небольшой тумбочке рядом с телефонным аппаратом тикал круглый будильник. Здесь же, за будильником, красовался японский магнитофон. По словам Солнышкиной, и в прихожей, и в кухне, и в спальне абсолютно ничего не тронуто.

В самой большой комнате дома, обычно называемой в простонародье залом, царил сумрак. Все четыре окна здесь закрывали плотные с золотистым узором портьеры, свисающие от укрепленных под потолком багетных карнизов. Свободную от мебели площадь пола устилал серый палас.

Приглядевшись к полумраку, участковый увидел озадачившую его картину: посередине комнаты у невысокого круглого столика, откинув лысоватую голову на спинку мягкого кресла и вытянув ноги в белых носках, вроде бы спал мужчина среднего телосложения. Из расстегнутого ворота пестрой рубахи виднелся треугольник флотской тельняшки.

Дубков подозвал стоявшую поодаль Солнышкину. Молчаливым взглядом спросил: кто, дескать, такой? Побледневшая Вика растерянно пожала плечами. Тогда участковый негромко кашлянул:

– Кхм… гражданин…

Мужчина не шелохнулся.

– Подъем! – уже в полный голос сказал участковый.

Реакция – та же.

Дубков осторожно подошел к полулежавшему в кресле, заглянул ему в лицо и увидел уставленные в потолок остекленевшие глаза…

Вызванная участковым инспектором следственно-оперативная группа, возглавляемая районным прокурором Антоном Бирюковым, пригласив понятых, начала работу с традиционного осмотра места происшествия. Случай представлялся уникальным. На ногах мужчины не оказалось обуви, а в карманах – ни документов, ни денег. Не обнаружили их и в доме. На вид потерпевшему было около сорока лет. Лицо неприметное, со впалыми щеками и приплюснутым носом. В белесо-рыжеватых волосах от висков чуть не до темени – широкие залысины. Бледное, вроде посиневшее, тело – без малейшей царапинки. Единственной характерной приметой являлась небольшая татуировка на груди. Над силуэтом военного корабля полукругом выгнулась сокращенная надпись: «100-я БДК. ТОФ», наводящая на мысль, что обладатель этой картинки когда-то служил в сотой бригаде десантных кораблей Тихоокеанского флота. Надетая под рубахой тельняшка тоже вроде бы намекала на флотскую службу.

Версия, торопливо высказанная энергичным оперуполномоченным уголовного розыска Славой Голубевым, будто мужчина, почувствовав на улице себя плохо, вломился в первый попавшийся дом, чтобы отлежаться в комфортных условиях, сразу же была отвергнута другими участниками опергруппы. Первым возразил всегда осторожный в выводах следователь прокуратуры Петр Лимакин:

– Обуви на ногах потерпевшего нет, а носки чистые. По воздуху, как Карлсон, он сюда залетел, что ли?..

Следователя поддержала эксперт-криминалист Тимохина:

– Обувь, конечно же, не сама улетела. Следы ног с крыльца и в прихожей тоже не сами собой улетучились.

– Значит, труп подброшен злоумышленниками, – высказал другое предположение Голубев. – Возникает вопрос: с какой целью?..

– Чтобы, ты не зря зарплату получал, – буркнул ироничный судебно-медицинский эксперт Борис Медников.

– Не подслушивай оперативные разговоры, – повернулся к нему Слава. – Сам-то о потерпевшем ничего сказать не можешь.

– Могу. Его изношенная шевелюра подсказывает, что башковитый был мужик.

– По себе судишь? – намекая на лысину судмедэксперта, съязвил Голубев.

– Нет, по вождям-реформаторам. Я – человек маленький, – невозмутимо ответил тот.

Следователь обратился к дрожавшей будто в лихорадочном ознобе Солнышкиной:

– Постарайтесь все-таки вспомнить: может, когда-то давно приходилось встречаться с этим мужчиной?

– Че-че-честное слово, первый раз та-такое страшилище вижу, – с большим трудом еле-еле выдавила девушка.

– Не случайно же он оказался здесь.

– Не знаю.

– Одна живете?

– Да.

– А кто владелец дома?

– Я.

– По наследству получили?

– В ноябре п-прошлого года мама мне к восемнадцатилетию по-подарила.

– Богатый подарок.

– Угу.

– Мама где живет?

– В Новосибирске.