по всему Крыму — и нашла два вагона в Джанкое, приказала отпустить серы, сколько понадобится.
Запрашивали из Феодосии:
— Пограничники задержали ночью на рейде две турецкие фелюги — турки приняли на борт группу татарских националистов и русских белогвардейцев и собирались выйти в море. При обыске у беглецов отобраны золото и драгоценности.
В таких случаях консультаций Землячке не требовалось.
— Фелюги отпустить, сейчас нам конфликты с турками ни к чему, но до этого заглянуть в каждую щель, в каждую бочку, чтоб никто из врагов не улизнул, составить поименные списки и сдать беглецов в ЧК, ценности актировать и передать в государственный банк.
С такой «филоксерой» ей легче было бороться.
В Ливадии в царских подвалах обнаружили запасы старых вин.
— Пустить в продажу или уничтожить?
— Не торопитесь. Опечатайте подвалы, поставьте охрану, запрошу Москву, там решат.
Ялтинский совет предлагает:
— Разрешите пустить на слом разрушенные дворцы и дачи? Кирпичи и железо отдадим трудящимся, пускай ремонтируют свои халупы, а картины и мебель распределим по школам и учреждениям.
— Не разрешаю, — отвечала Землячка. — Дворцы и дачи мы восстановим, трудящиеся будут в них отдыхать, а картины в этих дворцах могут быть такие, что им самое место в музеях, — не раздавать, а взять на строжайший учет.
В Бахчисарае решили покончить с разведением лучших сортов табака:
— Табак — утеха буржуазии, пролетариат предпочитает махорку.
Но Землячка знала, какое значение для сельского хозяйства Крыма имеет табаководство.
— Пролетариат курил махорку потому, что у него средств не было на папиросы, так что вы не для буржуазии, а для пролетариата увеличивайте плантации табака.
Севастополь бил тревогу:
— Задержаны сотни беспризорных подростков. Все — воры и хулиганы. Временно разместили их в пакгаузах порта. Грозят все разнести, бунтуют, требуют, чтобы их распустили…
— Не воры и хулиганы, а жертвы гражданской войны, — поправляла Землячка, стараясь не повышать голоса. — Поймите: плохих детей нет, есть плохие опекуны. Я еду к вам.
Она без промедления ехала в Севастополь.
Пакгауз… Толпа грязных шелудивых мальчишек. Темные чумазые лица. Сверкающие большие глаза. Недоверчивые ненавидящие взгляды. Взрывчатка!
Встретили Землячку криками и бранью.
— Не будем здесь сидеть! Начальница! Гони хлеба! Пожжем мы тут все…
Визгливый голос прокричал частушку:
У входа валялся ящик, она поднялась на него, прикрикнула:
— Молчать!
Что за сила заключалась в этой сердитой хрупкой женщине?
Мальчишки смолкли.
— Хлеб надо заработать! Объявляю вас трудовым ремонтным отрядом. Поедете от Севастополя специальным поездом, будете восстанавливать железнодорожный путь, а по приезде в Москву явитесь с моим письмом к товарищу Дзержинскому. А сейчас идем за хлебом.
Как и в армии, она не обернулась, а прямо пошла к выходу.
Рядом с ней находился работник Севастопольской военной комендатуры.
— Где тут ближайшая пекарня? — негромко спросила она. — Ведите нас.
Она привела горланящую беспорядочную толпу к пекарне и приказала выдать каждому по фунту хлеба.
Потом повела их обратно, в пакгауз, твердо сказала, что в поезд их посадят не позже, чем через день или два, каждый день будут выдавать по фунту хлеба. Пока поезд с ребятами не отошел от Севастополя, кое-кто убежал, но большинство все-таки поехало в Москву.
Потом был звонок из Москвы. Звонила Стасова, старая большевичка, до недавнего времени секретарь ЦК, работающая сейчас в Коминтерне.
— К вам просьба, Розалия Самойловна. В Москву приехал товарищ Мюллер. Из Германии. Гамбургский металлист, спартаковец, активист компартии. Приехал по делам и захворал. Врачи определили чахотку. Надо его подлечить, советуют Ялту. Посылаем к вам, возьмите его под свое наблюдение.
Свой день Землячка заканчивает как обычно, к вечеру она просит подать к подъезду «бенц», старый латаный-перелатаный автомобиль, брошенный в Севастополе бежавшим за море врангелевским генералом.
Что может быть красивее серпантинов Южного Крыма?
Крутые обрывы, густые леса, низкорослые сосны, растущие на скалистых выступах, непролазные кустарники. Леса и скалы. Красиво.
Но взгляд Землячки проникал дальше.
Садовники. Виноградари. Виноделы. Рыбаки. Чабаны. А на восточной оконечности полуострова — металлурги. Всех надо обеспечить работой, создать сносные условия жизни…
В Ялте Землячка велела шоферу везти ее в горсовет.
— Зданий в городе пустует много? — осведомилась она.
— Хороших — много. — Председатель усмехнулся. — Вся буржуазия утекла.
— Пойдем посмотрим, — предложила Землячка. — Тем временем пусть соберут всех врачей, какие есть в городе.
В сопровождении председателя горсовета она придирчиво осматривала дом за домом, пока не остановила выбор на большом благоустроенном особняке.
Затем она встретилась с врачами — это были частнопрактикующие врачи, среди них оказались и владельцы санаториев.
Держались они непринужденно, но впечатление это было обманчиво, все были в тревоге, ходили слухи, что большевики собираются отправить врачей в Сибирь бороться с эпидемией сыпного тифа.
Землячка уловила это настроение и с первых же слов постаралась его развеять.
— Приношу извинения… — Она не знала, можно ли назвать их товарищами, чего доброго, еще обидятся. — У нас просто нет времени встречаться с каждым из вас на дому. Но у нас к вам просьба. Советская власть намерена превратить Крым во Всероссийскую здравницу. От имени Советской власти приглашаю вас поступить на государственную службу. Без учителей и врачей невозможно наладить нормальную жизнь.
Под конец она сказала:
— В ближайшие дин в Ялту приедет немецкий коммунист товарищ Мюллер. Помещение мы уже нашли — дом миллионера Костанди. На первое время нужны хотя бы два врача — кто возьмется? Будут еще больные. Нуждаются в лечении бойцы Красной Армии, пришло письмо из Горловки, оттуда пришлют шахтеров.
Врачи успокоились: их уважительно просят вернуться к своим обязанностям.
В эту ночь возник один из первых советских санаториев на Южном берегу Крыма.
Было поздно, когда председатель горсовета проводил Землячку на набережную, в «Ореанду», лучшую ялтинскую гостиницу, — возвращаться ночью в Симферополь было небезопасно, в горах еще бродили остатки врангелевской армии.
— Если что понадобится, звоните, — предупредили ее. — Но одна в город не выходите. Мало ли чего…
Ужин ей принесли в номер, она поужинала и легла.
Но голоса за окном, шарканье прохожих не дают Землячке заснуть.
Она встает с кровати, подходит к окну, отдергивает тяжелую штору, распахивает пошире рамы.
