подобно коралловому острову, который поднимается над водой, но построен из миллионов мертвых кораллов. Они скрыты под поверхностью воды, их никто не видит.
Точно так же и наш повседневный мир основывается на миллионах и миллионах событий и решений, которые произошли в прошлом. А то, что мы добавляем в настоящем, является просто незначительными надстройками.
Подросток завтракает, затем идет в магазин, чтобы купить самый последний компакт-диск с новой записью. Ребенку кажется, что он живет в периоде, который можно назвать современностью. Но кто создал понятие «запись»? Кто создал понятие «магазин»? Кто создал понятие «подросток»? Или «завтрак»? Не говоря уже обо всем остальном, о социальном положении этого ребенка – его семье, школе, одежде, транспорте и правительстве.
Ни одно из этих понятий не возникло в настоящем. В большинстве своем они были определены сотни лет тому назад. Пятьсот лет, тысячу лет. Данный ребенок находится на вершине горы, которая называется «прошлым». И совершенно не замечает этого. Им управляет то, чего он никогда не видит, о чем никогда не думает, о чем ничего не знает. Именно эта форма принуждения принимается без малейшего сопротивления. Подросток скептически воспринимает другие формы принуждения – ограничения, устанавливаемые родителями, рекламные передачи, правительственные законы. Но невидимое принуждение прошлого, которое решает почти все в его жизни, не подвергается сомнению. Это и есть реальная власть. Власть, которую можно захватить и использовать. Поскольку будущее управляется прошлым, точно так же, как настоящее. Именно поэтому я говорю: будущее принадлежит прошлому. И причина…
Дониджер запнулся, раздраженный: зазвонил сотовый телефон Крамер, и она ответила на вызов. Он продолжал расхаживать взад и вперед. Попробовал один жест, другой…
Закончив разговор, Крамер подняла взгляд на президента компании.
– Ну? И что там? – спросил он.
– Это был Гордон. Они живы, Боб.
– Они что, уже вернулись?
– Нет, но мы получили запись их голосов на пленке. Трое из них живы наверняка.
– Запись? И кто же догадался это сделать?
– Стерн.
– Неужели? Может быть, он не настолько глуп, как я думал. Мы должны нанять его. – Он помолчал. – Значит, вы хотите сказать мне, что нам в конце концов удастся их вернуть?
– Нет. Я не уверена в этом.
– И в чем же проблема?
– Им приходится держать наушники выключенными.
– С какой стати? Батареи наушника имеют заряд, превышающий тридцать семь часов. Какой смысл в том, чтобы отключать их? – Он вдруг умолк, уставившись в стену. – Вы так думаете? Вы думаете, что это он? Что это Декард?
– Да. Возможно.
– Но каким же образом? Ведь прошло уже больше года. Декард неминуемо должен был погибнуть: вы же помните его привычку затевать драку с каждым встречным?
– Да, но что-то все же заставило их выключить наушники…
– Я не знаю, – сказал Дониджер. – Роб набрал слишком много ошибок транскрипции и не поддавался никакому управлению. Черт возьми, он же шел прямиком в тюрьму.
– Да. За то, что с невиданной жестокостью избил какого-то парня в баре, – подтвердила Крамер. – В полицейском рапорте было сказано, что он нанес ему пятьдесят два удара металлическим стулом. Парень находился в коме целый год. И Роб, несомненно, должен был попасть в тюрьму. Именно поэтому он и вызвался совершить еще один переход.
– Если Декард еще жив, – сказал Дониджер, – то у них может возникнуть масса неприятностей.
– Да, Боб. Я думаю, что они в эти неприятности уже вляпались по уши.
Очутившись в прохладном полумраке леса, Марек нарисовал на земле обломком палки грубую карту.
– Сейчас мы находимся здесь, за монастырем. Мельница расположена примерно в четверти мили от нас. Там выставлена застава, мимо которой мы должны будем пробраться.
– Ого-го… – протянул Крис.
– А потом нам нужно попасть на мельницу.
– Каким-то образом, – добавил Крис.
– Именно. Там мы раздобудем ключ. Так что мы идем к Зеленой часовне. Которая находится… Где, Кейт?
Девушка взяла палку и пририсовала на плане квадратик.
– Если это Ла-Рок, на вершине утеса, то на севере от него раскинулся лес. Дорога проходит где-то здесь. Думаю, что часовня не очень далеко, возможно, здесь.
– Миля? Две?
– Скажем, две мили.
Марек кивнул.
– Ну что ж, – проговорил Крис, выпрямляясь и вытирая руки от глины, – ничего сложного. Все, что нам нужно сделать, это пробраться мимо вооруженной заставы на укрепленную мельницу, оттуда пробраться к какой-то часовне – и постараться, чтобы нас не убили по дороге. Пошли, что ли?
Выйдя из леса, они оказались на разоренной земле. Над монастырем Сен-Мер бушевало яростное пламя, и облака дыма скрывали солнце. Черный пепел, как снег зимой, висел в воздухе, сыпался на землю, садился на плечи и лица. Путники чувствовали, как он хрустел на зубах. За рекой они разглядели темный контур Кастельгарда; город являл теперь собою скопище почерневших дымящихся развалин.
Довольно долго никто не попадался им на пути.
Проходя с западной стороны от монастыря, они миновали крестьянский дом. Возле двери лежал на земле старик. Из груди у него торчали две стрелы. Из дома доносились крики младенца. Заглянув внутрь, они увидели лежавшую ничком у очага женщину с разрубленной головой, рядом с ней смотрел в небо мальчик лет шести с распоротым животом. Младенца они не видели, но им казалось, что плач раздается из лежавшего в углу свертка.
Кейт шагнула было к младенцу. Марек крепко взял ее за руку:
– Нет.
Они пошли дальше.
Дым стелился над безлюдным пейзажем, опустевшими жилищами, заброшенными полями. Они не видели ни одного человека, если не считать убитых обитателей хижины.
– Куда все подевались? – удивился Крис.
– Ушли в лес, – пояснил Марек. – Там у них есть и хижины, и землянки. Они знают, что делать.
– В лесу? Как же они там живут?
– Нападая на любого вооруженного человека, который покажется неподалеку. Именно поэтому рыцари убивают каждого, кого встретят в лесу. Они считают, что все лесные обитатели – «годин» – бандиты, – и знают, что годин не помилует их, если у него появится такая возможность.
– Выходит, именно это случилось с нами сразу после высадки…
– Да, – подтвердил Марек. – Антагонизм между простонародьем и знатью сейчас достиг крайних пределов. Обыватели негодуют из-за того, им приходится содержать класс рыцарей, которые взимают с них налоги и всяческие подати, но, когда доходит до дела, не выполняют своей части общественного соглашения. Чванливые вояки не могут ни защитить страну, ни выиграть отдельного сражения. Французский король попал в плен, и народ воспринял это событие как символическое. Теперь, когда боевые действия между Англией и Францией притихли, стало совершенно ясно, что рыцари – это причина
