Только сейчас Майлс заметил сержанта полиции, стоящего в коридоре, позади доктора Фелла. Доктор Фелл, сделав ему знак оставаться на месте, протиснулся в комнату и закрыл за собой дверь.

— Я приехал сюда сразу же после беседы с мисс Ситон, — продолжал он. — Я услышал от нее всю эту прискорбную историю. — На его лице появилось ожесточенное выражение. — Это дало мне возможность заполнить пробелы в моей собственной теории, основанной лишь на догадках. — Выражение лица доктора Фелла стало еще ожесточеннее, он поправил очки, потом прикрыл глаза рукой. — Но, видите ли, теперь нас ждут новые испытания.

— Что вы имеете в виду? — спросил Майлс со все возрастающим беспокойством.

— Хедли, — доктор Фелл с привычным трубным звуком прочистил горло, — скоро будет здесь по долгу службы. Его визит может иметь не самые приятные последствия для одного человека, находящегося сейчас в этой комнате. Поэтому я решил опередить его и предупредить вас. Я решил объяснить вам некоторые моменты, которых вы еще, возможно, не осознали.

— Некоторые моменты? Касающиеся чего?…

— Этих двух преступлений, — сказал доктор Фелл. Он взглянул на Барбару, словно только сейчас заметил ее. — Ах да! — тихо произнес доктор Фелл, и лицо его просветлело. — Вы, наверное, Барбара Морелл!

— Да. Я должна просить прощения…

— Так-так! Надеюсь, не за знаменитое сорванное заседание «Клуба убийств»?

— Ну… да.

— Ерунда, — отрезал доктор Фелл и пренебрежительно махнул рукой.

Он, тяжело ступая, прошествовал к стоящему теперь у окна креслу с протершейся обивкой. Опираясь на свою палку-костыль, он опустился в кресло и устроился в нем сколько мог удобно. Повернув лохматую голову, он задумчиво оглядел Барбару, Майлса и профессора Риго, после чего засунул руку под плащ и извлек из внутреннего кармана жилета мятую и истрепанную по краям рукопись профессора Риго.

Помимо нее он достал еще один предмет, знакомый Майлсу. Им оказалась цветная фотография Фей Ситон, которую Майлс видел в ресторане Белтринга. Доктор Фелл сидел, глядя на фотографию все с тем же ожесточенным выражением: исчезни оно, его лицо стало бы горестным и печальным.

— Доктор Фелл, — попросил Майлс, — подождите! Секундочку!

— А? Да? В чем дело?

— Полагаю, суперинтендент Хедли рассказал вам о том, что произошло в этой комнате пару часов назад?

— Гм, да. Он рассказал мне.

— Мы с Барбарой вошли сюда и увидели Фей, стоявшую на том же самом месте, где сейчас стоит Барбара, и портфель — тот самый — и пачку забрызганных кровью банкнотов. Я… э-э-э… запихнул в карман банкноты прямо перед появлением Хедли. Я напрасно утруждал себя. Как стало ясно из вопросов, которыми Хедли забросал Фей, словно подозревал ее в чем-то, он с самого начала знал о портфеле.

Доктор Фелл нахмурился:

— И что же?

— В разгаре допроса лампочка погасла. Должно быть, кто-то дернул рубильник на распределительном щите в коридоре. Кто-то — или что-то — ворвался в комнату…

— Кто-то, — повторил доктор Фелл, — или что-то. Черт побери, мне нравится ваша терминология!

— Что бы это ни было, оно отбросило Фей в сторону и выбежало из комнаты с портфелем. Мы ничего не видели. Минуту спустя я подобрал портфель в коридоре. В нем были только три пачки банкнотов и какая-то пыль. Хедли забрал с собой все — в том числе и спрятанные мной банкноты, — когда уехал вместе с Фей в… карете «Скорой помощи». — Майлс заскрежетал зубами. — Я упомянул обо всем этом, — продолжал он, — потому, что мне хотелось бы увидеть — после многочисленных намеков на ее злодеяния, — как с нее будет снято хотя бы одно обвинение. Не знаю, чем вы руководствовались, доктор Фелл, но вы попросили меня связаться с Барбарой Морелл. Что я и сделал, и результат оказался потрясающим.

— А-а-а! — пробормотал доктор Фелл со страдальческим выражением на лице. Он избегал встречаться глазами с Майлсом.

— Знаете ли вы, например, что анонимные письма, обвиняющие Фей в связях со всеми местными мужчинами, были написаны Гарри Бруком? А потом, когда это не произвело никакого впечатления, он, решив сыграть на суевериях местных жителей, заплатил юному Фреснаку, чтобы тот расковырял себе шею и начал рассказывать всякую чушь о вампирах? Знаете ли вы об этом?

— Да, — признался доктор Фелл. — Я знаю. Это правда.

— У нас есть, — Майлс указал на Барбару, которая открыла сумочку, — письмо, написанное Гарри Бруком вдень убийства. Оно было адресовано брату Барбары, который, — поспешил добавить Майлс, — не имеет ко всему этому никакого отношения. Если у вас остаются какие-нибудь сомнения…

С внезапным острым интересом доктор Фелл подался к нему.

— У вас есть это письмо? — спросил он. — Могу я взглянуть на него?

— С удовольствием покажу его вам. Барбара?

Довольно неохотно, как показалось Майлсу, Барбара протянула письмо доктору Феллу. Тот взял его, поправил очки и не спеша прочел от начала до конца. Помрачнев еще больше, он положил письмо на колено поверх рукописи и фотографии.

— Хорошенькая история, не правда ли? — с горечью спросил Майлс. — Травить женщину подобным образом! Но оставим в стороне этические принципы Гарри, поскольку никого не трогают страдания Фей. Главное в том, что вся ситуация оказалась подстроенной Гарри Бруком…

— Нет! — возразил доктор Фелл, и это слово прозвучало как револьверный выстрел.

Майлс вытаращил на него глаза.

— Что вы хотите этим сказать? — требовательно спросил Майлс. — Не считаете же вы, что Пьер Фреснак и нелепое обвинение в вампиризме…

— О нет! — покачал головой доктор Фелл. — Мы можем забыть о юном Фреснаке и поддельных укусах на его шее. Они только уводят нас от главного. Не играют никакой роли. Но…

— Но — что?

Доктор Фелл некоторое время пристально вглядывался в пол, после чего медленно покачал головой и посмотрел Майлсу прямо в глаза.

— Гарри Брук, — сказал он, — написал множество анонимных писем, содержащих обвинения в адрес Фей, в которые он сам не верил. Какая ирония! Какая трагедия! Потому что, хотя Гарри Брук этого не знал, — представить себе не мог, не поверил бы, если бы ему кто-нибудь рассказал, — все обвинения были тем не менее совершенно справедливыми.

Воцарилось молчание.

Молчание длилось, становясь невыносимым… Барбара Морелл нежно положила руку на руку Майлса. Майлсу показалось, что доктор Фелл и Барбара понимающе переглянулись. Но ему требовалось время, чтобы усвоить смысл сказанного.

— Вот вам, — продолжал доктор Фелл, четко, громко и выразительно выговаривая каждое слово, — объяснение многих загадок в этой истории. Фей Ситон не могла не иметь любовных связей с мужчинами. Я хочу проявить деликатность в этом вопросе и просто отсылаю вас к психологам. Но речь идет о психическом заболевании, которым она страдала с юности. Она не виновата: с таким же основанием ее можно винить в болезни сердца, развившейся вследствие этого. Подобные заболевания — таких женщин не так уж много, но они время от времени появляются во врачебных кабинетах — не всегда приводят к трагическому финалу. Но психика Фей Ситон — вы понимаете? — вступала в противоречие с этим изъяном. Ее внешнее пуританство, ее утонченность, хрупкость, изысканные манеры не были притворством. Они соответствовали ее подлинной сути. Случайные связи с незнакомыми мужчинами были и остаются для нее пыткой.

Приехав в 1939 году во Францию в качестве секретарши Говарда Брука, она твердо решила преодолеть этот порок. Она должна была, должна была, должна была это сделать! Ее поведение в Шартре было безупречным. А потом…