него и для тебя.
Ей было приятно его прикосновение. Целомудренное и ласковое, оно всегда выражало дружескую привязанность и доверие. До Данте (скорее всего ошибка, должно быть Леклер ) он был единственным мужчиной, которого она могла вынести.
Она полагала, что у них будут такие же дружеские отношения с Данте. Однако Данте действовал на нее не так, как Леклер. Как ни один другой мужчина. И это вело их к беде.
– Ты объяснила ему все, Флер? Я думаю, что это поможет, если он поймет причину.
Она наконец решилась взглянуть на него. Его красивое лицо выражало готовность понять и заботу, в нем не было гнева. Он был старше Данте всего на два года, но тем не менее всегда был старшим братом в семье, даже тогда, когда был жив первенец и носил титул. Ответственность легла на него уже в молодом возрасте, и если бы Бьянка не вошла в его жизнь и не перевернула бы все вверх дном, он состарился бы до срока.
– Разумеется. Он понимает, что я такова от природы, и дело не в моем выборе.
– Я имею в виду, объяснила ли ты, почему ты такая?
– Этому нет объяснения, Леклер. Я родилась такой.
Он вскинул голову и некоторое время внимательно смотрел на нее, словно она сказала нечто любопытное.
–Да, я понимаю, что вряд ли тебе хочется над этим много размышлять, – проговорил он. – Пошли найдем Бьянку. Она очень хочет узнать подробности похищения от тебя. Она считает это весьма романтичным.
– В таком случае ей просто неизвестна вся история.
– Нет, Флер. Только трое из нас будут знать об этом.
Данте понимал, что рано или поздно между ним и Верджилом состоится мужской разговор. Так он обычно называл бурные приватные беседы, которые у них периодически возникали. Обычно Верджил приходил в бешенство от долгов Данте и из-за его дурного поведения. Данте рассматривал эти беседы как плату за то, что он брат виконта, и за размер жалованья, которое позволяло ему вести приемлемый образ жизни.
На сей раз, однако, мужской разговор должен был существенно отличаться от предыдущих.
И Данте предпочел бы его избежать.
У него были другие дела в графстве, и днем он взял из конюшни лошадь и отправился в путь через парк. Он доехал до холма, который служил границей имения, и посмотрел на огромный соседний дом.
Он ехал к нему через поле, которое выглядело хорошо ухоженным, и обратил внимание на пару коттеджей, которые были построены после того, как он последний раз видел эту недвижимость.
Дворецкий взял визитную карточку Данте и повернулся, чтобы проводить его в библиотеку.
Светловолосый мужчина лет тридцати пяти застегивал фрак, когда они туда вошли.
– Дюклерк, – воскликнул мужчина, – какой приятный сюрприз!
Данте поприветствовал Найджела Кенвуда. Это был кузен Бьянки и второй баронет Вудли – этот титул был дарован королем деду Бьянки.
– Поздравляю с женитьбой. Выражаю искреннюю надежду, что ты справишься с претензиями Фартингстоуна, – сказал Кенвуд. Он сел в красивое кресло возле фортепьяно. Кенвуд великолепно играл на этом инструменте. Данте надеялся, что музыка давала ему утешение, пока он жил здесь в глуши и безвестности.
– Несмотря на твое изгнание, ты уже слышал об этом.
– Если человек хочет что-то услышать, ему это непременно удастся.
– Я как раз хотел обсудить с тобой эту способность людей.
Кенвуд проверил, насколько хорошо сидит на нем фрак. Он всегда отличался элегантностью и следил за модой.
– Я догадывался, что это не просто светский визит, Дюклерк.
– Пожалуй.
– Проклятие, это было много лет назад. Леклер принимает меня. Лучше бы все это было забыто.
– В данный момент я не могу забыть. Мне нужно кое-что узнать.
Глубоко вздохнув, Кенвуд лениво махнул рукой:
– Ладно, валяй.
– В том заговоре с применением шантажа, который ты организовал десять лет назад, были такие лица, которые из бежали разоблачения?
– Не было никакого заговора и шантажа. Что касается других, которых я считал друзьями, то они подставили меня…
– Ты шантажировал Бьянку, так что не разыгрывай из себя невинность.
Кенвуд надулся и замолчал.
– Так были там другие фигуранты?
– Откуда, черт побери, мне знать? Я даже не понимал, что меня задействовали. Что касается Бьянки – да, я принимаю твое обвинение. Однако я ничего не знаю о других. Леклер понимает, как все