Счастливая публика начала аплодировать.

В этот момент к нам подошли итальянцы. Дима стал нас знакомить.

– Это синьор Бонкомпаньи, – сказал он, указывая на старичка, вызвавшегося играть первым. – Он телевизионный продюсер. Его шоу занимают первые места в рейтингах популярности на всех каналах национального телевидения.

Старичок скромненько поклонился. Доброе слово и кошке приятно.

– Но главным успехом синьора Бонкомпаньи несомненно является создание суперпопулярной программы для подростков. А главной звездой в этом блокбастере является вон та девушка, которая сейчас подошла к синьору Брунеллески. Согласно опубликованным данным, ее доход на данный момент равняется доходу небольшого европейского государства.

– Ее, случайно, не Амбра зовут? – поинтересовался я.

– А, так вы уже следите за светской хроникой в Италии?

– Симпатичная девушка, – громко сказал я, обращаясь к Бонкомпаньи и показывая ему большой палец. – Молодец, старичок. Держи хвост пистолетом.

Итальянец улыбнулся и что-то быстро сказал. Я посмотрел на Диму.

– Он говорит, что у него в студии много таких красивых девушек. Говорит, что рай, наверное, должен выглядеть как его студия. Амбра ему самому очень нравится, но ей уже восемнадцать лет.

– В каком смысле «уже»? – удивился я.

Дима перекинулся с ним парой фраз и тоже заулыбался.

– Он говорит, что женился бы на ней, если бы она была чуть помоложе.

– У, какой крутой старичок – протянул я. – Такой крутой!

– Молодец! – я снова показал Бонкомпаньи большой палец. – Bene! Bene! Понимаешь?

– Bene, – повторил за мной старикашка и тоже показал мне свой палец.

– Ну, а синьора Кавальканти вы оба, наверное, уже знаете, – пробормотал Дима и поспешил к тому столику, за которым наш хозяин потчевал ПП толстыми как дирижабль сигарами.

Я посмотрел на Сережу, но он отвернулся в другую сторону, так что мне было не видно, что творится на его лице.

«Вот интересно, за кого из нас она будет болеть?» – подумал я.

Первым к шарам подошел этот местный Маттео. Атлетично расставил ноги, шумно втянул носом воздух и стукнул по своему шару так метко, что тот закатился в цель, даже не коснувшись скобки ворот.

«Наверное, за него, – подумал я. – К тому же он умеет ездить верхом. И у него есть яхта».

После супермена настала очередь старичка.

«Ну педофил-то уж промахнется, – успокоил я себя. – Это вам не девчонок за коленки хватать».

Бонкомпаньи одним ударом пробил сразу двое ворот. Публика одобрительно загудела.

«Монстры какие-то, – сказал я себе. – Целый месяц, наверное, специально здесь тренировались. Готовились, уроды, втихую».

Сережа подошел к своему шару и, совершенно не целясь, врезал по нему с такой страшной силой, что он как пуля улетел далеко за деревья. Хорошо, что там никого не было. Иначе добром бы это не кончилось.

«Мортал комбат» у нас сегодня не выйдет, – подумал я, подходя к шарам. – Команда не та».

Хорошо хоть публика оказалась интеллигентная. По крайней мере, когда мы с Сережей били, никто из них не свистел. Один раз, правда, засмеялись. Но это было всего лишь один раз.

Через сорок минут хладнокровный Маттео прикончил нас последним ударом. Если бы это избиение младенцев продлилось еще хотя бы минут пять, публике вряд ли хватило бы такта оставаться такими же снисходительными. Всякому терпению существует предел. Даже ангела можно вывести из себя. Наши согнутые спины и унылые физиономии в итоге достали местных почитателей этой странной игры, и они мало помалу начали отвлекаться. Последние пять-шесть минут мы играли уже для себя.

Погибая от стыда, я слонялся по лужайке с идиотским молотком в руке и делал вид, что меня все это ужасным образом забавляет. Хуже я себя чувствовал только во время медосмотра, когда проходил призывную комиссию.

Зато Сереже на все это было глубоко наплевать. С отсутствующим видом он бродил между воротцами и колотил по шарам без всякого смысла. Несколько раз он даже пытался треснуть чужой шар, но ему не давали. Впрочем, и на это ему было плевать. Он просто стоял и ждал своей очереди. Когда она подходила, он начинал двигаться. Я несколько раз пробовал с ним заговорить, но он как будто не слышал меня. Смотрел куда-то вбок и ничего мне не отвечал. «Да пошел ты!» – в итоге подумал я и тоже стал лупить не в ту сторону. Мне уже было все равно. Лишь бы это скорее кончилось.

Как только Маттео опустил свой молоток, Марина на глазах у всех бросилась к нему через лужайку. Это было сделано настолько демонстративно, что я растерялся и не успел сообразить как повести себя в такой ситуации. Пока она приближалась к нему, придерживая очки и перепрыгивая через воротца, я отыскал глазами своего босса. ПП нахмурился и смотрел совершенно в другую сторону. Дима, который стоял за его стулом, укоризненно покачал головой, а потом поджал губы. Я глубоко вздохнул и еле заметно развел руками. Сережа рядом со мной бросил свой молоток на траву. Я повернулся к нему, но он, не оглядываясь, уже пошел прочь. Марина наконец подбежала к Маттео и с сияющим лицом обхватила его за шею руками.

В этой девушке не было ни грамма патриотизма.

Мне не хотелось разговаривать ни с ПП, ни, тем более, с Димой, поэтому я постарался укрыться от них за толпой гостей. Я положил свой молоток в кучу других таких же и бочком перебрался к соседнему столику, где наши не могли меня видеть из-за группы пожилых дам, одетых в яркие летние платья. Удобнее всего оказалось то, что на старушках были огромные соломенные шляпы с широкими полями от солнца. За этими цветастыми «грибами» я полностью потерялся и мог наконец спокойно перевести дух, глотнув немного лимонада со льдом. Полчаса, проведенные на солнцепеке, плюс дикий стыд пробудили во мне настоящую жажду.

Не успел я промочить горло, как меня кто-то схватил за локоть.

«Блин! – подумал я. – Все-таки нашли. Теперь придется как-то им объяснять…»

Не спеша оборачиваться, я пытался придумать какую-нибудь отмазку, но меня еще раз властно потянули за локоть.

– Сами бы и пробовали тогда играть… – начал я обиженным голосом и тут же осекся.

Позади меня с широко раскрытыми глазами и улыбающимся ртом стояла Паола.

В первое мгновение я едва не отшатнулся от нее. Я ожидал увидеть кого угодно, только не улыбающееся чудовище.

Она была совсем небольшого роста. Едва доставала мне до груди. Некрасивая голова откинута назад и немного вправо. Черные глаза приветливо блестят как две живые маслины. Широкая улыбка открывает ряд ровных как жемчужная нить зубов.

– Bene, – говорит она мне. – Molto bene!

– Я… не понимаю, – медленно произношу я, стараясь не испугать ее выражением своего лица. – Я… не понимаю по-итальянски…

Она опять что-то говорит, и глаза ее начинают светиться самым неподдельным участием. Левой рукой она быстро касается моего плеча, а в правой у нее неизвестно откуда появляется апельсин. Он такой большой и такой желтый, и так сияет на солнце, что я долго не могу отвести от него взгляд. Смотрю на него как завороженный, словно она протянула мне огромный золотой шар.

– Prego, – говорит она мелодичным грудным голосом, и я наконец отрываю взгляд от этого апельсина. – Prego. This is for you. You are a very brave man. I admire your courage.

Я догадываюсь, что она теперь говорит по-английски, но все равно понять ничего не могу. Ее глаза смотрят на меня с ласковой настойчивостью. Она снова касается рукой моего плеча.

– Take this. It's for you.

И вдруг я понимаю, что она пришла меня пожалеть. Ей стало жалко меня. Она захотела меня поддержать после нашего идиотского проигрыша. Она хотела, чтобы я не расстраивался и не сидел здесь, никому не нужный, один в дальнем углу.

– Это мне? – говорю я дурацким голосом. – Ты мне принесла? Это для меня апельсин, что ли?