произносила уже множество раз, и поэтому ее речь льется гак плавно, — и все же он не сомневался в ее искренности.

— Нет, я не слышала, о чем они говорили. Я не осталась там только потому, что не выношу ссор. Выходя из башни, я встретила входящего в нее профессора Риго. Потом… да! Я все-таки решила искупаться.

Майлс изумленно смотрел на нее.

— Вы пошли купаться?

— Я устала, и мне было жарко. Я полагала, что купание освежит меня. Я переоделась в роще у реки, как это делали многие. Роща находится довольно далеко от башни, она расположена значительно севернее ее, на западном берегу. Я плавала и блаженствовала в прохладной воде. О том, что произошло, я узнала только на обратном пути, когда было уже без четверти пять. Вокруг башни толпилось множество людей, среди них полицейские. Гарри подошел ко мне, протягивая руки, и сказал: «Господи, Фей, кто-то убил папу».

Ее голос замер.

Фей закрыла рукой глаза, а потом и все лицо. Через какое-то время она снова взглянула на Майлса с грустной и виноватой улыбкой.

— Пожалуйста, простите меня! — сказала она, вскинув голову, и слабый золотистый свет заструился по ее волосам. — Понимаете, я словно заново пережила все. Это свойственно одиноким людям.

— Да. Я знаю.

— И больше мне ничего не известно, правда. Вы хотите что-нибудь спросить?

Майлс, чувствуя себя чрезвычайно неловко, протянул к ней руки:

— Милая мисс Ситон! Я не прокурор и здесь нахожусь не для того, чтобы задавать вам вопросы.

— Возможно. Но я предпочла бы, чтобы вы их задали, если у вас возникли какие-то сомнения.

Майлс колебался.

— Полиция смогла найти только одно уязвимое место в моих показаниях — это злополучное купание. Я находилась в реке. И не было ни одного свидетеля, который мог бы наблюдать за башней со стороны реки. Поэтому не было и никаких сведений о том, приближался ли кто-нибудь к башне с этой стороны. Разумеется, предположение, что кто-то — да еще в купальном костюме — способен взобраться на крышу башни по гладкой стене высотой сорок футов, совершенно абсурдно. В конце концов они вынуждены были признать это. Но между тем…

Улыбаясь, словно все это уже не имело значения, но не находя в себе сил унять легкую дрожь, Фей встала. Не давая себе времени одуматься, повинуясь какому-то внезапному импульсу, она медленно направилась к Майлсу, лавируя между доходившими ей до пояса грудами книг. Ее голова была слегка наклонена набок. В ее глазах, в ее губах была некая бессильная кротость, некая прелесть, на которую Майлс откликался всем своим существом. Он спрыгнул с подоконника.

— Вы верите мне?! — вскричала Фей. — Скажите, что вы мне верите!

Майлс улыбнулся ей:

— Конечно же я вам верю!

— Спасибо, мистер Хэммонд. Но мне кажется, что вы немного сомневаетесь, немного… как бы это сказать?…

— Не в том дело. Просто профессор Риго прервал свой рассказ где-то на середине, и остались некоторые неясные моменты, которые продолжают мучить меня. Какой вердикт вынесла полиция?

— В конце концов был сделан вывод, что это самоубийство.

— Самоубийство?

— Да.

— Но почему они пришли к такому заключению?

— Полагаю, все дело в том, — сказала Фей, и тонкие дуги ее бровей причудливо изогнулись, — что полиция не могла найти никакого другого объяснения. Этим вердиктом полиция спасала свое лицо. — Она в нерешительности помедлила. — И на ручке шпаги-трости были отпечатки пальцев только самого мистера Брука. Вы знаете, что он был заколот шпагой-тростью?

— О да. Я даже видел эту чертову штуку.

— Полицейского врача, славного маленького доктора Поммара, едва не хватил удар, когда он услышал о вердикте. Боюсь, я не поняла его объяснений, но он утверждал, что нанести такую рану самому себе практически невозможно, разве только мистер Брук держал шпагу за клинок, а не за рукоять. Но все равно… — Она пожала плечами.

— Подождите минутку! — запротестовал Майлс. — Насколько я понял, портфель с деньгами исчез?

— Да. Верно.

— Если никто не поднимался на крышу башни и не закалывал мистера Брука, то что же, по их мнению, произошло с портфелем?

Фей отвела взгляд.

— Они решили, — ответила девушка, — что во время предсмертных конвульсий он… он каким-то образом сбросил портфель в реку.

— Дно реки исследовали?

— Да. Сразу же.

— И портфель не был найден?

— Нет… его вообще не нашли.

Фей опустила голову, ее глаза были прикованы к полу.

— И не из-за недостатка усердия! — негромко воскликнула она, кончиками пальцев проводя бороздки в покрывавшем книги слое пыли. — В первую военную зиму это происшествие прогремело на всю Францию. Бедная миссис Брук умерла той же зимой — от горя, как все считали. Гарри, как я уже говорила, был убит под Дюнкерком.

Потом пришли немцы. Они пользовались любым случаем, чтобы поднять шум вокруг сенсационного убийства, особенно такого, в котором замешана безнравственная женщина, считая, что подобные вещи отвлекут французов от всяких бесчинств. О, они-то уж позаботились о том, чтобы интерес публики к этому преступлению не иссяк!

— Насколько я понимаю, — сказал Майлс, — вы оставались во Франции во время оккупации? Вы ведь не успели вернуться в Англию?

— Нет, — ответила Фей, — мне было стыдно.

Майлс повернулся к ней спиной и яростно стукнул кулаком по подоконнику.

— Все, хватит об этом, — объявил он.

— Прошу вас! Ничего страшного не случилось.

— Нет, случилось! — Майлс угрюмо смотрел в окно. — Торжественно обещаю, что с этой темой покончено, что я никогда не вернусь к ней, что я больше никогда не задам вам ни одного вопро… — Он запнулся. — Значит, вы не вышли замуж за Гарри Брука?

Глядя на ее отражение в темном оконном стекле, он заметил, что она смеется, еще до того, как с ее губ сорвался хоть единый звук. Он увидел, как Фей откинула голову, расправила плечи, закрыла глаза, резко выбросила вперед руки; он увидел, как смех рождается в ее горле, и лишь потом услышал едва ли не истерический, рыдающий, душащий ее хохот, звеневший в тишине библиотеки, и был поражен этим бурным проявлением чувств у такой сдержанной девушки.

Майлс повернулся к ней. Он физически ощущал, как на него накатывает волна нежности и желания защитить, проникающая в самые глубины его сердца, и пришел в смятение, сознавая, что от этого до любви рукой подать. Спотыкаясь, он устремился к Фей. Он налетел на книжную башню, которая с грохотом рухнула