когда закончит какую-то очередную операцию.

Эльжбета предприняла последнюю жалкую попытку:

— Вы же знаете моего отца, проше пани. Он никогда в жизни не стал бы покушаться на чужое добро, а тем более на имущество своего лучшего друга. А я с этого и начала — очень наше дело деликатное, тонкое дело. И вот ещё что. Отец не один занимался этим делом, а с сообщником, самому ему наверняка бы не справиться. Так вот, этот сообщник может подтвердить…

— А где этот ваш сообщник? — перебила хозяйка.

— В Амстердаме. В Голландии.

— И мне что же, теперь к нему в Голландию ехать?

Идея съездить в Голландию очень пришлась по вкусу Агате. О том, что портфель с оторванной ручкой находится в их доме, она знала, в этом она полностью верила Эльжбете, та говорила чистую правду. А вот относительно содержимого портфеля — врёт! С другой стороны, хорошо бы в портфеле оказались доллары. От матери всю жизнь только и слышишь нытьё и жалобы на нехватку денег, и отца из-за них пилила, и экономила на всем, а денег действительно не хватало. Вот если бы в портфеле оказались деньги, вот если бы и им перепало, вот если бы она наконец могла купить классную майку с портретом Майкла Джексона, о которой пока может только мечтать! А в Голландию поехать, так она с радостью…

Эльжбета растерянно замолчала, и Карпинский счёл своим долгом прийти дочке на выручку.

— Вы ведь знаете, милая Богуся, я ни в жизнь не стал бы обманывать Севека, моего лучшего друга, — укоризненно произнёс он. — В то же время я отдаю себе отчёт в сложности создавшегося положения, тем более что неизвестно, где именно Севек…

И тут вдруг что-то произошло. Хенрик неожиданно почувствовал в мозгу словно взрыв, ослепительный блеск, фейерверк и явственно увидел, как Хлюп прячет в свою машину его тяжёлый портфель, как они сидят вдвоём в этой машине.

Хенрик закрыл глаза, пытаясь охватить сознанием ослепительную картину. Наверное, выглядел он страшно, Эльжбета с беспокойством глядела на отца. А тот бормотал, не открывая глаз:

— Я привёз ему портфель… Он взял его.., на автостоянке.., чулан.., гараж.., чердак…

— Что ещё за чулан? — не вытерпела Богуся, прерывая нависшее над столом молчание, когда Хенрик перестал бормотать. Сидел ослабевший и сникший, ослепительное видение отняло все силы. Дочь со страхом смотрела на него, боясь помешать даже словом. — Я вас спрашиваю, — возвысила голос пани Богуслава, — что за чулан? На чердаке ничего такого нет, это я вам точно говорю. Ну, что молчите?

Понимая, что отец сейчас говорить не в состоянии, Эльжбета попыталась утихомирить мегеру.

— Отец, по всей вероятности, хотел сказать, что не знает, где именно пан Северин мог спрятать в вашем доме его портфель, возможно, в каком-нибудь чулане, а чуланов у вас много…

— А даже если и много, кому какое дело? — резко подняла голову хозяйка. — Пусть хоть целая сотня, имеем право! Может, у Хенека что и было…

— Было, проше пани, наверняка было. И он отдал на сохранение пану Северину, и если бы пан Северин был жив…

— А откуда известно, что отдал и что деньги Северин спрятал в доме? — не уступала Богуся. — Почему вы так в этом уверены?

— Так ведь пан Северин сам об этом сказал! — вырвалось у Эльжбеты. — Когда посетил отца после аварии в больнице, то сказал, что все у него и в безопасности. Я сама слышала, собственными ушами!

— Вот интересно! — не сдавалась Богуся. — То говорили, что Хенрик все время был без сознания, так что же, Севек разговаривал с человеком, который его не слышит? Не поверю!

— Да нет же! — почти кричала девушка. — Человек уже пришёл в сознание! Пан Северин как раз был в больнице, это случилось в день смерти пана Северина.

Теперь ошеломлена была хозяйка.

— Как же это? Выходит, в тот день Севек ходил в больницу?

Ведь она хорошо помнит — заперла мужа в доме, уходя на работу. Ох, как-то все слишком запуталось…

— Ну да, был, я же пани объясняю! Для нас это просто счастье. Он ещё разговаривал с отцом, придумал поспрашивать его по математике, чтобы к отцу скорее память вернулась. И именно тогда сказал, что все у него в безопасности. Да не только я это слышала, ещё как минимум два человека.

Больше двух вещей одновременно в мозгу пани Богуславы не укладывалось. И теперь она лихорадочно обдумывала новую для себя информацию, пытаясь сделать логичные выводы. Значит, Севек помер не из-за неё, не из-за того, что заперла его в доме, а из-за этого подлеца Хенрика, разнервничался из-за него в больнице, вот сердце и не выдержало. Ну так нет, не дождутся, шакалы! Даже если проклятый портфель и в самом деле является собственностью Карпинских, ни за что им его не отдаст! Сначала прикончили Северина, а теперь им ещё и денежки подавай! Да таким сволочам…

— Вот моё последнее слово, — железным голосом заявила хозяйка. — Ни о каких деньгах я ничего не знаю, а если кому это не по нраву — можете жаловаться. Да хоть в суд подавайте! Нет в моем доме никаких портфелей с долларами, я даже и искать не собираюсь. Хенек в аварии головкой стукнулся, вот ему и мерещится невесть что.

И встала, явно собираясь выпроводить незваных гостей. Тем пришлось тоже встать. А что поделаешь? Яснее ясного — из этой бабы ни гроша не выдоишь. Агатка на цыпочках задом отошла от двери и, позабыв о мороженом, бросилась наутёк.

— Где мороженое? — спросил с нетерпением поджидавший её братец.

— Какое там мороженое! Не до него.

— Что так?

— Там такой ор стоит! Слушай, а деньги тяжёлые?

— Какие деньги? — не понял Стась.

— Всякие. Скажем, доллары.

— С чего это долларам быть тяжёлыми? Ты чего мне мозги пудришь?

Агатка вздохнула. Придётся, видимо, кое-что брату рассказать. А рассказывать она не любила, наследственное, наверное. Как и мать, не любила она расставаться с секретами, ведь никогда не знаешь, что может в жизни пригодиться.

— Слушай, они там говорят, что отец принёс в портфеле ихние доллары в наш дом, как бы спрятать на время, а мать не верит. Я знаю, портфель и правда принёс, я сама видела, только он был страшно тяжёлый. И отец сказал — в нем инструменты. Так как считаешь, могут доллары быть такими тяжёлыми, чтобы человек аж сгибался, когда нёс их по лестнице?

— Откуда мне знать? — задумался брат. И решительно добавил:

— Нет, не знаю, я их там не взвешивал. Только если такое тяжёлое, то скорее инструменты, железки всякие, а не бумага. Но если битком набитый портфель… А он был битком набитый? Может, золотые доллары?

— Нет, о золотых они не говорили.

— Да что нам какие-то сомнительные доллары? Я тебя спрашиваю — что с мороженым?

— А, мороженое… Подожди, погляжу, как гости уйдут. Мать их выпроваживает.

Разочарованный Стась сердито пожал плечами и несолоно хлебавши отправился по своим делам. Тяжеленный портфель с предполагаемыми долларами ни чуточки его не заинтересовал, он не помнил своей встречи на лестнице с отцом в тот день, а вот что касается инструментов… Какая-то зацепка в мозгу осталась. Вроде он видел в отцовском шкафу что-то такое… Надо бы посмотреть. Однако о своём намерении парень забыл в тот самый момент, когда выяснилось, что Болек раздобыл где-то настоящую ракетницу. О чем тут ещё можно помнить?!

Не то было с его сестрицей. Агата поднялась к себе, стараясь ступать как можно тише, чтобы мать в кухне не услышала. У девочки не было ни малейшего желания помогать матери лепить вареники. О том, что гости покинули их дом, известила захлопнувшаяся за ними калитка, теперь же мать торопится приготовить обед и наверняка злится как сто тысяч чертей. А о портфеле с оторвавшейся ручкой следует подумать. Куда отец мог его спрятать? Жаль, что тогда она все-таки не заглянула в него, мать позвала, да и есть очень хотелось. Нет, вряд ли он швырнул бы так портфель, если бы в нем находились деньги.

Вернувшаяся с работы Кристина застала в доме чрезвычайно нервную