Очевидно, Серена Батлер так и не смирилась со своим положением домашней прислуги. Учитывая, что рабы вообще жили в ужасных бараках и в нечеловеческих условиях, ей было не на что жаловаться. Что ей надо? Чего она хочет? В ее поведении не было никакого разумного смысла.

– Потрясающа, не правда ли? – спросил Эразм, продолжая стоять под дождем. Робот сложил свое податливое лицо в покровительственную снисходительную улыбку.

Стараясь не попасть под холодные капли дождя, Вор ответил:

– Я удивлен тем, что ты терпишь такое раздражающее поведение.

– Такое поведение хорошо меня просвещает. – Эразм снова принялся изучать капли, падающие в отражающий бассейн. – Я нахожу ее интересной. Ее честность освежает, так же, как, впрочем, и твоя.

Робот шагнул к Вориану.

– Я зашел в тупик в своем изучении человеческого поведения, потому что до сих пор подбирал объекты изучения среди обучаемых пленников, которые были рождены для рабства. Они не видели иной жизни, кроме рабской и приниженной, в них нет искры. Они овцы в отличие от тебя, Вориан Атрейдес. Ты – волк. Такова и Серена Батлер, хотя, конечно, она волк иного рода.

Гость поклонился, преисполнившись гордости от похвалы со стороны мыслящей машины.

– Я буду счастлив помочь тебе, чем смогу, Эразм.

– Полагаю, что тебе понравилось путешествие в карете? Я выращиваю жеребцов и держу их для особо важных случаев. Ты дал мне повод воспользоваться ими.

– Это было необычное ощущение, – признался Атрейдес. – Это очень… архаичный способ передвижения.

– Подойди ко мне и постой вместе со мной под дождем. – Эразм поманил его к себе своей синтетической рукой. – Это очень приятно, смею тебя уверить.

Вор послушно встал туда, куда ему велели, изо всех сил стараясь не показать, как ему неприятно и неудобно. Дождь быстро промочил насквозь его рубашку, намочил голые руки, вода закапала с черных курчавых волос на лоб, стала заливать глаза.

– Да, Эразм, это очень приятно.

Робот изобразил смех.

– Ты лжешь.

Сохранив присутствие духа, Вориан ответил:

– Это люди умеют делать лучше всего.

Смилостивившись, робот отвел Вориана из-под холодной капели.

– Давай обсудим Серену. Она привлекательна по меркам человеческих понятий о красоте, не правда ли?

Вор не знал, что ответить, но Эразм настаивал на своем:

– Я видел, как ты вел себя в ее присутствии. Ты бы хотел произвести потомство от этой представительницы дикого типа человека, разве нет? Сейчас она носит ребенка от своего любовника- хретгира, но у нас впереди много времени. Правда, что она не похожа на рабынь, которых тебе дарили для наслаждений?

Вор затруднился с ответом. Он не мог понять, что хочет узнать от него робот.

– Да, она красива и… пленительна.

Эразм издал синтетический звук, нечто похожее на вздох.

– Это очень печально, но, несмотря на многочисленные усовершенствования моих органов чувств, я остался не способен к сексуальной активности. По крайней мере я не могу в этом отношении имитировать мужчину биологического вида. Я потратил столетия, разрабатывая усовершенствования и модификации, которые помогли бы мне воспроизвести ощущение экстаза, доступного даже самым примитивным людям. Но мне не удалось добиться ощутимого прогресса в этом направлении. Все мои попытки иметь дело с рабынями не увенчались успехом.

Взмахнув своими пышными одеждами, робот знаком велел Атрейдесу следовать за собой в теплицу. Пока они шли по садовым дорожкам, царственный робот называл каждое растение и рассказывал его историю, словно читал лекцию несмышленому ребенку или хвастался своими познаниями.

– Серена обладает обширнейшими познаниями в растениеводстве. На Салусе она была выдающимся растениеводом и разводила там удивительные сады.

Вор отвечал односложными вежливыми междометиями, стараясь понять, чем он может помочь роботу. Незаметно он вытер от воды глаза. Намокшая одежда неприятным холодным компрессом прилипла к телу.

Наконец Эразм прямо объяснил, зачем он позвал к себе молодого доверенного человека.

– Вориан Атрейдес, совсем недавно твой отец провел тебе курс лечения, продлевающего жизнь. – Робот снова превратил свое механическое лицо в зеркальную маску, чтобы не намекнуть Вору, чего он в действительности от него добивается. – Скажи мне, что ты чувствуешь теперь, когда к сроку твоей жизни добавились целые столетия. Я уверен, что это величайший дар Агамемнона, такой же щедрый, как твое зачатие.

Прежде чем Вориан успел ответить, в оранжерею вошла Серена, неся серебряный чайный сервиз. Она с грохотом поставила поднос на каменный полированный стол и разлила черную дымящуюся жидкость в две чашки, а потом предложила одну роботу, а другую Вориану. Эразм вытянул из лица зонд и втянул в себя чай, словно пробуя его на вкус. Зеркальная маска сложилась в мину величайшего наслаждения.

– Превосходно, Серена. Замечательный и очень интересный вкус и аромат.

Вору не было никакого дела до вкуса этого напитка. На вкус Атрейдеса, он ничем не отличался от обычного черного горького шоколада, смешанного с несколько подпорченным фруктовым соком. Серена с любопытством наблюдала за выражением лица Атрейдеса.

– Напиток очень хорош! – объявил Эразм. – Серена приготовила его специально для тебя. Я позволил ей выбрать рецепт по ее усмотрению.

– Аромат и букет уникальны.

Робот рассмеялся.

– Ты опять лжешь.

– Нет, Эразм, я просто избегаю прямых ответов.

Вор заметил враждебность во взгляде Серены и подумал, не испортила ли она чай намеренно. Оставив на столе поднос, она вышла, сказав:

– Может быть, мне стоит ходить в школу доверенных людей, чтобы стать более угодливой рабыней.

Вор посмотрел на Серену, удивившись тому, что Эразм не обратил никакого внимания на ее подчеркнутую грубость.

– Меня очень забавляют ее попытки оказать мне сопротивление, Вориан. Это совершенно безобидная непокорность. Она прекрасно знает, что не может бежать отсюда.

Робот помолчал, внимательно глядя на Атрейдеса.

– Ты не ответил на мой вопрос о продлении твоей жизни.

У Вора было время подумать, и он начал говорить:

– Честно говоря, я сам не знаю, что именно я чувствую. Мое человеческое тело осталось таким же хрупким и легко разрушаемым. Я так же подвержен болезням и ранам, но по крайней мере я не стану старым и слабым.

Вор думал об отпущенных ему годах, как о кредитках, которые надо умно потратить. Он проживет несколько человеческих жизней, но насколько важнее стать кимеком!

– Как бы то ни было, но все мои добавочные годы – не более чем мгновение ока по сравнению с долгим веком мыслящей машины, такой, как, например, ты.

– Да, мгновение ока, этот безусловный человеческий рефлекс, я могу представить себе физически и концептуально. Вы используете эту метафору для обозначения чего-то очень краткого и недолговечного.

Заметив на стенах оранжереи экраны, Вор понял, что их разговор слушает всемирный разум.

– Ты всегда так любопытен?

– Любопытство помогает учиться, – ответил Эразм. – Я спрашиваю, потому что я очень пытлив. В этом