горах было бы удобнее обороняться. Но батистовцы оторвались от нас, и мы спокойно смогли продолжить свой путь, следуя за сбивающимся проводником, роль которого выполнял Сиро Фриас, немного знавший эти места. Кто-то предложил разделиться на две группы, чтобы иметь возможность быстрее продвигаться и меньше оставлять следов. Однако Альмейда и я воспротивились этому, считая, что это ничего не даст и только затруднит соединение с другими товарищами. Придя в район Ломона, некоторые товарищи стали колебаться и не хотели двигаться дальше к Эль-Ломону, который был определен Фиделем как место встречи всех бойцов отряда. Они возражали против этого места, так как Эутимио знал о нем и, следовательно, там нас уже могли поджидать батистовцы, Ни у кого не было, конечно, ни малейшего сомнения в том, что Эутимио являлся предателем. Будучи старшим по званию в нашей группе, Альмейда решил настоять на выполнении приказа Фиделя во что бы то ни стало. Все подчинились ему и двинулись к Эль-Ломону.

12 февраля после трех дней разлуки мы встретились с Фиделем около Эль-Ломона в местечке под названием Дереча-де-ла-Каридад. Здесь окончательно подтвердились наши предположения о том, что Эутимио был предателем. История его предательства началась, когда после боя у Ла-Платы его схватил Касильяс и за большие деньги предложил ему убить Фиделя. Мы узнали о том, что он выдал наше местонахождение в Каракасе, навел самолеты для бомбардировки горы Лома-дель-Буро, через которую должен был пройти наш путь, - он был изменен нами в последнюю минуту, - содействовал противнику в проведении массированной атаки около Арройо-дель-Инфьерно, где благодаря своевременному приказу Фиделя об отходе нам удалось спастись, потеряв только одного человека.

Мы еще раз услышали о том, как погиб Хулио Акоста и узнали, что у противника был убит по крайней мере один человек и несколько ранено. Я должен сознаться, что ни убитый, ни раненые не имели никакого отношения к моей винтовке, потому что единственное, что я сделал во время этой стычки, так это 'стратегическое отступление' на полной скорости.

Теперь мы снова были вместе: нас одиннадцать (Лабрада отстал за день до соединения) и остальная часть группы - Рауль, Амейхейрас, Сиро Редондо, Мануэль Фахардо, Эчеварриа, испанец Моран и Фидель, - всего 18 человек. Такой была наша 'воссоединенная революционная армия' 12 февраля 1957 года. Некоторые товарищи были рассеяны, часть новичков покинула отряд, и, кроме того, нами был потерян один из ветеранов 'Гранмы'. Это был Армандо Родригес с пулеметом 'томпсон'. В последние дни, даже когда выстрелы раздавались вдали от наших позиций, на его лице появлялся такой ужас, какой может быть, как говорили мои товарищи, только у окруженца. Всякий раз, когда у кого-либо появлялось это выражение лица, мы разу предсказывали этому бойцу плохой конец.

Страх был несовместим с партизанской жизнью. Именно он-то и понес Армандо Родригеса 'на третьей скорости', если говорить на нашем партизанском жаргоне. Много времени спустя его пулемет был найден в одном из далеких крестьянских домов. У этого человека были очень быстрые ноги.

После того как наша маленькая армия собралась вместе, было решено покинуть Эль-Ломон и отправиться в другие места. По дороге мы устанавливали связи с местными крестьянами и создавали опорные базы. Постепенно удаляясь от Сьерра-Маэстры, мы вышли на равнину, в район встречи с представителями городской организации 'Движение 26 июля'.

Мы прошли через поселок Ла-Монтериа и сделали привал в небольшом лесочке с ручьем, расположенном на ферме сеньора Эпифанио Диаса, сыновья которого участвовали в революции.

Мы шли на установление более тесных контактов с 'Движением 26 июля'. Наша подпольная кочевая жизнь затрудняла нам поддерживать связь между двумя частями 'Движения'. Практически это были две самостоятельные группы, каждая со своей тактикой и стратегией. В то время еще не начался глубокий раскол, который несколько месяцев спустя поставил под угрозу наше единство.

На ферме мы встретились с самыми видными деятелями 'Движения'. Среди них были три женщины, которых сегодня знает весь народ Кубы: Вильма Эспин (сейчас она жена Рауля и является президентом Федерации кубинских женщин); Айде Сантамария (жена Армандо Харта, президент Дома Америк); Селия Санчес, которая вскоре окончательно присоединилась к отряду и была нашим самым дорогим товарищем на протяжении всей войны. Среди прибывших на ферму находился и Фаустино Перес, наш старый знакомый и товарищ по 'Гранме'. Он выполнил ряд поручений в городе и вернулся проинформировать об этом, чтобы затем снова продолжить свою подпольную работу. Вскоре его арестовали батистовские власти.

Кроме того, мы познакомились с Армандо Хартом, и мне представилась единственная возможность увидеться с нашим руководителем в Сантьяго Франком Паисом.

Франк Паис был человеком, который вызывал к себе симпатию с первой встречи. Его лицо более или менее походит на то, которое можно увидеть сейчас на портретах и фотографиях, но на них не передается необычайная глубина его глаз.

Трудно говорить сегодня о погибшем товарище, с которым виделся всего один раз и чей жизненный путь хорошо известен народу. Я могу лишь отметить одну деталь - в его взгляде чувствовалась непоколебимая вера в правоту своего дела. Это был незаурядный человек. Сегодня его называют 'наш незабвенный Франк Паис'. И хотя я видел его только один раз, он запомнился мне на всю жизнь. Франк был одним из многих наших товарищей, погибших во цвете лет. Им не довелось участвовать в решении многих задач социалистической революции. Такова часть той большой цены, которую народ заплатил за свою свободу.

Молча почистив наши грязные винтовки, пересчитав и разложив патроны, он преподнес нам хороший урок того, как нужно поддерживать порядок и дисциплину. С того дня я дал себе слово лучше ухаживать за своим оружием и сдержал его, хотя и не могу сказать, что был образцом в этом.

Лесок, где мы остановились, стал свидетелем еще одного события. Впервые к нам прибыл журналист. Он был иностранцем. Речь идет об известном Мэтьюзе (По предложению Ф. Кастро этот корреспондент газеты 'Нью-Йорк Таймс' нелегально посетил 17 февраля 1957 года повстанцев и написал о них репортаж. - Прим. Ред.) , который принес с собой маленький фотоаппарат и сделал несколько снимков, получивших впоследствии широкую известность. Один из министров Батисты, выразивший сомнение относительно подлинности этих снимков, поставил себя в глупое положение. Переводчиком был Хавиер Пасос, который затем вступил в отряд и находился в его рядах некоторое время.

Во время беседы, на которой мне не пришлось присутствовать, Мэтьюз, по словам Фиделя, не задавал каверзных вопросов, и было похоже, что он симпатизирует революции. Когда корреспондент спросил, является ли Фидель противником империализма, последний ответил утвердительно и осудил снабжение Батисты оружием, указав при этом, что такая политика служит не делу защиты континента, а лишь угнетению его народов.

Визит Мэтьюза, естественно, был недолгим. Проводив его, мы стали готовиться к походу. Однако нас предупредили, чтобы мы удвоили бдительность, поскольку неподалеку видели Эутимио. Альмейде был немедленно отдан приказ арестовать его. В группу для проведения этой операции вошли Хулито Диас, Сиро Фриас, Камило Сьенфуэгос и Эфихенио Амейхейрас. Схватить Эутимио поручалось непосредственно Сиро Фриасу. Эта операция была осуществлена легко, и вскоре предатель предстал перед нами. При обыске у Эутимио нашли пистолет, три гранаты и пропуск, выданный Касильясом. После ареста и обыска у Герры, конечно, не было сомнений относительно того, что его ожидает. Упав на колени перед Фиделем, он сам стал просить заслуженной смерти. Этот человек сразу как-то постарел, на висках стала заметной седина, которой раньше не было видно. Эта сцена была чрезвычайно напряженной. Фидель гневно осудил его предательство. Эутимио признавал свою вину и просил лишь скорейшей смерти. Всем нам, кто присутствовали при этом, запомнился момент, когда Сиро Фриас, бывший друг Эутимио, стал говорить с ним. Фриас напомнил ему обо всем, что сделал для него и его семьи. Но Эутимио отплатил неблагодарностью и выдал батистовцам его брата. Длинным и взволнованным был этот монолог, который Эутимио слушал с опущенной головой. Когда предателя спросили, есть ли у него какие-нибудь пожелания, он стал просить нас позаботиться о его детях.

Мы исполнили свое обещание. Имя Эутимио Герры упоминается лишь в этих воспоминаниях, оно забыто всеми, наверное, даже и его детьми. Под другой фамилией они ходят в одну из многочисленных