Вынужденный на какое-то время отложить знакомство с рыболовными богатствами отца, Стась не мог утерпеть, чтобы не поделиться с приятелем хотя бы своими большими надеждами, и сразу после завтрака умчался. Воспользовавшись отсутствием брата, Агатка беспрепятственно занялась своим любимым делом — ябедничанием.
— Мамуля, а у Тадика и в самом деле полотенце зеленого цвета, сама видела, он в ванной повесил.
А ещё в пылесосе оказалась куча перьев и галстук пана Хенрика. Сама видела.
Пани Богуся мыла посуду после завтрака, вполуха слушая доченьку. Информация о зеленом полотенце не слишком её заинтересовала, его дело, с таким же успехом мог вытираться хоть фиолетовым, хоть в серп и молот по красному полю. А вот галстук Карпинского…
— Ты уверена, он был в пылесосе? — переспросила она.
— В пылесосе, сама видела!
— Как же он мог туда попасть?
— А его засосало, когда они пылесосили, чтобы все перья подобрать. Знаешь, сколько перьев напылесосили? Целый пылесос битком был набит!
— Ты что, сама видела? — никак не могла поверить мать.
— Сама, конечно. Собственными глазами! Говорю тебе — вот та-а-акие перья, огромадные…
Пани Богуслава задумалась.
— Интересно, интересно…
Вдохновлённая успехом, девчонка продолжала:
— А Тадик очень поздно не спал, у него свет горел, в щель под дверью видно было. А Стась ночью в туалет ходил, никогда не ходит, а тут ходил!
— Точно, в туалет?
— Сама слышала. А потом сразу к себе вернулся, тоже слышала. Но сколько раз ходил — не знаю, я только один раз слышала, потом заснула.
Уже и одного раза матери было достаточно. С рождения её сынок отличался просто каменным сном и, завалившись с вечера, спокойно спал всю ночь.
Значит, на этот раз должно было произойти что-то из ряда вон…
— Вы что на ужин ели? — поинтересовалась мать.
— Да ничего особенного, — удивилась дочь. — Котлеты, что от обеда остались, ты же сама велела.
И шарлотку доели.
— А больше ничего? Знаю я вас, небось каких-нибудь ягод с куста нахватались.
Смешно! Стали бы они эту кислятину рвать, когда Эльжбетка принесла им самое лучшее мороженое «Манхэттен». Да матери не обязательно об этом знать. Во-первых, от «Манхэттена» ещё никто не умирал, а во-вторых, она чётко спросила: «Что ели на ужин?» А с мороженым они ещё до ужина управились. Однако лучше уйти от опасной темы. И дочка вернула маму к нужной:
— Мамуля, а эти перья в пылесосе были во-от такие большие… И мешочек был битком набит, просто утрамбован!
Пани Богуслава наконец задумалась над этим феноменом. С чего вдруг битком набит, если она сама видела — пуха и пера в каморке было всего ничего.
Откуда там взялись большие перья, ведь летало совсем немного пуха? Может, как раз галстук Карпинского забил пылесос? Ох, работнички… А все же надо проверить…
Бросив домашние дела, пани Богуслава, нахмурившись, поднялась к чулану с пером. Все такая же нахмуренная, внимательно оглядела подготовленный скелет будущей дверцы, сложенные горкой новые петли — не слишком ли их много? Вот ещё какие-то деревянные детали, наверняка для тех же целей в ход пойдут. Затем отогнула древесностружечную плиту, по-прежнему закрывающую каморку, и заглянула внутрь.
Вроде бы все в порядке. Один бумажный пакет, самый продранный, переложен в старую наволочку, остальные стоят смирно по стенке, не продранные, видно же. Но ветхие, не мешало бы все переложить в наволочки, старых наволочек у неё набралось достаточно, все равно девать некуда. Вот только надо, чтобы кто-нибудь ей помог. А эти то ходят, ходят, тут же, когда нужно, как назло, никого нет.
— А Тадик все не спал и не спал, — ябедничала Агатка, — я как ни проснусь, погляжу — а у него свет горит. А ещё вчера, когда они здесь дверцу делали, так пан Хенрик вдруг ни с того ни с сего бросился на Эльжбетку, и на Тадика тоже, и принялся их обнимать и целовать, словно год не видел.
Ни с того ни с сего!
Спускающаяся по лестнице хозяйка вдруг просто физически ощутила, что избыток информации давит на неё, к земле пригибает, теперь она не сможет спокойно жить. В её доме явно происходит нечто такое, за чем она не проследила, что избежало её контроля, и, пока не поздно, надо вмешаться. Ну, с Тадиком справиться не трудно, парня она в два счета приструнит. Нечего почём зря транжирить электроэнергию, за неё ведь деньги плачены. Карпинский имеет право обнимать Эльжбету, в конце концов, она его дочь, но вот так, ни с того ни с сего?.. И столько пера в пылесосе… Откуда они столько набрали? И вообще, что происходит? Почему они изо дня в день таскаются в её дом? Сказали — по доброте душевной решили ей помочь, так какой же дурак в это поверит? Чтобы человек человеку так просто стал вдруг помогать, ничего не получая взамен? Подозрительно и ненормально. Наверняка она чего-то недоглядела, проморгала, теперь вот ломай голову. Да, кстати о голове, если она у Хенрика повредилась в автокатастрофе, тогда, может, сдуру и стал ей помогать, без всякой задней мысли. С идиота станется. Вообразил, что Северин умер по его вине, и теперь совесть замучила. И баб своих заставляет, они небось боятся прекословить ненормальному. А от посторонних пытаются скрыть, что Хенрик спятил…
Вот почему в это утро Карпинский с Эльжбетой не могли надивиться странному поведению Богуси.
Встретила она их с распростёртыми объятиями, перед Карпинским вообще рассыпалась мелким бисером, чуть ли не приседала и кланялась, и в то же время испытующие, недоверчивые взгляды, которые ловили на себе гости, сбивали их с толку. Абсолютно проигнорировав робкое объяснение, что Тадик вот-вот явится, хозяйка поставила перед Карпинским угощение в виде неизменного черносмородинового сока, а Эльжбету попросила подняться с ней наверх.
Это восхождение запомнилось девушке на всю жизнь. Она не сомневалась, что Хлюпиха, как только Тадеуш ушёл, обыскала кабинет и обнаружила заветный портфель. И теперь покажет ей, где раки зимуют, а их денежки безвозвратно пропали.
Вот почему, когда выяснилось, что её позвали лишь помочь в перекладывании бумажных мешков с пером и пухом в наволочки, Эльжбета чуть не бросилась Богусе на шею, чем, несомненно, доказала бы, что спятил не только Карпинский. Впрочем, и одного энтузиазма, проявленного девушкой в таком рутинном деле, хватило, чтобы сделать хозяйку ещё подозрительнее, а поведение её — ещё непонятнее.
Например, она завела очень странный разговор, проявив не свойственную ей дипломатичность. Не поставила вопрос ребром, не задала его в лоб, а тактично поинтересовалась:
— Эльжуня, а папочка и дома такой работящий?
Как-то до сих пор мне не приходилось слышать, чтобы так уж рвался за любое дело хвататься.
Не догадываясь, куда ветер дует, девушка простодушно ответила:
— О, мы с Кристиной и не сомневаемся, что трудолюбия ему не надолго хватит. Видите ли, сейчас он ещё на больничном, дела никакого, от скуки просто помирает, но с первого выходит на работу, а там много дел накопилось, тогда уж наверняка палец о палец не ударит. Боюсь, не сможет Тадеушу помогать.
— Это у меня, а у себя дома разве нечего делать?
— Так ведь мы совсем недавно закончили ремонт! Да и вообще, он… О, глядите, вот этот тоже разорвался, взяться боязно, чуть нажмёшь — и пух во все стороны разлетится.
— Так и нечего нажимать, — с прежней суровостью буркнула хозяйка, разглядывая повреждённый бумажный мешок и перестав удивляться наличию перьев в пылесосе. Хорошо, что Агатка обратила внимание, самое время заняться этим пером.
— А как же тогда его поднять?
— Пальчиками, пальчиками, — язвительно пояснила Богуся. — Аккуратненько приподнять… вот так, не сжимать, я расправлю наволочку… вот так, опускай, не спеши… ну и все!
