Она ласково улыбнулась.
— Мистер, у него на весь двор не найдется тачки за пять сотен даже с полным баком бензина в придачу. Только я вам ничего такого не говорила, ладно?
— Позвоните ему? — спросил Тень.
— Так уже звоню, — сказала она и взяла трубку. — Ты, голубчик? Это Мэтти. Давай мигом ко мне. Тут один мужик хочет купить у тебя тачку.
Из всех говнотачек он выбрал «Шеви Нову» восемьдесят третьего года выпуска, с полным баком бензина, заплатив за нее четыреста пятьдесят долларов. Счетчик показывал почти двести пятьдесят тысяч миль пробега, в салоне едва заметно пахло бурбоном, табаком и чем-то еще — чуть более густой, плотный запах — возможно, бананами. На машину налипло столько грязи и навалило столько снега, что невозможно было определить, какого она цвета. При всем том, из всех транспортных средств, стоявших у шурина Мэтти во дворе, это была единственная тачка, которая оставляла надежду на то, что она сможет протянуть еще пять сотен миль.
Тень расплатился наличными, шурин Мэтти даже не пытался спрашивать у него имя или номер социальной страховки — его интересовали только деньги.
Тень поехал на запад, потом на юг, стараясь держаться подальше от федеральной трассы. В кармане у него лежало еще пятьсот пятьдесят баксов. В говнотачке было радио, но когда он его включил, оно не издало ни звука. Указатель сообщил, что он выехал из Висконсина и теперь едет по Иллинойсу. Тень проехал мимо открытого карьера, над которым в тусклом дневном зимнем свете горели огромные голубые прожектора.
Он остановился перекусить в забегаловке «У мамы», успев заскочить туда перед самым перерывом.
Какой бы город он ни проезжал, неизменно встречал два указателя: на основном значилось, например, что он въезжает в «Наштаун» (нас. 720 чел.). На дополнительной табличке говорилось, что городская баскетбольная команда заняла третье место на соревнованиях между соседними штатами среди команд младше 14-ти лет, или что этот город — родина иллинойсских полуфиналисток в соревновании по борьбе среди девушек младше 16-ти лет.
Он все ехал и ехал, поклевывая носом и чувствуя, как с каждой минутой силы его покидают. Он пролетел на красный, и ему в бок чуть не въехала женщина на «Додже». Добравшись до открытой местности, он съехал на обочину в проторенную трактором колею и остановил машину на припорошенном снегом и покрытом стерней поле, где, выстроившись в ряд, будто плакальщики, идущие за гробом, медленно вышагивали жирные черные дикие индюки; выключил мотор, перебрался на заднее сиденье, лег и заснул.
Темно; он как будто падал куда-то — как Алиса, в бесконечный колодец. В сплошную тьму, и длилось это сотню лет. Мимо, выныривая из мрака, проплывали какие-то лица, и прежде чем он успевал до них дотронуться, распадались на кусочки и таяли…
Внезапно, безо всякого перехода, падение прекратилось. Он оказался в пещере, и рядом с ним был кто-то еще. Тень вгляделся в знакомые глаза: огромные, влажные, черные. Глаза моргнули.
Он под землей. Так и есть. Он помнил это место. Воняло потной коровой. Свет костра мерцал на влажных стенах пещеры, освещая бизонью голову и человеческое тело, кожу цвета красной глины.
— Народ, да когда же вы, наконец, от меня отстанете? — сказал Тень. — Дайте человеку поспать.
Человек-бизон медленно кивнул. Он не двигал губами, но Тень услышал, как в его голове прозвучал вопрос:
— Куда ты направляешься, Тень?
— В Каир.
— Зачем?
— А куда мне еще направляться? Среда сказал, в Каир, — значит в Каир. Я выпил его мед.
Во сне, где действовала логика сновидения, Тени казалось, что принятое им на себя обязательство неоспоримо: он трижды испил меда и тем скрепил договор, — так что теперь хочешь не хочешь, иного выбора у него нет.
Бизоноголовый потянулся к костру, помешал рукой угольки и ломаные ветки, и они полыхнули ярким пламенем.
— Надвигается буря, — сказал он. Руки у него были в золе, и он вытер их о свою безволосую грудь, запачкав ее разводами черной сажи.
— Только это я от вас и слышу. Вопрос задать можно?
Повисла пауза. На заросший шерстью лоб человека-бизона уселась муха. Он смахнул ее.
— Задавай.
— Это правда боги? Все эти люди? Это как-то… — он запнулся, а потом добавил: — неправдоподобно. — Он подыскал не совсем точное слово, но более подходящего так и не смог придумать.
— Что значит боги? — спросил человек-бизон.
— Не знаю, — ответил Тень.
Откуда-то доносился стук, беспрерывный и монотонный. Тень ждал, что человек-бизон еще что- нибудь скажет, объяснит ему про богов, объяснит весь этот путаный полуночный бред, в который превратилась его жизнь. Ему было холодно.
Тень открыл глаза, с трудом приподнялся и сел. Он замерз, небо снаружи было густого люминисцентно-багрового цвета — таким оно бывает, когда вечер уже отыграл, а ночь еще не началась.
— Эй, мистер, — раздался голос.
Тень повернул голову.
Рядом с машиной кто-то стоял — темная тень на фоне темнеющего неба. Тень протянул руку и опустил стекло на несколько дюймов. Поворочал во рту языком и произнес:
— Привет.
— С вами все в порядке? Вам плохо? Много выпили? — голос был высокий — женский или мальчишеский.
— Я в норме, — сказал Тень. — Сейчас, подождите. — Он открыл дверцу и, потягивая затекшие конечности и разминая шею, вылез из машины. Потом потер руки, чтобы согреть их и восстановить кровообращение.
— Ничего себе, ну и дылда!
— Это для меня не новость, — сказал Тень. — Ты кто?
— Я Сэм, — ответил голос.
— Сэм в смысле девочка или Сэм в смысле мальчик?
— Сэм в смысле девочка. Раньше была Сэмми, только я все время смайлик над «i» пририсовывала, а потом меня это достало капитально, потому что все кому не лень стали делать то же самое, и я бросила.
— Ладно, девочка Сэм. Пойди-ка вон туда и выгляни на дорогу.
— Зачем? Ты убийца-психопат, что ли?
— Нет, — сказал Тень. — Просто мне нужно отлить, а я привык это делать в несколько более интимной обстановке.
— А. Ладно. Конечно. Усекла. Без проблем. Очень тебя понимаю. Я вообще пописать не могу, если в соседней кабинке кто-то есть. Синдром застенчивого мочевого пузыря в тяжелой форме.
— Я жду.
Она отошла за машину, а Тень сделал несколько шагов в сторону поля, расстегнул джинсы и долго поливал столб ограды. Потом вернулся к машине. Сумрак сгустился, настала ночь.