Мучаясь от тяжелых мыслей, не замечая, что сигара жжет пальцы, Такер стоял подальше от круга света и наблюдал за Мэгги. Она ни с кем, кроме Рейчел, не сказала ни слова с тех пор, как уехал Сет. Даже когда Морин попыталась за ужином вовлечь девушку в разговор, та только кивала или качала головой.

Что беспокоило его больше? То, что она оказалась племянницей Сета, или то, что лгала им? Такер сам не мог понять. Правда была для него всем. Сама его жизнь основывалась на том, чтобы всегда и везде защищать истину и не позволять никому сказать неправду. Почему она просто не объяснила, что убежала от дяди?

«Потому, – нерешительно признал он, – что мы наверняка отослали бы девочек обратно в Индепенденс, как и думала Мэгги»

У Такера не было законных прав вмешиваться и требовать отчета у Харриса, если окажется, что Мэгги неправа и их опекун – вовсе не мистер Сэндерсон. В конце концов она сама признавалась, что лишь считает этого человека опекуном. Не ударь Сет Харрис Мэгги перед всеми…

Такер сжал зубы, вспомнив, как едва не задушил негодяя голыми руками.

Мэгги поднялась с табурета. Отблески пламени золотыми бликами плясали в волосах, образуя светящийся ореол вокруг грациозной фигурки.

«Где кроется правда, Мэгги? Что с тобой случилось? Почему ты так стремишься в Орегон? И так боишься грозы? И почему лгала мне? »

Он хотел задушить чувства, которые питал к ней, раздавить, как окурок сигары. Но не мог. Они по- прежнему были сильны и свежи. Такеру все так же хотелось защитить Мэгги, прижать к себе, опрокинуть на мягкую траву и любить, любить…

Больше всего на свете он хотел овладеть Мэгги. Хотел любить племянницу человека, который довел до самоубийства его отца. Сама мысль об этом была отвратительна, но никак не хотела исчезать.

Такер повернулся и вышел из круга фургонов, не в силах смотреть на девушку. Время поможет избавиться от непрошенных чувств, он был уверен в этом. Такер сам удивлялся, как легко смог забыть Чармиан. То же самое будет и с Мэгги.

Правда, Мэгги придется жить рядом с ним несколько месяцев и, может быть, больше, если он не сумеет отыскать Маркуса Сэндерсона. Как справиться со своим предательским сердцем, каждый раз грозившим выпрыгнуть из груди при виде девушки?

Мэгги, почти не сознавая, что делает, налила себе чашку крепкого кофе и уселась на табурет, пристально глядя на огонь и думая о прошлом.

Давным-давно, когда Мэгги было лет тринадцать, она, сидя на кухне, слушала предостережения кухарки, готовившей ужин для Сета:

– Мужчины – дьяволы. Мэгги, дорогая, никогда этого не забывай. Выходишь замуж, и они внезапно становятся твоими хозяевами.

– Мама была счастлива.

– Ну конечно, поскольку не очень-то много у нее было мозгов, чтобы понять, как обделила ее судьба. Твоей маме достаточно было иметь дом, слуг да модные наряды. Но, помяни мои слова, по-настоящему ей ничего не принадлежало.

Кухарка откинула с лица прядь седеющих каштановых волос и продолжала:

– Пока женщина не выйдет замуж, она принадлежит отцу, а после свадьбы и до самой смерти – мужу.

Мама не была счастлива?!

Мэгги с трудом верила этому. При мысли о матери она слышала смех и видела солнечные лучи и всегда думала, что, когда выйдет замуж, станет такой же, как мама.

– Помню день, когда отец привел Дэнни с пристани домой, – рассказывала кухарка. – О-о-о, как он был красив, да и язык хорошо подвешен, а улыбка могла бы растопить лед. Не успела я оглянуться, как па и Дэнни решили, что мы поженимся. И поскольку я вообразила, что влюблена в него, то и счастливее меня никого не было. Плохо же я знала, на что иду!

– А потом? – не удержалась Мэгги.

– Я стала его рабочей лошадкой. Ему было недостаточно, что я вела дом и хозяйство. Дэнни отсылал меня работать на других, чтобы без помехи пить да гулять. Я пыталась вернуться домой к папаше, но тот в два счета вышвырнул меня.

– Твой отец, должно быть, похож на дядю Сета.

Кухарка вздохнула.

– Все мужчины душой походят на твоего дядю, девочка. Все. Просто некоторые ухитряются это скрывать немного дольше.

– Но не папа.

Ее отец был самым добрым, самым любящим из людей и всегда приносил ей подарки.