– Да, милостивый государь, видимость у нее слабая, ангельская, а душа – аспидская, – заявила сидевшая рядом с ним желтолицая дама в шляпке с множеством цветочков и ленточек. – Подумать только – мужа законного, в Божьем храме венчанного, застрелила, змеюка!

– В семейственной жизни, сударыня, случается всякое – не каждому по силам снести крест, посланный от Бога, – ответил купец.

Дама фыркнула и хотела было возразить, но председательствующий попросил тишины и публика послушно притихла.

Началась обычная судебная процедура: перечисление присяжных заседателей, наложение штрафов на опоздавших и неявившихся, замена их запасными, приведение заседателей к присяге... Молодой священник, призванный принять присягу, облачился в епитрахиль, подошел к аналою возле киота и приготовил Евангелие. Редкая бородка не скрывала тонкую мальчишескую шею. От волнения батюшка все время сглатывал и у него дергался кадык.

Когда присяжные сгрудились вокруг священника, он тихонько попросил:

– Правую руку поднимите, а персты сложите как для крестного знамения. Теперь повторяйте за мной: «Обещаюсь и клянусь всемогущим Богом пред святым его Евангелием и животворящим крестом Господним...»

Присяжные вразнобой повторяли его слова, наполняя зал тихим шелестом голосов.

После принятия присяги заседателям было предложено выбрать старшину, для чего они удалились в совещательную комнату. Зал загудел, сетуя на еще одну задержку. А подсудимая закрыла глаза и тут же увидела страшную картину, от которой ей никак не удавалось отвлечься с того рокового дня.

Муж в окровавленной белой рубахе лежит на ковре, раскинув руки, и под ним все шире расплывается пятно, пахнущее свежей кровью и мокрой шерстью ковра. Возле его правой руки – пистолет, отливающий в луче солнца вороненой сталью. Неужели Никита застрелился?

—Никита! Никитушка, милый! Родненький мой!—кричит Ася, падая на колени рядом с распростертым человеком, с которым всего пару часов назад ухитрилась так непоправимо поссориться из-за сущей ерунды. – Что ты наделал? Господи! Что же ты натворил?

Вернувшиеся в зал заседаний присяжные снова уселись в два ряда на отведенные для них стулья, а выбранный старшина представился председателю. Председатель со своей стороны напомнил присяжным об их правах и обязанностях.

– Господа присяжные заседатели, – монотонно журчал его голос, – вы имеете право задавать через председателя суда вопросы подсудимой, иметь при себе карандаш и бумагу и делать заметки и записи, а также осматривать представленные вещественные доказательства...

—Никита, – кричит Ася, – что ты наделал, Боже мой, что?

Застрелился... Он застрелился! Как такое возможно?

Никита открывает мутные глаза.

—Жив! Ты жив! Какое счастье!–  Ася поднимает голову мужа и покрывает ее торопливыми поцелуями.– Я сейчас, я, ты... ты потерпи, я врача и... и помощь! Кого-нибудь на помощь! Господи, Господи, что же мне делать?

В голове у нее от страха все путается, она кричит, зовет людей, но никто не приходит... И только когда ее взгляд случайно падает на телефонный аппарат, она понимает, что нужно кому-нибудь позвонить и тогда помощь придет... Врача, главное – скорее вызвать врача! Да, но какой же номер назвать телефонистке, чтобы дозвониться до врача? Ей почему-то не пришло в голову, что барышни с телефонной станции сами хорошо знают номера телефонов для срочных случаев...

Из головы все вылетело, и только мутная волна ужаса заливала ее – а вдруг Никита умрет прежде, чем врач приедет в их дом и успеет помочь?

Муж молчит, и изо рта у него течет пенистая кровавая струйка...

– Покотилова, встаньте! – донесся вдруг до Аси строгий голос.

Испуганно вскочив, она обвела глазами зал. Голос принадлежал председателю суда. Председатель смотрел на нее недружелюбно.

– Отвечайте на вопросы. Ваше полное имя?

– Анастасия Павлова Покотилова, – горько вздохнув, ответила женщина, уже наученная тюремным опытом, что общепринятую форму своего имени – Анастасия Павловна – подсудимой произносить не положено.

– Ваше звание? – продолжал председатель суда.