиться, что она примет одно из тех предложений поменять работу, которые теперь она то и дело получала.