мать и явился причиной ее смерти. Вот что действительно важно.

Уилли сплюнул под ноги, в грязь мостовой.

– Месть, – сказал он со смаком.

– Месть никому не приносила добра, – холодно заметил Ривс.

– Да ладно! Разве можно по-другому? Мы, горцы, обид не прощаем.

Ривс покачал головой.

– Милорд, умоляю. Оставьте Джентльмена Джеймса в прошлом, пусть станет легендой – он это заслужил. Ваши планы пойдут прахом, если вас поймают и вздернут на виселице.

Кристиан понимал: Ривс прав. Но… только сейчас, когда перед ним забрезжила возможность получить наследство и титул, он вдруг понял, что ремесло разбойника с большой дороги его очень привлекает. Ему казалось, что это забавно, и риск быть пойманным согревал ему кровь в промозглые, угольно-черные ночи. А главное – каждый раз, когда ему удавалось взять верх над кем-то побогаче и с точки зрения общества могущественнее, чем он сам, Кристиан чувствовал себя настоящим триумфатором. Как будто он одержал победу над собственным отцом. Таким холодным. Высокомерным. Отцом, забывшим своих сыновей.

Потом Кристиану вдруг пришло в голову, что жизнь разбойника может казаться притягательной и подругой причине. Ощущение мучительной свободы. Восхитительное чувство опасности, когда они с Уилли догоняли очередную карету. И, как сегодня, жадный женский рот, ищущий его поцелуя.

Он улыбнулся. Бывало и так, что светские дамы, с чьих нежных губ он срывал поцелуи, без ведома мужей дарили ему и другие сувениры – кольца, ленты. Такие вещички должны были стать пропуском, а иногда действительно приводили его в будуары хозяек самых знатных домов Англии.

Теперь же он и сам сделался лордом. Равный среди равных. Принадлежит к сливкам общества.

Кристиан усмехнулся:

– Ривс, вот вам мое слово – это был наш последний с Уилли налет. Прощальный вечер Джентльмена Джека! Его больше не существует.

– Вот те раз! – негодующе воскликнул Уилли. – Вы это серьезно?

– Уверен, что да. – Ривс с неодобрением воззрился на Уилли. – Вам, мистер Уильям, стоит беспокоиться о другом. А именно – какое место при его светлости вы займете в новых обстоятельствах его жизни. Лорду Уэстервиллу больше не понадобится помощник, который мог бы держать лошадей, пока он вынимает пистолеты.

Кристиан ухмыльнулся, глядя, как наливается гневом лицо шотландца.

– Да будет тебе, Уилли, дружище! Лучше скажи Ривсу, что у тебя уже есть должность. Ты ведь знаешь какая.

Лицо Уилли прояснилось.

– И вправду. Если вы не собираетесь скакать на Верзиле Тоби, лучше им займусь я.

– Забирай свою лошадь. Думаю, увидимся через неделю.

– Раньше, господин! – Уилли бросил на Ривса многозначительный взгляд и пошел прочь, преисполненный достоинства – на свой манер.

– И куда же направляется господин Уильям теперь? – осведомился Ривс.

– Не думаю, что вам следует это знать.

Дворецкий снова вздохнул:

– Я как раз боялся, что вы скажете.

Он кивнул в сторону околачивающегося поблизости лакея. Лакей бросился открывать дверцу кареты и опускать лесенку. Кристиан забрался внутрь, за ним последовал Ривс. Лошади тронулись.

Карета раскачивалась на ухабистой дороге.

– Милорд, могу я поинтересоваться, как же вы собираетесь приступить к делу и найти того, кто предал вашу мать?

– Я уже знаю предателя. Это герцог Мессингейл! Мне нужны доказательства…

Ривс поднял брови.

– Герцог ведет жизнь затворника.

– Вот почему я собираюсь приударить за его внучкой – чтобы получить доступ в его дом.

Ривс размышлял добрую минуту. Затем сказал:

– Полагаю, милорд, она тоже участвовала в низком заговоре?

– Нет. Она была совсем крошкой, когда умерла моя мать. – Кристиан ясно читал неодобрение в глазах дворецкого. – Я ждал двадцать лет, чтобы отомстить за то зло, что они причинили моей матери. Я отомщу – любым способом.

Ривс вздохнул:

– Конечно, милорд. Я вижу, вы настроены решительно. Наблюдая за вашими похождениями, я пришел к выводу, что вы не уважаете закон, и это меня тревожит.

– Я никого не убивал.

– Всегда приятно слышать такое от своего работодателя. Умоляю, не сердитесь, если я попрошу вас повторить эту фразу несколько раз. Она так обнадеживает!

Кристиан рассмеялся, откинувшись на подушки сиденья. Ему потребуется немало трудов, чтобы попасть в дом герцога. Но ничего! Вот доберется до Лондона, поживет там несколько недель и очарует герцогскую внучку!

– Месть, – вполголоса произнес Кристиан.

Дворецкий не услышал – гремели колеса, скрипели кожаные ремни, громом отдавался стук копыт.

Мрачно улыбаясь, Кристиан выглянул в окно. Быстро наползали чернильные сумерки. Вдалеке сверкнули огни. Вперед! Да здравствует месть! Да поможет Бог Лондону и его жителям.

Мессингейл-Хаус был совсем не похож на прочие старинные особняки в Девоншире. Его стены не запачкала сажа коптящих труб; двери не заедало; полы редко скрипели. Перила лестниц не дрожали предательским образом. Это был, как любил повторять дворецкий в назидание экономке, бесшумный дом.

Тихим было все – за исключением, разумеется, его светлости.

Даже теперь могучий голос герцога Мессингейла с легкостью проникал сквозь тяжелую дверь библиотеки. Громовой раскат сопровождался другим безошибочно узнаваемым звуком – звоном разбитой вдребезги чашки.

– Гром и молния! – сказал новый лакей.

Дворецкий Джеймсон посмотрел на него неодобрительно. Он прослужил у его светлости больше пятнадцати лет и не поощрял пренебрежительных замечаний прислуги в адрес хозяина или хозяйки.

К счастью для лакея, за дверью библиотеки воцарилась тишина, зато на лестнице раздались легкие шаги.

Джеймсон встал навытяжку – весь внимание. Быстрым взглядом он отправил обоих лакеев на их пост – к парадной двери. По лестнице спускалась леди Элизабет, невольная спасительница словоохотливого лакея, старательно подавляя зевок. Раннее солнце вспыхивало огнем в ее золотистых волосах. Завидев Джеймсона, она улыбнулась:

–  Доброе утро!

Изящной невысокой фигуркой, карими глазами в частоколе густых ресниц и крупным чувственным ртом леди Элизабет, как все говорили, напоминала мать – младшую из невесток его светлости. В свое время та слыла красавицей. «Вылитая мать, – говорили люди, а потом грустно вздыхали: – Упокой Господь душу леди Эллен!»

Особого внимания это замечание, впрочем, не привлекало.

Из-за двери библиотеки снова раздался голос его светлости, а затем хруст разрываемой на мелкие кусочки газеты. Леди Элизабет скорчила уморительную гримаску:

– О Боже! Что это нашло сегодня на дедушку? Джеймсон улыбнулся. Для прислуги внучка его светлости была словно луч солнца, хотя обязанности хозяйки дома она выполняла строго. Как заметил однажды Джеймсон экономке, миссис Кимбл, – уж если появился в глазах леди Элизабет «вот именно этот» огонек, а подбородок вскинут под «именно таким углом», тут уж хоть спорь, хоть нет, как бы мило она при этом ни улыбалась.

– Миледи, боюсь, это «Морнинг пост». Кажется, тори совсем распоясались.

–  Ах, тогда понятно, почему у дедушки дурное настроение.

Заслышав шум возле парадного входа, лакей бросился отворять дверь. Вошла миловидная светловолосая дама в розовой мантилье. На рыжеватых волосах красовался капор, отделанный тесьмой. Маленькая – едва пяти футов ростом, миниатюрная, как фея, с изогнутыми сердечком губами. Даму сопровождал лорд Беинингтон – высокий темноволосый джентльмен с мрачным выражением лица и запавшими глазами.

– Шарлотта! – воскликнула Элизабет, целуя мачеху в щеку.

Шарлотта улыбнулась. Она была значительно старше падчерицы, но выглядела совсем молодо. Каждый, кто видел дам вместе, мог бы принять их за сестер. Впрочем, по сравнению с Элизабет красота Шарлотты не так впечатляла.

– Удивительно, Бет, еще совсем рано, а ты уже встала, – сказала Шарлотта дружелюбно, стаскивая перчатки. Мягкие манеры Шарлотты, впрочем, служили всего лишь прикрытием ее взрывному нраву. Временами казалось, что малейшее волнение способно заставить ее вспыхнуть миллионами искр.

Бет бросила на мачеху оценивающий взгляд, пытаясь понять, в каком она настроении. Затем успокоилась. Сегодня утром Шарлотта, по-видимому, пребывала в мирном расположении духа, что, несомненно, обрадует всех в доме.

Бет улыбнулась:

– Я бы спала и дальше, но меня позвал дедушка.

– Так рано? В самом деле, едва пробило семь! Чего же он хочет?

– Не знаю. Я еще не виделась с ним. Не успела сойти вниз, какой…

Еще одна чашка разлетелась на куски, ударившись о дверь. Затем последовала громогласная тирада, довольно бессвязная. Отчетливо слышалось только «дикари» да «проклятые радикалы».

Улыбка Шарлотты потускнела.

– Ах, эти газеты…

Лорд Беннингтон с отвращением бросил взгляд в сторону библиотеки.

– Мессингейл сам не знает, что говорит.

Бет взглянула на слуг. Они хранили на лицах невозмутимое выражение, хотя наверняка слышали, что сказал лорд Беннинг-тон. Бет не особенно жаловала Беннингтона, хотя тот был бли-жайшим