свободное время потом полистаешь. Я говорю – ты сам полистай. Он говорит – ты как со мной разговариваешь? Я говорю – а на фига мне твой Ренессанс? Он помолчал, потом говорит – ну, проявишь где-нибудь эрудицию. Я говорю – перед кем? Он посмотрел на меня и говорит – слушай, ты мне надоел. Давай, собирайся.

И мы с ним поехали.

А в машине сломался кондиционер.

Я говорю – надо было после самолета хоть душ в отеле принять, а то в этой жаре мы с тобой совсем провоняем. Два потных русских. Он говорит – перестань нести ерунду. Я и так нервничаю без тебя. А его переводчик Дима добавляет – три. Отец говорит – что? А Дима говорит – три потных русских, Павел Петрович. Нас ведь трое. Он смотрит на Диму и на меня, а потом говорит – вы бы, Дима, открыли лучше окно. А то ведь, и вправду, дышать нечем.

Этот Дима живет тут в Италии уже третий год. Постоянный представитель отцовской фирмы. Или что-то типа того. В общем, он суетится.

Когда приехали наконец, дверь нам долго не открывали. Я думаю – говорил я – надо было в отеле сидеть. Какой идиот будет мотаться по городу в такую жару? Смотрю на отца – а он тоже начал уже смущаться. Совсем не такой как в Москве. Без понтов. Просто стоит у этих итальянских железных ворот и смущается. Ему непривычно у чужих ворот стоять. Особенно, когда их долго не открывают.

В итоге появилась девчонка. Когда она вышла из-за деревьев, я подумал – зачем они нанимают такую уродливую прислугу? Она им всех гостей распугает. Страшная как ядерная война. Подошла, спросила что-то у нас и потом дернула за ручку. Ворота открылись. Дима стал разговаривать с ней, а мы с отцом пошли к дому. Через минуту он нас догнал. Запыхался. Говорит – а синьора Брунеллески еще нет. Он еще не приехал. Отец говорит – вот, блин. А я ничего не говорю. Молчу. Я и так все сказал. Еще в отеле. Дима добавляет – но можно его подождать. Можно познакомиться пока с его дочерью. Я думаю – наступает самое интересное. Где моя суженная? Отец говорит – ну что же, тогда пошли в дом. А эта уродина уже стоит на крыльце и нам улыбается. Я думаю – круто обошлась с ней судьба. Хорошо хоть в богатый дом попала. Здесь ее никто не видит. Только придурки-миллионеры. А их уже фиг чем удивишь.

Мы прошли за ней в большую комнату, и она принесла туда нам попить. Потом позвала с собой Диму. Я взял бутылку Heineken и стакан. А отец говорит – подожди, она сейчас совсем уйдет. А то расскажет хозяевам, что их будущий зять хлещет пиво. И вообще, ты где это научился? Я говорю – меня Воробьев научил. Он сказал, что это была твоя идея.

В этот момент вернулась уродина. Дима с ней. Принесли какой-то специальный столик.

Мы сели вокруг него и сидим. Отец налил мне пепси-колы. Я думаю – спасибо тебе. А Дима с уродиной говорят о чем-то по-итальянски. Отцу наконец надоело и он вмешался в их разговор. А где, говорит, синьорина Паола? Она спустится к нам или нет? Я думаю – ни фига, папа крутой. Знает слово «синьорина Паола». А Дима так странно посмотрел на него и потом говорит – так вот она, Павел Петрович. Это и есть дочь синьора Брунеллески. Синьорина Паола.

Отец поперхнулся своим лимонадом, а потом посмотрел на меня. Видимо, ему наконец стало меня жалко. Но мне было уже все равно.

15 июня 1998 года.

Плевать я хотел на его жалость. Пусть он ею подавится. Сижу в отеле. Никуда не хожу. На улице тротуары плавятся от жары. По телевизору ничего не понятно. Все на итальянском.

Завтра приедет Марина.

16 июня 1998 года.

Они не приехали.

17 июня 1998 года.

Снова ездил на вокзал встречать поезд из Вены. Дима всю дорогу ныл, что эти пробки его доконают. У него желчный пузырь. И поджелудочная железа. Раз сто, наверное, повторил. Но я не могу без него ездить. Даже расписание поездов толком не смогу прочитать. Я ему сказал, что он может выходить из машины, пока мы стоим в пробках. Он говорит – большое спасибо. Злится.

А кондиционер так и не починили.

Полчаса стоял на перроне после того как все пассажиры ушли. Дима говорит – все уже ушли. Больше никого нету. Я говорю – спроси у проводников. А он говорит – что я у них спрошу?

18 июня 1998 года.

Отец сказал – зря ты отказываешься ехать к Брунеллески. Мы вчера у них здорово посидели. Паола спрашивала о тебе. Я говорю – может быть, хватит? А он говорит – чего ты заводишься так из-за своего Воробьева? Я говорю – я не из-за него завожусь.

Между прочим, правду сказал.

А отец говорит – слушай, ну я ведь не знал, как она выглядит. Но когда привыкаешь, то она, в общем, нормальная. Я говорю – в общем? Он говорит – она хорошо поет.

Дима сказал, что сегодня со мной не поедет. У него запланирован визит к врачу. Это он так выразился – «запланирован». Любит такие слова.

19 июня 1998 года.

Они не приехали. Я уже не знаю, что происходит. Может, у них поезд сошел с рельс?

20 июня 1998 года.

Меня достала эта гостиница. И Италия меня достала тоже. Сказал отцу, что не поеду к Брунеллески, пока не появится Воробьев. Он говорит – слушай, ну это же неприлично. А я ему говорю – да?

21 июня 1998 года.

Отец говорит – ты что, каждый день на вокзал ездить будешь? Я говорю – поезд из Вены приходит каждый день. А что? Он говорит – ничего. Просто Дима жалуется. Может, ты сегодня отпустишь его?

22 июня 1998 года.

Дима уже не нужен. Я на этом вокзале без него знаю все сам. Сегодня чуть не опоздал к венскому поезду. Пробки. Если они не приедут завтра, я сойду с ума.

23 июня 1998 года.

Носильщики угощают меня лимонадом. На перроне стоять слишком жарко. Все время что-то говорят и смеются. Без Димы я их не понимаю. Наверное, они уже запомнили меня. Один все время размахивает руками и целует воздух. Другие смеются. Ненавижу итальянский язык.

24 июня 1998 года.

Отец сказал, что из-за меня, видимо, все сорвется. Я сказал, что не из-за меня. Тогда он сказал, что красота – не самое важное. С лица воду не пить. А я ему сказал – с какого лица? Он сказал – слушай, ну, может, все-таки поедешь? Неудобно. Мы ведь уже десять дней здесь торчим. Я говорю – сколько? Он говорит – десять дней. Я говорю – ни фига себе. Где же они застряли? А он говорит – кто?

25 июня 1998 года.

После того как все пассажиры венского поезда сегодня ушли, носильщики опять надо мной смеялись. Один изображал женщину, а другой как будто к нему приставал. Видимо, поняли, зачем я сюда приезжаю. Скоро начнут делать между собой ставки – дождусь я или не дождусь.

Пусть смеются.

Я дождусь.

26 июня 1998 года.

Утром спустился в фойе, а там стояла Марина. И рядом с ней Воробьев. Я подошел к ним и говорю – привет. Они говорят – о, привет. Ты что так рано встаешь? Я говорю – на вокзал ехать хотел. Они говорят – да? Зачем? Я говорю – вас встречать. Скоро придет венский поезд. А они говорят – мы не из Вены приехали. Мы там были давно. Я говорю – да? А откуда? Они говорят – из Венеции. Знаешь, как там красиво? Решили по дороге заехать в Венецию. Я говорю – представляю себе. Они говорят – жалко, что ты с нами не поехал. Надо было всем на поезде ехать. Очень удобно. Можно пересаживаться в любом городе, где захотел. Я говорю – а я вас тут уже десять дней жду. Марина смотрит на меня и говорит – ты же на нас не сердишься? А я думаю – десять дней. Десять поездов из Вены. Сколько тысяч людей, интересно, на них приехало?

Она говорит – знаешь, как там красиво? В Венеции.

26 июня 1998 года (вечер).

Отец сказал – поселим Михаила с его девушкой в одном номере. Я говорю – как? А он говорит – очень