гневались, что деревья имеют такую неопрятную привычку — сбрасывать листья по осени.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Единственное, что скрасило мое сильно затянувшееся ожидание, была новая международная телеграмма, прибывшая в мой отель из Москвы:
«VERNULSIA V MOSKVU DELO SDELANO PODROBNOSTI PRI VSTRECHE GDU MIHAEL».
Немного поломав голову над загадочным
Честно говоря, столица Германии, знакомство с которой было для меня отравлено шпионской суетой, стала надоедать. Захотелось домой, на Арбат, где, наверное, уже легли снега и наши родные московские извозчики катают седоков в санях, скрипя полозьями по зимней колее, а в моем кабинете уютно горит камин, бросая оранжевые отсветы на бюст Александра-Освободителя, скоро Филипповский пост, а потом Рождество, Святки и новый, 1912 год — бесконечная череда зимних праздников, веселых и бесшабашных…
Какое хорошее время в Москве наступает, а я тут, в чужом городе, занимаюсь тем, что пресекаю деятельность германских шпионов! Господи, может быть, это все — сон или аз и наутро я очнусь в собственной спальне, под теплым стеганым одеялом, и никаких других важных дел, кроме поездки к моанке для примерки новых праздничных нарядов, у меня не будет?
Но увы, очнуться мне все как-то не удавалось, меня окружали все те же берлинские пейтр и заботили все те же шпионские страсти. Да и вернувшись в Москву, я не смогу беззаботно предаться подготовке к праздникам, пока не узнаю — кто убийца, отправивший в мир иной господина Крюднера и адвоката…
Однако, вспоминая заснеженную Москву, я почувствовала нечто вроде ностальгии и вдруг подумала — а почему бы мне не наведаться в этот хваленый Eispalast, о котором мне рассказал на балу у княгини Доннерсмарк Николай Петрович? Сегодня, кажется, не понедельник, кронпринца я не спугну, а катаясь на коньках по искусственному льду, можно легко вообразить, что я на родном московском катке где-нибудь на Патриарших прудах…
Помнится, гимназисткой я очень увлекалась катанием на коньках и ухитрялась выделывать на льду немыслимые пируэты. Светило яркое зимнее солнце, играя в начищенной яме военного духового оркестра, ветер обжигал щеки холодом, и казалось странным, что музыканты с красными замерзшими лицами не примерзают губами к этим металлическим инструментам. Я иногда прикрывала лицо меховой муфточкой, чтобы немного его отогреть… И тот мальчик из Поливановской гимназии (как же его звали? Андрей? Алексей? Антон? — не помню… у него были стальные коньки «Галифакс», считавшиеся высшим шиком), так вот, тот мальчик в коньках «Галифакс» ухитрился под защитой рамочки поцеловать меня, когда мы направились в павильон выпить горячего чаю…
Кажется, скоро у меня начнется тяжелейшая ностальгия. Буду как чеховские патриоты бесконечно повторять: «В Москву! В Москву!» и выть на луну… Все, решено, еду на каток! Это скрасит мое тягучее ожидание.
Увы, в немецком Ледовом дворце ничто не напоминало московский каток на Патриарших, вот разве что духовой оркестр, наяривавший вальсы Штрауса. Все остальное было здесь в высшей степени респектабельно и скучно — и уныло крутившиеся по кругу конькобежцы (строго по часовой стрелке, ведь во всем должен быть порядок!), и предупредительные служители с приклеенными улыбками, и пирожные с аккуратными шапочками взбитых сливок, которые подают в кафе, огороженном высоким барьером…
Я все же взяла коньки, и служитель в красной форменной куртке с бранденбурами проводил меня на лед, белый как застывшая сметана. Сделав пару кругов под сводами Eispalast, я поняла, что мне еще сильнее хочется на Патриаршие пруды, просто как никогда в жизни.
На третьем круге кто-то, подъехав ко мне со стороны, подхватил меня под руку. От неожиданности мое сердце ёкнуло, но знакомый голос Легонтова не дал мне слишком уж сильно испугаться.
— Рад видеть вас в добром здравии, сударыня! Вы прекрасно держитесь на коньках.
— Александр Матвеевич! Друг мой, вы потеряли осторожность, ведь за мной присматривают, — я кивнула на «кастрюльку» с ушами, торчавшую над барьером и с интересом нас рассматривавшую. — И что вы здесь делаете? Неужели встреча с нашими друзьями-покровителями до сих пор еще не состоялась?
— Не волнуйтесь, состоялась. И бумаги, надо полагать, следуют в Петербург и скоро попадут в надлежащие руки. А по поводу присмотра, — Легонтов дружески подмигнул «кастрюльке», — не волнуйтесь, это — свои. Да, собственно, нам вообще уже пора перестать волноваться по какому бы то ни было поводу — этот тур с вами, Елена Сергеевна, выиграли. И можем с победой, так сказать, со щитом возвращаться домой в Москву. Поздравляю вас, моя милая, смелая, прекрасная Елена!
Слова Александра Матвеевича привели меня в восторг, близкий к эйфории — мы выиграли, выиграли! мы победили! — и я как-то неосознанно кинулась к нему с поцелуями…
Очнулась я через пру сеекунд, когда мы с Легонтовым уже стояли, обнявшись, посреди катка и под взглядами изумленной публики вовсю целовались.
«Боже милостивый! — мелькнуло у меня в мозгу. — Что я себе позволяю? Я, приличная замужняя женщина! Кошмар. Я потеряла голову… Никакой восторг не может меня оправдать!»
После этого неутешительного вывода я попыталась резко вырваться из объятий Легонтова и отпрянуть от него подальше, причем вышло это у меня весьма неловко, а ведь мы оба были на коньках, и равновесие потерять оказалось не сложнее, чем голову…
Вскоре мы с Александром Матвеевичем уже барахтались на льду, пытаясь помочь друг другу подняться, хохоча во все горло и вызывая при этом смех и игривые комментарии окружающих. Нет, все-таки и в этом катке есть нечто от Патриарших и вообще довольно демократичное место.
— Ну что ж, Александр Матвеевич, теперь скорее домой, — зачастила я, делая вид будто ничего не случилось (а что мне, собственно, еще оставалось?). — И слава богу! Мне уже так хочется в Москву!
— Боюсь, моя дорогая мадам, что там нас ждут еще кое-какие приключения и неприятные сюрпризы, — вздохнул Легонтов, грустно улыбаясь.
Но кое-какие неприятные сюрпризы ожидали меня и в Берлине.
Вечером я снова отправилась на прогулку по городу, ощущая легкий рецидив того же ликования, что подвигло меня на неосмотрительные поступки на катке. Все трудности остались позади, документы Крюднера дипломатической почтой следуют в Петербург, и бояться теперь, собственно, совершенно нечего.
Да, честно говоря, ведь и прежде меня никто в Берлине так и не посмел тронуть всерьез — видимо, высокое начальство лейтенанта фон Люденсдорфа не сочло его подозрения обоснованными и дало санкции подвергать российскую подданную (к тому же имеющую связи в посольстве) каким-либо депрессиям. Обыск, учиненный фон Люденсдорфом в отеле, не в счет — это явно была инициатива самого Люденсдорфа, причем весьма бездарно и глупо проявленная.
Пройдусь в последний раз по городу (тем более верная «кастрюлька» тащится где-то сзади) и начну собирать вещи в дорогу. Милая страна Гижния со всеми ее агентами, но пора и честь знать.
Для того чтобы вынести из своей поездки всю полноту ощущений, касающихся берлинской жизни, я решила прокатиться на трамвае.
Вообще-то, на мой взгляд, в этом виде городского транспорта нет ничего увлекательного, и дома, в Москве, даже самые чрезвычайные обстоятельства не всегда заставят меня им воспользоваться. Но в Берлине трамвай необыкновенно популярен (видимо, у здешних бюргеров несколько увеличенные представления о его комфорте и скорости), и пользуются им все горожане без исключения —начиная от мальчишек-разносчиков с корзинами гастрономического товара и кончая дамами в вечерних туалетах, отправляющимися в театр или на званый вечер. Только офицерам в форме запрещен такой способ передвижения, и они с тротуаров провожают завистливыми взглядами счастливцев, набившихся в
