«Русское слово» и кратко сказал:
— Скоро мир, умер Франц Иосиф.
— Да не может быть! — воскликнул Швейк. — Это невероятно! Как же он мог в такое тяжёлое время оставить свои любимые народы! Это, наверно, ошибка.
Горжин пальцем указал на телеграмму, помещённую на первой странице: «Париж. Согласно телеграмме, полученной из Цюриха, император Франц Иосиф после продолжительной болезни скончался ночью».
— Бедняга, так он скопытился, — сочувственно произнёс Швейк, — даже не дождался конца войны.
Я думаю, что из-за этого ему было очень неприятно умирать. Начать такую прекрасную, такую великую вещь и не дождаться её результата — это действительно ужасно!
Он залез на нары, взял газету и принялся снова читать по складам несчастную телеграмму. А когда за ним пришли солдаты, звавшие его играть в карты, он отвечал им с нар печальным голосом:
— Сегодня я играть не буду. Вчера вы меня обыграли до копейки, да, кроме того, сегодня я не продал ни одного кольца. У меня траур, умер мой император.
И русские солдаты выразили ему своё сочувствие:
— Да, сдох, сволочь… мать. А наш царь, мать… ещё жив и здоров!
Это сочувствие было довольно двусмысленно, и нельзя было понять, упрекают ли они смерть за то, что она медлит, или благодарят небеса за то, что они упорно хранят царя.
Через несколько дней после этого Швейк отправился на базар со своими кольцами. Площадь, где торговали разным барахлом, была переполнена народом. Здесь женщины продавали коробочки из-под крема, сломанные гребни, разные тряпки, мужики — мясо и семечки, солдаты — бельё и холсты или выменивали сапоги, снимая старые и надевая новые, приплачивая за это несколько рублей. И как раз в это время на базаре появился офицерский патруль, ловивший солдат, торговавших военным имуществом.
Швейк звенел кольцами на шпаге. Толпа собралась вокруг него, выбирая и торгуясь до исступления и стараясь заплатить за одно, а украсть два. Потом толпа расступилась, чтобы дать дорогу толстому, грязному, волосатому попу, который пробирался к Швейку.
— Он, наверно, хочет у меня купить своим детям перстеньки на память, — вслух подумал Швейк и позвенел связкой своих произведений перед носом попа.
Тот протянул руку и принялся осматривать кольца. Швейк заметил, что он выбирает те кольца, в которые был вставлен крестик из красного целлулоида. И полагая, что поп хочет купить только такие кольца, он вытащил из мешка ещё целую связку.
— Хорошо, хорошо, — похвалил его поп, — я их у тебя возьму. Такие кольца продавать нельзя.
— Как нельзя? — спросил Швейк, заметив, что батюшка кладёт кольца в карман, не справляясь даже о цене.
— Нельзя, нельзя, — повторял поп. — На них крест, а ты их продаёшь солдатам. Ты знаешь, что они делают? Надевают их на палец, а потом руками штаны расстёгивают, когда идут в отхожее место.
Солдаты, стоявшие в толпе, засмеялись. Поп покраснел.
— Да что отхожее, за женские юбки руками в кольцах хватаются!
Снова раздался хохот. Поп, покрасневший, как индюк, хотел было отойти, но солдаты преградили ему дорогу.
— Батюшка, кольца австрийцу отдай назад или заплати, человек даром работать не может. Ну, давай, давай!
— Австриец не человек, он наш враг, — сердито сказал поп. — Кто дал ему право торговать кольцами? Вот в Россию пришёл хлеб жрать, пришёл Россию объедать! Да ещё кольца делает и христову веру позорит.
После этих слов среди мужиков и баб раздались сочувствующие попу голоса. Но солдаты настаивали на своём:
— Не твоё дело. Мы его в плен взяли, а какое ты имеешь право отнимать его вещи? Он человек военный, он наш, он под нашим законом.
— Дайте попу по морде, чего он человека мучит, — раздался сзади чей-то негодующий голос, придавший солдатам больше смелости.
Они начали толкать попа назад к Швейку:
— Верни кольца или плати, а то… И двадцать рук потрясли кулаками. Поп полез в карман, но вместо связки алюминиевых колец вынул «Биржевые ведомости», весьма распространённую русскую газету. Он раскрыл её и, показывая Швейку рисунки, сладко спросил:
— Это кто, знаешь?
— Это наш умерший император, — спокойно ответил Швейк.
— Да, да, да, — так же сладенько, как и в первый раз, произнёс поп. — Это ваш покойный царь, он умер. Почему ты за него в церкви не молишься, а кольцами торгуешь? Почему ты траур по нем не носишь?
Все кругом затихло. Дело становилось интересным. Поп, уверившись в своей победе, показывал дальше:
— А этого знаешь?
— Знаю. Это наш наследник Карл, — без колебания сказал Швейк. — Он мне прикалывал медаль и при этом поколол всю кожу.
— Медаль тебе дал за то, что ты в нас стрелял, — многозначительно произнёс поп, подмигивая солдатам. — А за кого ты теперь — за Франца Иосифа или за Карла?
— Я за Карла, — просто ответил Швейк, — каждый солдат должен идти за своим императором.
И поп, заметив, что бабы и мужики уже пытаются наброситься на Швейка, показал солдатам газету:
— Вот вам, ребята! Он за кайзера Карла, который обещает вести войну до победы над нами. Вот тут в газетах так стоит.
Кто-то сзади уже ударил Швейка. Поп намеревался протолкаться сквозь толпу и оставить Швейка одного в каше, которую он заварил. В это время Швейк сказал:
— Эй, батюшка, а не наврал ли ты? В газетах-то написано что-то другое, а я человек неграмотный.
— Я вам говорил, чтобы вы дали попу по морде, — снова раздался голос солдата, уже возле попа. — Ты зачем на неграмотного с газетой прёшь? Вот, товарищи, австриец, бедняга, неграмотный, а поп на него лезет, как собака. Прёт на неграмотного с поповской хитростью. Давай назад кольца, а то!..
И шляпа на голове попа загремела, — это ладонь ударила его сверху.
— Народ русский, православный, человека убивают, сволочь! Помогите, помогите! — заорал поп, в то время как на него обрушилось около десяти кулаков, а сзади его колотили ногами.
Базар заволновался. Люди, не зная, в чем дело, принялись колотить друг друга*. Бабы повалили Швейка наземь, осыпая его бранью, в то время как солдаты в свою очередь атаковывали баб и разгоняли их.
Прибежавшие городовые были беспомощны, толпа их также толкала со всех сторон, и только воинским частям, призванным из казарм, удалось разогнать дравшихся, арестовав непосредственно виновника скандала.
В то время как избитого попа с исцарапанным и побитым лицом усаживали на извозчика, не замедлившего вытащить из поповского кармана выглядывавшие кольца, бравого солдата Швейка конвойные отвели в барак и представили его в канцелярию поручику Воробцову.
Поручик, по образованию инженер, работавший раньше на одной из варшавских фабрик, случайно Швейком очень заинтересовался. Он заставил его рассказать подробно, как все было, что говорил поп и как относились к этому солдаты, что они говорили, прежде чем начали его бить, и что Швейк думает о том, почему именно били попа, а не его?
— А почему, ты думаешь, не били тебя?
— Не могу знать, — отвечал Швейк фразой, которую он слышал от русских солдат. — Я думаю, что они такие, что хотят вместе с нами посидеть в карцере. Они не любят вообще никакого начальства и знают,