критиковать мою манеру одеваться… Тогда я за себя не отвечаю.

– Когда вы улыбаетесь вот так, милорд, вы поразительно похожи на свою мать – вылитый ее портрет.

– Ее портрет? – Кристиан воззрился на слугу. – Разве после нее остался портрет?

– В Рочестер-Хаусе, главной резиденции батюшки. Теперь портрет принадлежит вашему брату, и если вам будет угодно взглянуть…

Тристан, конечно, не расстанется с портретом, и Кристиан не мог его за это винить.

–  Интересно, зачем отец держал при себе портрет женщины, которую он отказался признать женой?

– Портрет заказали уже после ее смерти. Художник писал его с миниатюры, хотя, судя по результату, ни за что не догадаешься. – Ривс вздохнул. – Простите, милорд. Ваш отец был скуповат.

– Скуповат?

– Да, милорд. Скуп на деньги и на чувства, за исключением требований моды. Я даже думаю, что его взяло сожаление.

– Слишком поздно.

– Да. Во многих отношениях. Незадолго до смерти он признался мне, что из всех женщин, что повстречались ему на жизненном пути, ваша мать была прекраснейшей – и душой, и телом, а также…

– Она была прелестна, – сурово перебил Кристиан, – пока не заболела в тюрьме и не начала таять как свечка.

– Он всегда чувствовал вину за то, что уехал из Англии и не мог ее защитить.

Кристиан натягивал сапоги для верховой езды.

– Вы в самом деле думаете, что его мучила совесть?

– Очень. Герцог был в Италии, когда се бросили в тюрьму. Он узнал об этом только через два месяца. Вы знаете, что творилось тогда на континенте. Прошло много времени, прежде чем он смог добраться до Лондона.

Кристиан посмотрел в лицо дворецкому:

– Отец вернулся в Лондон, чтобы спасти мать?

– Торопился, как мог, но опоздал. – Ривс тихонько притворил дверцу гардероба. – Именно тогда он и заказал ее портрет.

Кристиан не мог оторвать взгляд от мысков сапог. Вопрос дрожал на кончике его языка. Ни разу не осмеливался он задать его вслух…

– А он пытался… пробовал отыскать меня и Тристана?

– Он заплатил целое состояние неким скользким личностям, которые уверяли, что разыщут вас обоих. Но и следов не нашли.

У Кристиана пересохло во рту. В горле застрял комок. Ему всегда хотелось верить, что отец предпринимал попытки их найти, спасти мать… Он просто жаждал узнать такое! Шли году и вера умерла, уступив место горечи, столь прочно укрепившейся в его душе, что вырвать ее оттуда он уже был не в силах.

– Отец считал маму невиновной?

Ривс вздохнул:

– Мне неизвестно, что он думал. Я знаю только, что ему рассказывали. А ему говорили, что она виновна. Он ничего не смог бы для нее сделать, даже если бы прибыл в Лондон вовремя.

– Кто сказал ему эту гнусность?

–  Король.

Кристиан ухватился за столбик кровати, костяшки его пальцев побелели.

–  Король?

– Ваш батюшка отправился к нему, как только корабль вошел в порт. Он даже не переоделся с дороги, поспешил прямо в Уайткасл, где находился в то время король. Час был уже поздний, король отправился спать. Ваш отец, однако, потребовал аудиенции.

– Так он действительно пытался помочь ей? – Кристиан услышал изумление в собственном голосе.

– Мне кажется, он так и не простил себя за то, что отдалился от нее, оставил без защиты.

– Он должен был испытывать вину.

– Так и было, хотя… – Поколебавшись, Ривс поспешно добавил: – Милорд, в чем бы пи обвиняли вашу матушку, тому имелись веские, неоспоримые свидетельства. Короля убедили, что она виновна.

– Это были лживые обвинения. Уилли привезет нам новые сведения, и мы будем знать, где искать. Он должен прибыть сегодня. – Кристиан направился к двери. – А теперь мне пора. Если верить лакею леди Элизабет, сегодня утром она поедет кататься в Гайд-парке.

– Лакеи никогда не лгут, – сухо сказал Ривс.

Кристиан улыбнулся:

– Пока им хорошо платят. Как я выгляжу, Ривс? Достаточно ли безупречен, чтобы стать самым преданным поклонником леди, разумеется, после того как я вскружу ей голову?

– Вскружите ей голову?

– Любовь – это игра в шахматы, Ривс, которую разыгрывают два сердца. Я тщательно обдумал каждую толику сведений, что мне удалось добыть. Внучка Мессингейла – его единственная слабость. Лишь ее он допускает до себя.

– Там ведь есть еще невестка, не правда ли?

Кристиан нахмурился:

– Откуда вам известно?

– Слуги болтают, милорд. Вы посвятили меня в свой план, а я навел кое-какие справки.

– Когда вы успели? Вы, может быть, и спали до десяти, а я нет. Я встал на рассвете и отправился на рынок, взглянуть на птицу. Заодно имел очень любопытный разговор с некоей миссис Кимбл, которая, по счастливой случайности, оказалась экономкой Мессингейлов.

– Ривс! Что же вы узнали?

– Герцог обожает внучку. Очевидно, она любимица прислуги тоже. Я также выяснил, что старик не особенно жалует невестку, а здоровье его стремительно ухудшается. Есть опасение, что дни его сочтены.

Кристиан замер. Ему ни разу не пришло в голову обеспокоиться здоровьем герцога. Черт возьми, вот будет штука – всю жизнь вынашивать план мести человеку, погубившему его мать, и только для того, чтобы смерть посмеялась над ним?

Он дернул бровью.

– Еще что-нибудь?

– Да. Лорд Мессингейл как будто озабочен тем, что невестка принимает ухаживания одного мужчины, а именно лорда Бенингтона. Лорд сделался близким другом леди Шарлотты. Экономка склонна полагать, что этот мужчина представляет некую угрозу, хотя я не могу понять, какую именно.

Кристиан скорчил гримасу. Вот ирония судьбы! Он потратил долгие недели, чтобы проникнуть в дом Мессингейла, но продвинулся пока не дальше конюшни. Ривс просто отправился на рынок, поворковал с экономкой и узнал больше, чем Кристиан за месяц.

– Старый или больной, герцог все равно виноват в смерти матери.

– Старый или больной, герцог, возможно, виноват, – мягко поправил дворецкий. – Вы сами сказали, у вас еще недостаточно доказательств.

– Вскоре они у меня будут.

– Разумеется, милорд.

К черту! Кристиан пригладил волосы. Дворецкий просто вынуждает его быть грубым. Однако… Он бросил быстрый взгляд на Ривса.

– Дайте мне знать, если выясните еще что-нибудь.

– Да, милорд. Непременно.

– Благодарю. Вы человек выдающихся качеств, Ривс.

– Стараюсь, милорд.

Кристиан в последний раз оглядел себя в зеркале.

– Я отправляюсь в парк.

Через минуту он уже пересекал холл. Утреннее солнце расчертило полосами навощенный пол. Кристиан предвкушал – телом и душой, – как разыграет собственную партию, чтобы завоевать доверие леди Элизабет. Он должен добиться своего. Предвкушение грядущего торжества приятно возбуждало, но где-то на задворках сознания тлела мысль, что можно было бы заняться леди Элизабет и ради ее личных достоинств. Жаль, не позволяют обстоятельства.

Воображение заработало, рисуя восхитительную картину. Прекрасная, соблазнительная Элизабет лежит, обнаженная, в его постели, разметав по простыне волосы цвета меда. Глаза искрятся весельем и умом, а потом туманятся страстью… теплый карий тон сменяет расплавленная чернота…

Темнеют ли ее глаза, когда она охвачена желанием? Может быть, наоборот, светлеют?

Кристиан вдруг понял, что разрозненные кусочки сведений, добытых за последние недели, не складываются в целостную картинку. Он знал, например, что она предпочитает всем остальным танцам кадриль. Что она нечасто ездит в парке верхом, только в карете. Любит комедии, а никак не серьезные пьесы с печальным концом. Конечно, это были ценные сведения, добытые с помощью хитрости и подкупа. Но чего она хочет? Чего боится? А главное, какая она на самом деле?

Он вдруг остановился как вкопанный на полпути к выходу. У него возникло странное и неловкое ощущение, будто судорогой свело лопатки. Постояв так с минуту, он вдруг решился, повернулся и проследовал в библиотеку. Подошел к бюро, снял крышку с чернильницы, обмакнул перо и написал на листке одну-единственную строчку. Затем встряхнул бумагу, чтобы просохли чернила, вернул на место колпачок чернильницы и перо и сунул листок в карман. Снова оказавшись в холле, он принял от лакея шляпу и перчатки, шагнул за порог и чуть задержался на верхней ступеньке. Ему казалось, что он принял важное решение.

Да так, собственно, и было. Просто он сделал то, чего требовала месть. Вот и все.

Сжав зубы, Кристиан спускался по широким мраморным ступеням, и каблуки его сапог выбивали сухую дробь. Сейчас не время копаться в себе и подвергать сомнению свои побуждения. Смешно, как это он позволил Ривсу бросить тень на столь тщательно выверенный план! Он отдавал себе отчет в том, что, черт возьми, намерен делать. Нет нужды искать одобрения у старого дворецкого.

Да и за что его порицать? Ничего предосудительного он не совершал – по крайней мере пока.

Вздохнув, он взял поводья любимого рысака из рук кучера и взлетел в седло. «Начнем осаду», – сказал он про себя, обхватывая ногами бока лошади. Могучее животное галопом понеслось в направлении парка.

Подъезжая к парку, Кристиан заметил экипаж, в котором сидели леди Элизабет и ее кузина, миссис Тисл-Бриджтон, исполнявшая накануне роль компаньонки. Узнать имя