— Ну, здорово! — сказал Чернобог и пожал Тени левую руку. Руки у него были шершавые и загрубелые, а кончики пальцев — настолько густого желтого цвета, будто он вымачивал их в растворе йода.
— Как поживаете, мистер Чернобог?
— Хреново поживаю. Нутро болит, спину ломит, а по утрам от кашля наружу выворачивает.
— Ну что вы стоите в дверях? — раздался женский голос. Тень заглянул через плечо Чернобога и увидел еще одну старушку, еще более субтильную и хрупкую, чем сестра, — вот только волосы у нее до сих пор были длинными и золотистыми. — Я Зоря Утренняя, — сказала она. — Нечего стоять в прихожей. Проходите, присаживайтесь. Я принесу вам кофе.
За дверью была квартира, в которой пахло вареной капустой, кошачьим туалетом и сигаретами без фильтра; их провели через крошечную прихожую мимо нескольких закрытых дверей в гостиную на том конце коридора и усадили на огромный древний диван, набитый конским волосом, потревожив по дороге престарелого серого кота, который вытянулся, встал и проследовал, нога за ногу, на дальний конец дивана, где и улегся, смерив каждого по очереди взглядом, — после чего закрыл глаза и вновь отошел ко сну. Чернобог уселся в кресло напротив.
Зоря Утренняя отыскала пустую пепельницу и поставила ее перед Чернобогом.
— Какой кофе вы предпочитаете? — спросила она у гостей. — У нас его пьют черным, как ночь, и сладким, как грех.
— Звучит превосходно, мэм, — сказал Тень и посмотрел в окно, на стоящие напротив здания.
Зоря Утренняя вышла. Чернобог посмотрел ей вслед.
— Вот это женщина, я понимаю, — сказал он. — Не то что ее сестры. Одна — просто гарпия, а другая только и знает, что спать целыми днями.
Ногу в тапочке он водрузил на длинный приземистый кофейный столик, в центре которого красовалась инкрустированная шахматная доска, сплошь в подпалинах от сигарет и отпечатках кофейных чашек.
— Ваша жена? — спросил Тень.
— Никому она не жена, — старик посидел с минуту молча, разглядывая мозолистые руки. — Да нет. Мы все тут родственники. И приехали сюда все вместе, в старые-стародавние времена.
Чернобог вынул из кармана халата пачку сигарет без фильтра. Среда тут же достал узкую золотую зажигалку и дал ему прикурить.
— Сперва мы приехали в Нью-Йорк, — начал Чернобог. — Наши соотечественники всегда едут только в Нью-Йорк. А потом перебрались сюда, в Чикаго. И дела пошли из рук вон. Даже там, на родине, люди про меня почти совсем забыли. А здесь я и вовсе — дурное воспоминание. Знаешь, чем я занялся, когда приехал в Чикаго?
— Нет, — честно ответил Тень.
— Нашел работу в мясной промышленности. На бойне. Когда бычок оказывается на пандусе, там его ждет забойщик. То есть я. А знаешь, почему нас называют забойщиками? Потому что в руках у меня кувалда, и ею я шарашу скотину по лбу. Бац! В этом деле главное — сильные руки. Понял? Потом тушу цепляют, поднимают и перерезают горло. Прежде чем отрезать голову, надо спустить кровь. Самые сильные люди на всех бойнях — это мы, забойщики. — Он откинул рукав халата и согнул в локте руку, так что под старческой кожей заиграл и впрямь довольно приличный бицепс. — Хотя, конечно, одной силой не обойдешься. Тут нужен поставленный удар. Иначе ты скотину разве что оглушишь, а то, чего доброго, она может еще и разбуяниться. А потом, в пятидесятые, нам выдали пневмопистолеты. Приставляешь его быку к башке и — бац! бац! Тут, казалось бы, кто угодно может скотину забить. Ан нет! — Он всадил воображаемый штырь в голову воображаемой корове. — Тут тоже нужна техника.
Он улыбнулся, вспомнив былое, и во рту у него блеснул стальной зуб.
— Опять досаждаешь людям своими россказнями про то, как убивал коров? — Зоря Утренняя внесла на красном деревянном подносе кофе в маленьких расписных эмалированных чашечках. Она раздала каждому по чашке и села рядом с Чернобогом.
— Зоря Вечерняя ушла в магазин, — сказала она. — Скоро вернется.
— Мы встретились внизу, — подхватил Среда. — Говорит, в гадалки подалась.
— Да-да, — кивнула Зоря Утренняя, — сумерки — самое время для лжи. А из меня какая лгунья, так что и в гадалки я не гожусь. А сестричка наша, Зоря Полуночная, та вообще врать не умеет.
Кофе оказался еще крепче и слаще, чем Тень ожидал.
Он извинился и вышел в туалет — крохотную, похожую на чулан комнатку, в которой висело несколько пожелтевших фотографий мужчин и женщин, застывших в неестественных викторианских позах. Казалось, едва успел наступить полдень, но дневной свет уже пошел на убыль. В гостиной беседа тем временем перешла на повышенные тона. Он вымыл руки в ледяной воде дурно пахнущим обмылком.
Когда Тень вернулся в гостиную, Чернобог стоял на ногах.
— От тебя одни неприятности! — кричал он. — И ничего, кроме неприятностей! И слушать тебя не желаю! И вообще, проваливай из моего дома!
Среда по-прежнему сидел на диване, потягивал кофе и гладил серого кота. Зоря Утренняя стояла на вытертом ковре, нервически перебирая пряди своих длинных светлых волос.
— Какие-то проблемы? — поинтересовался Тень.
— Главная проблема — это
— Прошу тебя, — мягко сказала Зоря Утренняя. — Прошу тебя, потише, ты же разбудишь Зорю Полуночную.
— Ты не лучше его, тоже спишь и видишь, чтобы я ввязался во все это безумие! — продолжал кричать Чернобог. Вид у него был такой, будто он вот-вот разрыдается. Столбик пепла сорвался с его сигареты и упал на ветхий ковер.
Среда встал, подошел к Чернобогу и положил ему руку на плечо.
— Послушай меня, — миролюбиво сказал он. — Во-первых, никакое это не безумие. Другого выхода у нас нет. Во-вторых, там будут все. Ты же не хочешь остаться в одиночестве, а, что скажешь?
— Ты меня знаешь, — сказал Чернобог. — Ты знаешь, что творили эти руки. Тебе нужен не я, тебе нужен мой брат. А его нет.
Дверь открылась, и сонный женский голос спросил:
— Случилось что-нибудь?
— Нет-нет, сестренка, ничего не случилось, — засуетилась Зоря Утренняя. — Спи спокойно, — и тут же обернулась к Чернобогу. — Вот видишь? Видишь, что ты натворил? А ну-ка иди и сядь на место. Садись, я говорю!
На секунду показалось, что Чернобог сейчас ввяжется с ней чуть ли не в драку; но тут весь его пыл вдруг улетучился. Вид у него сделался больной и несчастный — и очень одинокий.
Все трое вернулись в неряшливую гостиную. По стенам, сантиметрах в тридцати от потолка, шло ровное никотиновое кольцо, похожее на венчик ржавчины в старой ванне.
— Ты или не ты, какая разница, — невозмутимо продолжил, обращаясь к Чернобогу, Среда. — Если это имеет отношение к твоему брату, значит, и к тебе это тоже имеет отношение. Уж в этом с вами, дуалистическими существами, никому из нас не равняться, правильно я говорю?
Чернобог ничего ему на это не ответил.
— Кстати, о Белобоге, о нем ничего не слышно?
Чернобог покачал головой и перевел взгляд на Тень:
— У тебя есть брат?
— Нет, — ответил Тень. — По крайней мере, мне об этом ничего не известно.
— А вот у меня есть. Говорят, как две капли воды. Понимаешь? Когда мы были молоды, волосы у него, ну, они белые, понимаешь, очень светлые, и глаза голубые, вот люди и говорили, что он — хороший брат. А у меня волосы темные, темнее даже, чем у тебя, и я, значит, нехороший, понимаешь? Я плохой брат. А теперь вот сколько времени прошло, волосы у меня поседели. У него, кстати, тоже — тоже наверняка поседели. И если сейчас поставить нас рядом — как понять, кто был светлый, кто темный?
