Лишь несколько минут ушло на то, чтоб убедиться — обелиск им ничего не скажет. Прочный материал, из которого он был сделан, выказывал явные признаки старения: края обелиска округлились, а металл, на котором он стоял, был истерт следами поколений учеников и посетителей. Странно было сознавать, что Элвин и Хилвар оказались, видимо, последними из многих миллиардов человеческих существ, когда-либо приходивших к этому месту.
Хилвар уже собирался было предложить вернуться к кораблю и перелететь к ближайшему из окрестных зданий, когда Элвин заметил длинную узкую трещину в мраморном полу амфитеатра. Они прошли вдоль нее немалое расстояние. Расселина все время увеличивалась и вскоре сделалась такой широкой, что через нее нельзя было перешагнуть.
Еще секунда — и они оказались у начала расселины. Поверхность арены была продавлена и расколота так, что образовалась громадная пологая вмятина длиной свыше километра. Не требовалось особого разума и воображения, чтобы понять ее происхождение. Много веков назад — хотя, вне всякого сомнения, после того, как этот мир был покинут — здесь опустилось огромное цилиндрическое тело; а затем оно снова поднялось в космос, предоставив планету ее воспоминаниям.
Кто были они? Откуда они пришли? Элвин мог только глядеть в изумлении. Он никогда не узнает, разминулся ли он с этими гостями на тысячу или на миллион лет.
В молчании они вернулись к собственному звездолету (каким крошечным он бы выглядел рядом с монстром, некогда покоившимся здесь! ) и медленно пересекли арену, пока не достигли самого впечатляющего из окаймлявших ее зданий. Когда они опустились перед богато украшенным входом, Хилвар обратил внимание на факт, подмеченный также Элвином.
— Эти здания выглядят не очень-то безопасными. Посмотри на все эти упавшие камни. Дома стоят только чудом. Если бы на этой планете происходили бури, все постройки были бы сметены еще тысячелетия назад. Я не думаю, что нам стоит заходить внутрь.
— А я и не собираюсь. Я пошлю робота — он может двигаться намного быстрее нас и ничего не заденет. Так что крыша на него не обрушится.
Хилвар одобрил эту предосторожность, но настоял еще на одной, которую Элвин упустил из виду. Перед тем, как робот отправился на разведку, Элвин велел ему проинструктировать почти столь же разумный компьютер звездолета, так что теперь, что бы ни произошло с пилотом, путешественники могли бы по крайней мере вернуться на Землю.
Потребовалось немного времени, чтобы понять: мир этот ничего им не даст. Пока робот изучал пустынные лабиринты, они вдвоем следили за проплывавшими по экрану километрами пустых, устланных пылью коридоров и проходов. Все здания, сконструированные разумными существами, какими бы телами те не обладали, должны соответствовать определенным основным законам, и, в конце концов, даже самые чуждые архитектурные формы перестают вызывать удивление. Сознание гипнотизировалось повторами, будучи не в состоянии воспринимать новые впечатления. Здешние дома, несомненно, являлись жилыми, и обитавшие в них существа были примерно человеческого роста. Вполне возможно, что они были именно людьми: правда, обнаружилось поразительно много комнат и закоулков, доступных только летающим существам, но это не означало, что строители этого города обладали крыльями. Они могли использовать личные антигравитационные устройства, некогда бытовавшие повсюду, но в Диаспаре от таких аппаратов не осталось и следа.
— Элвин, — сказал наконец Хилвар, — мы можем потратить миллион лет на изучение этих домов. Ясно, что они были не просто покинуты — из них к тому же тщательно изъяли все ценное. Мы зря теряем время.
— Что же ты предлагаешь? — спросил Элвин.
— Поглядим еще на два-три участка этой планеты — такие же они или нет; по правде говоря, я не ожидаю ничего нового. Затем сделаем быстрый обзор прочих планет. Приземляться будем только в том случае, если они покажутся совершенно иными, или если мы заметим что-либо необычное. Это все, на что мы можем рассчитывать, если только не собираемся оставаться здесь до конца жизни.
Это было справедливо: они пытались установить контакт с разумом, а не проводить археологические исследования. Первая задача при благоприятном стечении обстоятельств могла быть решена за несколько дней, вторая же потребовала бы многовекового труда армии людей и роботов.
Двумя часами позднее они, к собственному удовлетворению, покинули планету. Даже когда здесь бурлила жизнь, подумал Элвин, этот мир бесконечных зданий должен был выглядеть подавляюще. Не обнаруживалось никаких признаков парков или других открытых мест, где могла бы существовать растительность. Этот мир был совершенно стерилен, и трудно было вообразить психологию обитавших здесь существ. Элвин решил, что если следующая планета окажется такой же, он, вероятно, не станет продолжать поиски.
Но как раз следующая планета являла поразительный контраст с первой. Она находилась ближе к светилу и даже из космоса казалась горячей. Частью она была покрыта низкими облаками, что указывало на изобилие воды, но, с другой стороны, путешественники не обнаружили и намека на океаны. Не было также признаков разума: они дважды облетели планету, не заметив следов хоть чего-нибудь рукотворного. Весь шар, от полюсов до экватора, был укутан в ядовито-зеленый покров.
— Мне кажется, мы здесь должны быть очень осторожны, — сказал Хилвар. — В этом мире есть жизнь — и мне не нравится цвет этой растительности. Лучше всего оставаться в корабле и вообще не открывать люка.
— Даже не высылать робота?
— Да, и этого не стоит делать. Ты забыл, что такое болезни. Хотя мой народ знает, как с ними справляться, мы находимся вдалеке от дома, а здесь могут обнаружиться непредвиденные опасности. Я подозреваю, что этот мир охвачен бешенством. Возможно, когда-то это был огромный сад или парк, но теперь он опустел, и здесь властвует природа. Пока планетная система была обитаема, он никогда не мог бы стать таким.
Элвин не сомневался в правоте Хилвара. В биологической анархии на планете было нечто недоброе, враждебное тому порядку и правильности, на которых основывались Лис и Диаспар. Здесь миллиард лет бушевала беспрерывная битва; стоило опасаться тех, кто выжил в ней.
Они осторожно опустились над огромной плоской и удивительно гладкой равниной, которая была окаймлена возвышенностью, полностью покрытой деревьями. О высоте последних можно было только гадать — они стояли столь плотно и были так опутаны прочей растительностью, что стволы их были почти совершенно скрыты. Между верхними ветвями летало множество крылатых существ, носившихся так стремительно, что невозможно было решить — птицы это, насекомые, — или что-то иное.
Какой-нибудь древесный гигант на том или ином участке леса ухитрялся перерасти своих конкурентов на несколько десятков метров; те тут же заключали временный союз, чтобы свалить его и уничтожить завоеванное им преимущество. Несмотря на безмолвие этой войны, идущей слишком медленно и незаметно для глаз, впечатление от беспощадной, неутолимой вражды было тягостным.
Равнина же выглядела сравнительно мирно и спокойно. Она была гладкой вплоть до самого горизонта и казалась покрытой тонкой, как проволока, травой. Несмотря на то, что они находились над ней на высоте, не превышавшей пятнадцати метров, никаких следов животной жизни не было видно, что Хилвар счел достаточно удивительным. Он решил, что приближение звездолета, возможно, напугало животных и заставило их забиться под землю.
Они парили над равниной; Элвин старался убедить Хилвара, что вполне можно открывать люк, а Хилвар терпеливо рассказывал ему о бактериях, грибках, вирусах и микробах — понятиях, которые Элвину трудно было представить и еще труднее — отнести на свой счет. Спор длился уже несколько минут, когда путешественники заметили нечто странное. Обзорный экран, еще мгновение назад показывавший окружающий лес, вдруг погас.
— Это ты его выключил? — спросил Хилвар, как обычно, чуть-чуть опередив Элвина.
— Нет, — возразил Элвин, и по его спине пробежал холодок, когда он подумал о единственном доступном объяснении. — Это ты отключил его? — спросил он у робота.
— Нет, — повторил тот его собственный ответ.
Со вздохом облегчения Элвин отбросил мысль о том, что робот начал действовать по собственной воле, и им угрожает мятеж машин.