— Дело не в удовольствии, просто для назидания следовало бы тебе всыпать горячих… Кстати, имею право! Ты сам ко мне в племянники записался. Так что я мог бы взгреть тебя, как родственник.

Сашка опять сильно щелкнул резинкой очков. И сообщил:

— Один пробовал. В прошлом году… Месяц с прокушенным пальцем в больницу ходил.

— И кто же этот неудачливый воспитатель?

— П-папочка, — с непередаваемой интонацией сказал Сашка.

Тут мне совсем стало тошно. И чтобы это скрыть, я постарался проговорить со сдержанным упреком:

— Весьма сочувствую твоим семейным неприятностям… Но, в конце концов, не я в них виноват. И не я толкал тебя на… сегодняшнее приключение. Так что зря ты на меня дуешься.

— Это вы… дуетесь.

— Но у меня-то есть основания!

— А у меня… А мне теперь что? — И вдруг он предложил, хихикнув: — Ну, давайте в угол стану. Коленями на горох.

— Где ты горох-то возьмешь?

— Ну… тогда просто так. Меня маленького мама носом в угол ставила…

— Видимо, недостаточно…

— Ага, — отозвался он с намеком на прежнюю дурашливость. — Хотите, стану? — И спустил ноги с кровати. Это была уже наполовину игра.

— По-моему, ты сам хочешь. Наверно, для очищения души от греховной тяжести.

— Встаю, — решительно вздохнул Сашка. И шагнул в угол между окном и креслом. Встал ко мне спиной. В нарочито покаянной позе: пятки раздвинул, колени свел, голова ниже плеч. И начал легонько поддавать ногой очки, которые держал за резинку в сложенных за спиной руках.

Я закрыл «сидор». Сказал Сашкиной спине:

— Какой смирный, послушный ребенок. Всегда бы такой…

Он поддал очки сильнее и пробубнил не обернувшись:

— Между прочим, это тоже унизительная процедура. Торчать вот так…

Я изобразил сдержанное злорадство:

— Естественно. Всякое наказание унизительно. Ибо оно — наказание, а не праздник.

— Значит, вы меня наказали? — обрадовался Сашка.

— Здрасьте! По-моему, ты сам себя наказал.

Он поглядел через плечо:

— И долго мне так стоять?

— Наверно, пока дурь из головы не улетучится.

— Тогда всю ночь, — печально сказал Сашка.

— Ночь не ночь, а пока я не вернусь, стой.

— А вы куда? — испугался он.

— Это детям до шестнадцати знать не полагается.

По правде говоря, я хотел пройтись по улице, а потом заглянуть в бар и пропустить рюмку коньяка. Нужно было очухаться от всего, что случилось, и заодно решительной мерой снять давление, а то в голове начинался гипертонический гудеж.

…Так я и сделал. Потолкался среди все еще шумной, хотя и поредевшей карнавальной толпы. Все обсуждали взлет «Даблстара». Одни уверяли, что это пришельцы, другие — что подготовленный организаторами праздника аттракцион. Третьи с ними спорили, что никто ради аттракциона не разрешил бы разрушать памятник природы и древности.

Я спохватился, что ни о чем не расспросил Пантюхина. Как могло оказаться, что корабль стоял на площади несколько веков? Неужели «Даблстар» когда-то ушел по вектору времени назад и приземлился в прошлом? И значит, у них в корабле совсем иной темп времени? Ведь Пантюхин вовсе не библейский старец, а кроме того, там есть даже и мальчишка. Откуда он вообще, этот «Даблстар»? Что ищет, в каких пространствах?

От размышлений голова загудела сильнее, но порция в баре оказала благотворное воздействие. И я с удовольствием вспомнил, что за три дня путешествия в этих краях мои прежние хвори не потревожили меня. Что ни говори, а благодаря Сашке.

Я взглянул на циферблат. Прошло уже около часа, как Сашка отбывал свой добровольный арест. Впрочем, я не думал, что он и вправду торчит в углу. Наверняка завалился на кровать и читает «Плутонию» или развлекается с Чибой. И, поднявшись на второй этаж, я в коридоре нарочно затопал погромче, чтобы Сашка успел принять в углу у кресла прежнюю смиренную позу и продолжить игру.

Все-таки он меня надул. Самым бессовестным образом. Когда я вернулся, его и след простыл. Снова было раскрыто окно. Теплый воздух шевелил на столе самолетик из газеты, который Сашка, видимо, смастерил без меня… Я со страхом, с нарастающим опять чувством беды обвел глазами комнату. Чибы тоже не было. И… не было нигде пилотских очков.

Жуткая догадка толкнула меня к двери. Я прогремел вниз по лестнице, кинулся через улицу, толкая людей в пестрых костюмах и масках. Надо мной смеялись, палили вслед из хлопушек. А я, задыхаясь, торопился к площади. С ужасом, с горькой жалостью к обреченному Сашке!

Конечно… Конечно, он так решил… Почему я сразу не догадался? Ведь можно было понять: раз не удалось удрать на «Даблстаре», он попробует взлететь на самолете. Назло судьбе! Чтобы доказать себе и всем, что каменного неба нет!..

Как спасти? Догнать, вцепиться в хвост самолета!..

Нет, не успел я… Когда пробился на площадь, красно-желтый самолет уже дрожал и дергался в сбивчивом ритме двигателя. Треск мотора — как у десятка гоночных мотоциклов — заглушал голоса толпы. Пропеллер превратился в прозрачный искрящийся круг, и за этим кругом, за лобовым стеклом, за выпуклыми очками я увидел прищуренные Сашкины глаза.

— Сашка, не надо!

Конечно, он на меня не взглянул. Не услышал за треском настоящего мотора. Да и в полной тишине он никого сейчас не услышал бы. Он весь был в напряжении старта и прицельно смотрел вперед… Треск перешел в ровный вой, с капота ударил белый прожектор, луч рассек надвое толпу.

— Сашка, не смей… — сказал я уже плачущим шепотом.

Самолет шевельнул подкрылками, дернулся и побежал через площадь, подпрыгивая резиновыми бубликами колес на булыжниках. Скорее, скорее… Он пронесся совсем рядом, крыло мелькнуло в метре от моего лица, обдало ветром.

На середине площади самолет взлетел. Толпа замерла, потом разом ахнула: казалось, летучая машина врежется на малой высоте в крышу городского управления, рядом с башней. Но перед самим зданием самолет взмыл, лег на крыло, сделал вокруг башни «бочку» и пошел над площадью по кругу. Толпа будто взорвалась, все орали, плясали, швыряли над собой маскарадные колпаки и шляпы. Три прожектора поймали самолет своими лучами, и он засверкал красным лаком и стеклами. Я видел, как светло-желтым огоньком вспыхивают Сашкины волосы…

Все ликовали, думали, что этот полет — еще один сюрприз праздника. И только я закостенел в обморочном предчувствии.

Самолет в сотне метров над крышами несколько раз облетел площадь, потом вдруг вошел в крутое пике. Ниже, ниже… Опять все замерли, и в этой тишине кто-то пронзительно завопил. Я хотел закрыть глаза и не смог…

Над самыми головами машина выровнялась. Сперва летела горизонтально, затем снова свечкой пошла вверх. Выше, выше!.. Прожекторы едва успевали за ней. Но вот они запутались в густых волокнах облаков, а самолет мелькнул красной каплей и ушел в этот взвихрившийся туман.

Прожектора качнули лучами и погасли…